Девчонка из Слезных трущоб - Матлак Ирина - Страница 34

— Вы знаете, — уже не спрашивала, а констатировала я.

Понимая, чего от меня ждут, опустила перед Бимом один золотой. Тот, увидев вожделенное золото, мгновенно прекратил изображать перепуганную нимфу и, склонившись ближе, произнес:

— Вход в катакомбы у леса близ каменоломни Троуэн. За вход нужно заплатить пять сребреников, пароль: «Что твое, то мое, а что мое, никому не отдам». Увидеть жрицу проще сейчас, во время празднеств. У дроу там гуляния. Но я вам этого не говорил.

После очередной демонстрации силы денег, я кратко поблагодарила Большого Бима и покинула мастерскую. Время стояло позднее, меня ждало возращение домой и прогулка по ночному городу, а идея пойти к жрице прямо сейчас была крайне плохой. Если уж совсем откровенно, отвратительной она была. Паршивой просто!

Но ведь Бим сказал, что шанс увидеться с ней выше именно теперь, во время алых рассветов. А в последующие дни будут тренировки, подготовка к рейдам, и не факт, что удастся снова выбраться в город. На Гвиану надеяться нечего, она переводить мне ничего не будет. А пока я отыщу того, кто будет, пройдет уйма времени, за которое может случиться, что угодно. К Флинту доверия нет, да он еще и повязан магической клятвой. Отец… а вот поговорить с отцом можно.

В итоге я решила сперва попытаться вновь расспросить о маме его, и уж если ничего не выйдет, обратиться к жрице. Кто знает, быть может, блеск золота приведет папочку в благостное расположение духа и развяжет ему язык?

Родителя я застала все там же и все таким же: понуро сидящим на кровати в своей комнате. Разговор начала непосредственно с золота, демонстративно разложив перед ним монетки.

Возвращаясь домой, я страшно боялась и переживала, что Большой Бим пошлет за мной наемника. Такое случалось нередко: если попадался подходящий клиент, которому за товар вручалась приличная сумма, мастер стремился ее вернуть. Несчастного пришибали где-нибудь в подворотне, а деньги забирали обратно. Так что я очень рисковала. Но, к счастью, обошлось. Видно, удалось произвести на Бима должное впечатление, да и сумма по его меркам была не такой уж большой.

Отец разглядывал золото не меньше минуты и, кажется, не верил собственным глазам. Он даже протер их для надежности, прежде чем выдохнул:

— Это что?

— Деньги, — спокойно ответила я. — И твое спасение.

На несколько секунд папа снова застыл, а затем неожиданно сполз на пол и, стоя на коленях, обнял меня за ноги.

— Пап… папочка, ты что?! — попыталась вырваться я, но он сжал еще крепче.

Я готовилась к любой реакции, вплоть до крика и бурного выяснения, каким путем мне удалось добыть столько золота. Но такого не ожидала никак! Мне было неловко и за себя, и за него, и еще как-то… трепетно, что ли.

— Папочка, — повторила я, все же исхитрившись вывернуться и присесть рядом с ним.

Даже говорить больше ничего не хотелось, поэтому я просто его обняла. И вдруг почувствовала себя такой спокойной, такой счастливой! Как будто сама поднебесная Ариера отмотала время назад, превратив меня в маленькую девочку, считающую, что большой и сильный папа защитит ее от всех невзгод. И пусть сейчас он не казался большим и сильным, это не меняло ровным счетом ничего.

Я не могла бы сказать, сколько мы так просидели. Папа отстранился первым и, неуверенно, с примесью смущения на меня взглянув, выдохнул:

— Спасибо.

— Пап, не пей больше, а? — с мольбой попросила я. — Бросай ты это дело. Еще ведь не поздно все исправить. Приведи себя в порядок, попросись на прежнюю работу. Женись!

Я не имела ничего против мачехи, если бы она оказалась хорошей женщиной. Даже рада была бы! Только кому нужен непросыхающий, пропивающий последние копейки портовый грузчик?

Папа поднялся с пола, снова сел на кровать и, криво усмехнувшись, озвучил мои мысли:

— Жениться? Да кому я такой нужен? Еще и по этой… до сих пор страдаю!

Под ругательством явно подразумевалась мама, что являлось для меня прекрасной возможностью подробнее о ней расспросить. Присаживаясь рядом, я испытывала волнение и была практически уверена, что, как только о ней заикнусь, отец взорвется.

Разузнать о ней не было простым желанием или прихотью. Теперь это являлось чрезвычайно важной необходимостью, отражающейся на моем настоящем и будущем. Поэтому говорила я с нажимом, тщательно и успешно скрывая глубинный страх:

— Ты должен мне о ней рассказать. Обязан! И я не отстану, пока не услышу, как вы познакомились, какой она была и почему ушла!

Судя по виду, папочка хотел включить режим северного орка. Очень-очень хотел. Но совесть, нашептывающая, что сегодня дочь спасла его от тюрьмы, это желание подавила.

— Да я даже имени ее не знаю, — пробормотал он, глядя мимо меня. — Молодой тогда совсем был, голова горячая да дурная. С приятелями в кабаке получку отмечали, а тут она появилась. Я как увидел ее, так дара речи и лишился. Как сейчас помню: волосы светлые до пояса, глаза синие-синие и платье такое длинное, облегающее, блестящее. Шубка короткая. Явно не из нашего сословия девица, так я тогда подумал. Она расстроена чем-то была вроде как, сидя за столиком, все ждала кого-то. Потом ром стала заказывать, ну а там и я к ней подсел. Слово за слово, стакан за стаканом, ну и… в общем, на втором этаже мы оказались.

Папа в сердцах стукнул кулаком по кровати:

— Ведь понимал тогда, что с ундиной связываюсь! И сил противиться все равно не хватило. А утром она ушла, даже не дождавшись, пока проснусь. Спустя год потом объявилась, пришла прямо к нам в каменоломню, тебя принесла. Я как снова ее увидел, обо всем на свете забыл. А эта зараза опять сбежала, даже оглянуться не успел! Живет, наверное, припеваючи и обо мне даже не помнит, а тут вся жизнь ши под хвост!

Я сидела и не шевелилась, боясь спугнуть его разговорчивость. В мыслях живо рисовались описываемые папой события, и представлялись они до того ярко, словно происходили при мне.

Правда, как оказалось, больше вспугивать было нечего. Папин рассказ закончился так же неожиданно, как начался.

— Ну, а она говорила что-нибудь, когда меня принесла? — спросила я, стараясь не позволить эмоциям взять верх. — Неужели ничего?

— Сказала только, что не может тебя оставить, — устало произнес папа. — И денег дала со словами, что на первое время должно хватить.

Он замолчал, погрузившись в невеселые воспоминания, а я как никогда прежде чувствовала себя брошенным морским котенком. Этаким подкидышем, в приданое которому дали несколько золотых. Ши возьми, а ведь обидно!

С папой я пробыла не менее получаса, надеясь, что он вспомнит что-нибудь еще, но чуда так и не случилось. В сущности, полученная информация мне ничего не давала, кроме одного: мама была если не леди, то, во всяком случае, особой состоятельной.

Уходя, деньги я забрала с собой. Папе верила, а вот его пристрастию к элю — нет. Решила, что утром выплачивать долг пойду вместе с ним, а золотые пока оставлю при себе. Так надежнее.

Взяв с папы обещание, что этой ночью он будет спокойно спать дома, я отправилась в город. Брела медленно, раздумывая над тем, что мне делать дальше. Вся праздничная суета проходила мимо меня и воспринималась как смазанные призрачные картинки. Какие-то дети хотели вовлечь меня в снежную баталию, торговец предлагал купить ожерелье из ракушек, кто-то кричал уйти с дороги и не мешаться, но я воспринимала это отстраненно, полностью погруженная в себя.

Бредя по городу, незаметно вышла к рынку, где некоторые лавки работали даже в такое позднее и праздничное время. Особо не задумываясь, купила синеводки у нанимателя Далии, разменяв оставшийся с продажи платья золотой. Подумала, что надо бы в ближайшее время навестить подругу, и направилась в сторону старого причала. Кажется, еще немного, и окончательно там пропишусь.

Пока кормила морских котиков, все продолжала размышлять над своими дальнейшими действиями. Выбор был невелик: бесцельно побродить по городу и вернуться домой или же рискнуть и пойти к жрице дроу.