Подмена (СИ) - Чередий Галина - Страница 67

— А когда я увижу… архонта? — Вот и зачем это спрашиваю?

Конечно же затем, чтобы иметь больше определенности в отношении собственного будущего. Хотя вряд ли я бы хотела знать точную дату своей смерти.

— Когда он этого пожелает, — высокомерно ответил Лугус. — Возможно, никогда.

Очевидно, быть заносчивым козлом — это заразно и передается воздушно-капельным путем. Или все мужики в этом мире сразу рождаются с геном редкого засранца.

— А разве он… не придет сюда с остальными? — А вот сейчас я над собой измываюсь. Разве нет?

— Захочет — придет. Передо мной он не отчитывается. Впрочем, как и перед кем-либо еще!

И он закрыл за собой дверь, на которой изнутри не было ни замка, ни щеколды, ни даже хлипенького крючка! Ну да, вспомни, Аня, секс и обнаженка здесь дело не интимное в принципе, а уж в этом аналоге дома терпимости тем более.

Оказавшись в одиночестве, я наконец была избавлена от необходимости изображать невозмутимость и держать спину прямо. Мышцы, особенно на ногах, дико болели, желудок сводило от голода, во рту пересохло. На плечи, казалось, давила неподъемная тяжесть самой реальности, а в грудь будто загнали огромное сверло и непрерывно-монотонно проворачивали, посылая в каждую клетку импульсы тоски и безысходности. Больше всего хотелось опуститься прямо на чертов мягкий ковер, потому что на эти роскошные ложа смотреть было тошно, и прореветься, давая выход тому отчаянью, что пропитало душу насквозь, подобно отраве. Но никакие слезы не принесут мне облегчения, рыдай я хоть сутки напролет, и, когда они высохнут, ничего в моей судьбе не изменится. Поэтому черта с два я позволю себе развалиться и выть тут, оплакивая несправедливую долю. Подойдя к одному из золотых столиков, я рассмотрела лежащие горой угощения, весьма напоминающие конфеты ручной работы. Вряд ли меня стали бы травить, ведь столько сил было потрачено, чтобы притащить сюда. Взяла с блюда это круглое и приятно пахнущее нечто и откусила кусочек. Вкус был замечательный, отдаленно напоминающий шоколад, ваниль и кокос, только намного более утонченный и многогранный. Обволакивал язык сладостью и легкой горчинкой, которых было идеально в самый раз. Ни убавить, ни прибавить. Ну что же, раз другой еды, кроме сладостей, мне пока не предложено, сойдет и это. Сунув кинжал под мышку, прихватила блюдо, добавив к нему высокий, покрытый чеканными рисунками кувшин с какой-то жидкостью и золотой кубок, я направилась принимать местную ванну. Хотя, конечно, скорее это напоминало неглубокий бассейн, облицованный серо-розовым камнем с красивыми серебристыми прожилками. Устроив свою ношу на бортике и положив в прямой доступности свое единственное оружие, опустилась на колени и пощупала воду. Сначала она мне показалась прохладной, но едва я об этом подумала, как температура изменилась, становясь именно такой, какую я обычно любила. Раздеваясь, встала босыми ногами на камень пола и ощутила приятное тепло.

— Ну, прямо все по высшему разряду в вашем гребаном вертепе, — пробормотала под нос. — И я, между прочим, собираюсь этим без зазрения совести пользоваться! Помирать так с музыкой и всеми остальными удобствами!

Соскользнув в воду, которая на этот раз именно нормальной водой и ощущалась, не стала сдерживать долгий удовлетворенный стон. В конце концов, я впервые за последние дни оказалась наедине с собой, и уже это само по себе воспринималось несказанным удовольствием. Так что я себе просто позволю понаслаждаться, отдохну нормально, а потом начну загружать невеселыми думами об истинном положении вещей. Если бы еще и мозгу можно было повелительно приказать «Не думать!», то вообще было бы здорово. Закинув в рот еще одну круглую вкусняшку целиком, налила в кубок розовой жидкости из графина. Пахло чем-то цветочно-фруктовым, без алкогольного духа, и я отхлебнула немного и покатала на языке. Очень вкусно. Чуточка сладости, глубокий аромат роз и легкая цитрусовая кислинка. Пить можно! Откинувшись на бортик, следующие полчаса занималась тем, что медленно поглощала угощения и запивала этим неким подобием компота, кайфуя от ощущения, как постепенно уходит боль и усталость из мышц. Но вот, похоже, с отсутствием алкоголя в напитке я погорячилась. Легкий звон и опустошение в голове, странная невесомость в конечностях и теплота в желудке непрозрачно намекнули на наличие в нем градуса и даже немалого. Ну и наплевать! Сегодня же у них тут праздник по поводу возвращения сволочной сиятельной особы в родные пенаты! Вот и я отпраздную начало новой растреклятой жизни! Плеснув в свой кубок еще до полного, звонко чокнулась с наполовину опустевшим кувшином.

— Твое здоровье, Аня! — пожелала сама себе. — Похоже, оно и еще терпение тебе реально пригодятся в ближайшее время!

— Можно, я вымою и расчешу твои волосы? — раздался звонкий высокий голос со спины, едва сделала первый глоток, и я шарахнулась, разворачиваясь и поднимая волну, и уронила кубок, который с громким бульканьем пошел ко дну.

И только секунду спустя, глядя в блестящие темно-шоколадные глаза напротив, я вспомнила о кинжале и схватила его. А потом почти поддалась желанию тут же его опустить. Существо, стоявшее передо мной, было едва ли больше полуметра ростом. Еще один странный местный ребенок — подумалось сначала, до того, пока не рассмотрела вполне себе сформированные щедрые женские изгибы, хоть и выполненные в миниатюре. Кожа моей посетительницы была на пару тонов темнее, чем у Лугуса, и черты лица гораздо мягче, но однако же сомнений, что они одной породы или расы, не возникало. Только вместо шипов из волос, как у рослой мужской версии, у этой крошечной дамы на голове был задорный ирокез, по бокам и особенно по гребню щедро усыпанный разноцветными мелкими драгоценными камнями, непонятно как там державшимся.

— Ну как, можно мне потрогать твои волосы? — немного по-птичьи склонила головку набок пришелица, и от этого по ее прическе будто промчалась искристая волна.

— Ты кто? — опускать нож я передумала. Черта с два я куплюсь на маленький размер и невинный вид! Мне как-то и гилли-ду хватило.

— Эбха! — моргнув, она склонила голову на другое плечо, опять продемонстрировав мне сверкающее шоу на своей голове.

— И кто ты, Эбха, и какого черта делаешь в… — «моей ванной» язык не повернулся сказать, ничего моего тут нет, — здесь и сейчас.

— Я слышала, в мире Младших мой народ зовут брауни или ниссе. Но на самом деле мы мамуры, — она прищурила, а потом снова как-то восторженно-ожидающе распахнула глаза так, словно эти названия мне должны были все объяснить, и нетерпеливо потерла ладони, как будто они зудели. — И я пришла взглянуть, о ком все шепчутся, а потом увидела, что твои волосы в таком беспорядке, и теперь очень сильно хочу о них позаботиться.

Если честно, на голове у меня на самом деле, мягко выражаясь, воронье гнездо. Мало того что расческа не входила в набор милостей от деспота, так еще после ночных кувырканий и купания в странном водоеме тару-ушти это вообще был сплошной колтун. Но это абсолютно не значит, что я повернусь спиной неизвестно к кому, предоставляя прекрасную возможность мне навредить. И совершенно наплевать на яркую ауру дружелюбности, которой буквально лучилось это существо.

— И по какой такой причине я должна тебе это позволять? — чтобы сохранить настороженное выражение лица я прямо-таки делала над собой усилие.

— Мне нравится заботиться о других, — беззащитно захлопала глазищами Эбха.

— Недостаточная причина, — произнося это, я чувствовала себя жестокосердной тварью, пинающей щенка. Да что же это такое, в конце концов? Это вино мне так мозги своротило, или я реально устала от окружающей плотной атмосферы враждебности и безразличия, и первое же создание, проявившее хоть намек на участие и внимание ко мне, умудрилось пробить брешь в моей едва зародившейся броне. Тогда я, наверное, и правда безнадежна, и мои шансы на выживание равны нулю.

— Я для тебя неопасна, — с надеждой прижала крошечные ручки к груди брауни.

— Ха! Доказательства есть? — Нет, я ведь правильно себя веду, но почему чувствую себя смешной и неуместной, не доверяя шоколадной малышке?