В паутине снов - Любимка Настя - Страница 22

Одно дело знать в теории ритуал полного подчинения, и совершенно другое — испытывать его на практике, на себе.

Дилай Ассиор, учитель по темному искусству, уделил целый семестр запрещенным ритуалам. И самым отвратительным являлся именно этот. Он не настолько кровавый, как многие другие, но его действие во сто крат хуже.

Я помню, как он описывал мучения выбранной жертвы. Тысячи острых игл впиваются в тело, жар нарастает с каждой секундой, и нет никакой возможности пошевелиться. Только кричать — от боли и безысходности. Проходить раз за разом все убыстряющую темп агонию. Пока из сердца не потянутся нити, напитанные кровью жертвы. Они соединят каждую свечу и кровь будущего хозяина, постепенно перерастая в тринадцатую свечу.

Человек, который подвергся этому ритуалу, навсегда лишается своей воли. Это послушный раб своего господина, марионетка, которая уже никогда не вырвется из паутины подчинения.

Раньше «полное подчинение» использовали на очень сильных магах, ведь дар после ритуала сохраняется. И таких марионеток желали получить многие. У императора Арриаза, деда Теодора, было восемь таких марионеток, пока Высший Правитель собственноручно их не уничтожил и не ввел запрет на этот ритуал. Тогда прокатилась целая волна по всем странам, уничтожая послушных кукол, потому что вернуть их в прежнее состояние не мог никто.

Но это еще не все. В течение обряда кровь жертвы питает свечи, и нити не только соединяют их между собой, но и постоянно выкачивают кровь из тела. Многие после такого не выжили, умерев прямо во время ритуала.

— Изабелл, — холодея, позвала я, — остановись.

Маг запнулся на полуслове, меня же бросило в холодный пот.

Тревор продолжил свои песнопения.

— Лика, мне нужна власть над всем миром, а мой ключ — это ты. И отказываться я не собираюсь.

Маг перешел на шепот, за окном что-то громыхнуло, и в комнату ворвался свежий ветер. Мне не было видно, но я уверена, что открылось окно за моей головой.

— Думаешь, Правитель не догадается, что перед ним кукла? — подавляя крик, спросила я.

Но тут же не выдержала и заорала. У меня было чувство, будто в сердце вставили нож и медленно его проворачивали.

— Когда он докопается до истины, будет слишком поздно, — чуть ли не плюясь, ответила принцесса.

— Я бы на это не рассчитывал, — холодно произнес чей-то голос со стороны окна.

— Ваше высочество? — проблеял Тревор.

— Маршен? — пискнула принцесса.

Кто-кто? Я попыталась повернуть голову, но безуспешно. Самое отвратительное было то, что хоть заклинание и прервалось, я по-прежнему чувствовала нож в сердце, как будто поворачивающий рукоятку сделал паузу.

Мне не было видно, что происходит, только на потолке вдруг появилась огромная тень, которая позже превратилась в две фигуры. Очень смутно в них угадывались очертания принца и принцессы.

Когда на мой живот легла ледяная рука, я поняла, что сделал принц.

Как-никак Маршен — Стихийник, он тоже учился в нашей школе. Вполне закономерно, что ему прекрасно знакомо условие разрыва ритуала. Ладонь своей сестры, все еще не заживленную от пореза, он и приложил к моему телу. Если бы Тревор не был столь ошарашен его появлением, сомневаюсь, что у принца бы это вышло.

С прикосновением Изабелл невидимый нож в сердце исчез. Тысячи судорог вновь пронзили тело, я выгибалась на столе, не сдерживая ни стонов, ни криков. Я плохо переношу боль, особенно такой силы. Но, даже понимая, что, отключившись, мне будет легче, я удерживала сознание. Да, Маршен разорвал связь, но что будет, если Тревор попробует дать отпор принцу, и его высочество проиграет? Что помешает Изабелл начать все сначала?

Правильно, ничего.

Свернувшись клубочком на столе, уговаривала сердце биться ровнее, а глаза открыться. Но ничего не получалось. Я не была готова к таким мучениям: меня скручивало, выворачивало, сжимало, как пружину, и медленно вытягивало обратно. Я могла только скулить и глотать кровь из разбитых губ.

В какой-то момент я поняла, что с таким трудом удерживающееся сознание просто уплывает от меня. Я не могла сконцентрироваться ни на чем. Если до этого в моем мозгу билась мысль — удержаться, то сейчас волнами накатывала тошнота.

Нас было двое во всем этом мире, только она и я. Боль и я. Она, как искры от костра, разлеталась в разные стороны, все больше разгораясь, гасла и опять разгоралась с новой силой. Я была на грани, я готова была сдаться, раствориться в спасительном обмороке, лишь бы не чувствовать.

У Маршена были другие планы на мой счет. Прийти в себя мне помогла холодная вода, любезно предоставленная принцем. Я и забыла, что он тоже пользуется стихией воды… Она окатила меня с ног до головы, отрезвила моментально. Липкий пучок боли съежился и исчез, остался лишь легкий озноб.

С неимоверным усилием открыла глаза, по комнате поплыли круги. Слишком мутно я еще вижу, ничего разобрать не могу. Яркая вспышка заставила меня зажмуриться. Но больше всего напугало другое: я ничего не слышала! И, конечно, дело не в тишине, этого просто не могло быть! В домике ведьмы шло сражение! Двух против одного.

Проморгавшись как следует, я различила Мартена, который закрывал меня собой и держал магический щит, отбиваясь от проклятий Тревора и заклинаний сестрички. Видела, как шевелились их губы, видела потоки силы. Видела… но ничего не слышала!

Я не дала панике завладеть собой, Маршену нужна помощь. Да, я не могу магичить и оглохла, но я боец, я все еще ученица своего отца. Я не могу оставаться в стороне. Я уговаривала себя встать и двигаться, я должна помочь принцу, иначе мы проиграем. Тело плохо слушалось, но я все равно сползла со стола.

Дрожащими пальцами вытянула из волос заколку, которая послушно стала клинком в моих руках. Закусив губу, метнулась к Маршену и отразила проклятие Тревора.

Сколько удивления во взгляде придворного козла! Так-то, и у нас есть тузы в рукаве.

Шаг, выпад, отклониться, присесть. Удар. Есть! Это не тренировочный бой, не нужно щадить противника, а угрызения совести мне не помогут. Я даже не поморщилась, когда кисть мага отлетела на пол. Нет, я лишь закусила губу, концентрируясь на новом выпаде. Нельзя останавливаться! Мужчина опытнее меня, я могу проиграть!

Я не слышала, но поняла, что принцесса отвлеклась на любовника, и Маршен воспользовался этим. От мощного заклинания принцесса полетела в стену. Ее безвольная тушка стекла на пол, как раз возле отрубленной конечности.

Тревор не зря был придворным магом, отсутствие кисти его нисколько не остановило, наоборот, разъярило еще больше. В меня полетел сгусток чего-то черного, при всем моем желании я не успевала его отразить. Все мои силы были вложены в тот удар, руки не слушались, клинок выпал из моих пальцев. Я зажмурилась, вот и все.

Гадости, насланной Тревором, не суждено было соприкоснуться со мной. Я ждала, но ничего не чувствовала. Открыла один глаз, второй…

Время остановилось. Черный туман находился от меня на расстоянии руки, а придворный маг застыл с победной ухмылкой.

Кто-то сильно дернул меня за плечо и оттащил к окну. Я подняла глаза, на меня совершенно точно орал Дрем! Но я ничего не слышала!

— Я не слышу. Я ничего не слышу, — прохрипела я.

Он дернулся, но потом кивнул. Краем глаза заметила, что Маршен так же свободен в движении, как и я. Он быстро скрутил Тревора, и Дрем вернул ход времени.

Я опустилась на пол и позорно разревелась. Пока наматывала сопли на кулак, магистр связал бесчувственную Изабелл и усадил рядом с магом, который лишь злобно зыркал исподлобья. Даже если бы он и хотел что-то сказать — не смог бы, с кляпом во рту сделать это не так-то просто.

Я подползла к клинку, бережно подняла его, уменьшила и трясущимися руками вколола в волосы. Кто-то обнял меня, и я с новой силой разразилась рыданиями уже на чьем-то плече. Меня нежно поглаживали по спине, одновременно подлечивая. Бок перестал саднить, губа не ныла, постепенно возвращался слух.