Журавль в ладонях (СИ) - Гейл Александра - Страница 88

Им бы с Сергеем пообщаться, но явно соскучившийся сын занял весь эфир, решив пересказать события последней недели. Как он выдрал у какой-то собаки клок шерсти из хвоста, а та его тяпнула. След укуса был щедро смазан зеленкой, доказывая, что Сергей подошел к вопросу дезинфекции ответственно. Алексей рассказывал без страха, будто о боевой травме, и Уля поморщилась. Явно чувствовалось, что Лешку успокаивали притчей о шрамах, которые украшают мужчин. Уля была уверена, что с такими природными данными ребенок скоро станет просто красавчиком. Годам к десяти живого места на теле не останется! На этом, впрочем, новости не закончились. За прошедшую неделю сын успел найти не только ныне несчастную и ободранную собаку, но и первую любовь. Правда, поступил он с ней примерно так же: порвал платье и получил выговор от воспитателя. Ульяна не сдержала смешок. Четыре года, а уже рвет одежду на понравившихся девочках. То ли еще будет!

— А ты больше не уйдешь? — прервал Алексей вопросом свой монолог, глядя на маму не по-детски серьезно.

Она хотела ответить, что в жизни больше его не бросит, но как могла она обещать, не успев поговорить с Сергеем? Вдруг он попросил ее прийти, чтобы попрощаться с сыном? Вдруг они уезжают уже завтра?

— Никуда не уйду, — тем не менее сказала Ульяна в полной уверенности, что так и будет. Сама она ни за что не сдастся, будет биться до последнего. И, если понадобится, грязно. Даже если проиграет, однажды Алексей поймет, что она не отказывалась от него, это немало. Уж она, выросшая без отца, знала наверняка. — Дай нам с папой немножко поговорить, хорошо?

— Вы что, опять будете ругаться? — разочарованно спросил сын. Уле вдруг подумалось, что иными он родителей не помнил — не мог. Слишком мал был, когда в доме царил мир и согласие.

Новийский шумно вздохнул, но предоставил Уле право отвечать на вопрос самостоятельно.

— Сегодня не будем. Обещаю.

Прежде чем подняться, Уля обняла Алексея, и только потом неохотно подошла к мужу. Ребенок закономерно начал приставать к владельцу лошади, который закономерно пытался не подпустить мальчишку к флегматичной кляче. Проследив за ними и убедившись, что Алексей не собирается самоубиться в обозримом будущем, Сергей и Ульяна впервые прямо посмотрели друг на друга.

— Мои юристы подготовили документы, — начал Новийский, доставая папку из кожаного портфеля.

Ульяна настороженно потянулась к нему и принюхалась. Ей ведь не померещилось?

— Ты что, пьян?

— Я должен перед тобой отчитываться? — поинтересовался он желчно и резко протянул ей папку.

— Какие документы? — раздраженно переспросила она, решив оставить без ответа вопрос о том, не таскал ли Сергей по городу ребенка, будучи подшофе.

— Подал исковое заявление о расторжении брака. Это уведомление.

— О, — стушевалась Ульяна. Когда она принимала папку, рука дрогнула. — Я должна… должна спросить, Сергей, — начала она нервно. — Ты будешь биться за Алексея?

Он усмехнулся. Мрачно так, нехорошо. Уле это совсем не понравилось.

— Об этом не волнуйся, — горько проговорил Новийский. — Теперь сама будешь отвечать на вопрос, куда делся папа.

Даже оскорбительный тон не смог сдержать быстрый бег сердца.

— В отличие от тебя, у меня есть на это время. Отвечу столько раз, сколько потребуется, — негромко парировала она, зная, что ранит. Но пропустить такой удар было выше ее сил.

На это Сергею возразить было нечего.

— Думаю, для нас всех будет лучше, если оставшееся до выборов время я пробуду в Москве.

— Значит, с твоим избранием все уже решено? — спросила Ульяна. Признаться, она хотела, чтобы у Сергея все сложилось, и он уехал. Возможно, это поставило бы точку в истории, с которой она никак не могла распрощаться. Плюс, было бы очень сложно встречаться с ним на улицах время от времени, объясняться со знакомыми и так далее.

— Да, — кивнул он. — Все решено.

Ульяне показалось, что Сергей так сказал вовсе не о карьере. Он говорил, что это финал, их финал.

— Как и договаривались, ты можешь остаться в квартире. Я уже снял номер в отеле. Перед отъездом попрощаюсь с сыном, — сказал он отрывисто и быстрым шагом направился к выходу из парка.

А Ульяна задрала голову, подставляя лицо лучам пробивающегося сквозь листву солнца. Вряд ли все могло закончиться для нее более удачно. Ей должно было быть радостно, но вместо этого ощущалось… облегчение. Радость придет после.

За Лешку Уля почти не волновалась. Он маленький, привыкнет, забудет плохое. Сама Уля бы ни за что не отказалась от папы, который будет прилетать из столицы, как волшебник в голубом вертолете, забирать его на время, показывать красивые местечки и катать на лошадях. Из Новийского определенно выйдет отличный папа на расстоянии, если, конечно, они не разругаются в пух и прах. Уля и Лешка привыкнут, обязательно привыкнут. И все у них сложится хорошо.

Так твердил Ульяне разум, но на душе было редкостно погано. Потому что не все вопросы были решены. Ей следовало извиниться.

Ванька

Утром Иван Гордеев полагал, что обязательно придет посмотреть на счастливое воссоединение Ульяны с сыном. Незаметно, конечно, чтобы она не увидела. Но после новости Новийского об отце, у него началась аллергия на чужое счастье. Он потерял Саф, бизнес и, видимо, отца. Он раньше не понимал выражения «зол на весь мир», но теперь с ним происходило именно это.

Пусть Ванька с отцом не общался, но ощущал его присутствие тенью за своей спиной. Он не один раз называл фамилию «Гордеев», видел на лицах людей узнавание и, несмотря ни на что, гордился. Не будь этот человек его отцом, Ванька бы им восхищался. Талантливый юрист, прирожденный бизнесмен и редкий проныра, такого помимо воли начнешь уважать. Просто плохой отец. Но и Ванька больше не ребенок, ему не нужно завязывать шнурки. Не проще ли было бы отказаться от роли его сына и попытаться стать кем-то другим? Теперь уж поздно сожалеть.

— Какой сюрприз. Чем обязан? — проговорил его старик, увидев Ивана на парковке около машины.

Ванька молча оценивал отца и ужасался. Пару раз он видел фото своего старика в газетах, но в реальности картина оказалась иной. Гордеев-старший не просто поседел и приобрел пару десятков морщин, он… сдулся. Тот стержень, который заставлял отца держать спину ровно и всегда отвечать ударом на удар, будто испарился. Его было попросту не узнать.

— У тебя рак? — в лоб спросил Иван.

— Час от часу не легче. — Гордеев-старший скривился и досадливо цокнул языком.

— Ты пришел обняться на прощание?

— Почти. Пришел пригласить тебя выпить.

Гордееву-старшему это явно не понравилось. Он несколько секунд молча смотрел на сына, и за это время Иван понял, что заблуждался. Болезнь могла сломить тело, но не волю этого человека. Ванька буквально увидел момент, когда отец решил ответить отказом.

— Я надеялся, что ты изменился, но ты все такой же сентиментальный сопляк.

Раньше это очень обидело бы Ивана, но не теперь. Не после того, как он увидел изнанку жизни людей, не умеющих признавать собственную неправоту.

— Что ж, я горжусь тем, что я сентиментальный сопляк, — пожал он плечами. — И лучше выслушаю кучу оскорблений, чем буду жить, зная, что не попытался помириться с отцом под конец его жизни. Я изменился. Просто я не стал черствым ублюдком вроде Новийского, каким меня хотел видеть ты. К слову, ты и сам не сильно поменялся. Все еще считаешь недостойным со мной выпить, — сказал и, не сдержавшись, сплюнул.

В ответ на это заявление Гордеев-старший поджал губы и двинулся к машине. Ванька расценил это как добрый знак и просто последовал примеру отца.

— Что там с Сафроновой и ее ребенком?

— Если Новийский не соврал, то вернет ей мальчишку уже сегодня, — лаконично ответил Иван. Он старался сказать это максимально нейтрально, но, видно, не удалось.

— Звучит так, будто вы не общаетесь, — заметил отец, заводя машину.