Влюбись в меня - Арментроут Дженнифер - Страница 9

– Я столько кофе выпила, что чуть не вплавь сюда добиралась.

Поморщившись, я открыла дверцу холодильника и пораженно попятилась, крепче сжимая ручку канистры в руке.

– Что за… черт?! – пробормотала я.

– Что такое, милая?

Сбитая с толку, я смотрела на верхнюю полку, где рядом с газировкой лежал пульт от телевизора. Я никогда в жизни даже случайно не клала в холодильник ни пульт, ни другие посторонние предметы. Среди моих знакомых никто в подобном замечен не был, но пульт все же лежал передо мной, похожий на тарантула, готового к атаке.

Я взглянула на окошко над раковиной, вспомнив то движение, которое заметила раньше. Мне стало не по себе. Скорее всего, это были пустяки, а я просто устала гораздо сильнее, чем мне самой казалось, и все же это было странно, очень странно.

Покачав головой, я вытащила пульт из холодильника, который теперь казался мне не менее зловещим, чем холодильник в «Охотниках за привидениями – 2», а чай поставила охлаждаться.

Мама повернулась на диване и похлопала по подушке рядом.

– Посиди со мной, Роксана. Мы давненько не разговаривали.

– Мы вчера говорили по телефону, – напомнила я, после чего закрыла дверцу холодильника и отнесла пульт на законное место на журнальном столике, где хранятся все приличные пульты.

Мама закатила карие, такие же, как у меня, глаза.

– Милая, это было сто лет назад. Топай сюда.

Я села рядом с ней, и она сразу протянула тонкую руку и легонько коснулась растрепанного хвоста, который болтался у меня на макушке.

– Куда делись красные перышки?

Пожав плечами, я сняла резинку. Волосы у меня были длинные и доходили до самой несуществующей груди. Сейчас они были темно-каштановыми, с фиолетовыми прядями. Я часто их перекрашивала и даже удивлялась, как они вообще еще не выпали.

– Мне они надоели. Как тебе фиолетовые?

– Прекрасно, – сказала мама, прищурившись. – Они тебе очень идут. Один в один как пятна краски у тебя на футболке.

Я опустила глаза и заметила, что лицо Эдварда на моей старой футболке с «Сумерками» и впрямь было заляпано фиолетовыми брызгами.

– Ха.

– Слушай… – мама произнесла это слово ровно тем тоном, от которого я сразу насторожилась, – ты ведь знаешь, что предложение по-прежнему в силе?

Она серьезно посмотрела на меня, и я замерла. Предложение. Уф. Это предложение было корявым костылем, на который мне порой – ладно, почти всегда – так хотелось опереться. Оно заключалось в том, чтобы в двадцать два года вернуться в родительский дом, бросить курсы компьютерной графики, работу барменом и дизайн сайтов и посвятить все свое время моей истинной страсти.

Живописи.

Мне очень повезло, что мои родители были готовы поддерживать бедную художницу, но пойти на это я не могла. Мне нужна была независимость. Именно поэтому я и переехала. Именно поэтому мне и приходилось учиться в местном колледже, продвигаясь в час по чайной ложке.

– Спасибо, – сказала я и взяла ее за руку. – Правда спасибо, но я…

Мама вздохнула, отняла руку и взяла мое лицо в ладони. Наклонившись, она поцеловала меня в лоб.

– Я все понимаю, но хочу убедиться, что ты не забыла. – Она отстранилась, наклонила голову набок и провела большим пальцем чуть пониже моих очков. – Ты выглядишь такой уставшей, такой измотанной.

– Спасибо, мам. Рада слышать.

Она строго на меня посмотрела.

– Во сколько ты вышла из бара?

– В три часа ночи, – со вздохом ответила я и откинулась на подушку, надеясь, что она поглотит меня целиком. – Я рано встала.

– Не могла заснуть? – участливо спросила мама.

Да уж, она меня прекрасно знала. Я кивнула.

Мама положила ногу на ногу.

– Ты вчера виделась с Чарли?

Я снова кивнула.

– Само собой, – тихо сказала она. – Как там мой мальчик?

Когда я услышала это, мне стало еще тяжелее вспоминать о том, в каком состоянии я застала Чарли. Мама и папа… боже, да они больше участвовали в жизни Чарли, чем его собственные родители. Тяжело вздохнув, я рассказала маме о встрече и даже упомянула, что он опять не заметил моего прихода. В ее темных глазах промелькнуло беспокойство, ведь она тоже помнила, чем все закончилось в прошлый раз.

Когда я договорила, мама сняла очки и немного повертела их в руках.

– Я слышала о Рисе, – наконец сказала она.

Что значит она слышала о Рисе? О нашей интрижке, которая на самом деле никакой интрижкой не была? Мы с мамой многим делились, но в эту тайну я ее не посвящала.

– По-моему, очень мило с его стороны, что он нашел тебя вчера, чтобы рассказать о Генри, – продолжила она, и я вздохнула с облегчением.

Слава богу, она говорила не о наших любовных похождениях.

– Откуда ты об этом узнала?

– Мне его мама вчера сказала, – улыбнувшись, объяснила она, а потом хитро посмотрела на меня. – Кажется, он с ног сбился, чтобы тебя найти. Слышишь, Рокси? Любопытно, не находишь?

– Ма-а-ам, – простонала я и закатила глаза.

Само собой, она знала, что я втюрилась в него, как только он переехал в соседний дом. Я почти не сомневалась, что в прошлый День благодарения они с мамой Риса сговорились, надеясь нас свести, потому что обе делали недвусмысленные намеки и сокрушались, как печально, что мы до сих пор одиноки. В конце концов брат Риса даже подавился картофельным пюре, не в силах сдержать смех.

Тот праздник был весьма неловким, а значит, в этом году следовало готовиться к худшему, ведь наша недоинтрижка случилась вскоре после Дня благодарения.

– Рокси, он хороший парень, – продолжила мама, словно рекламируя Риса. – Он сражался за свою страну и вернулся домой, а теперь выбрал работу, где подвергает опасности свою жизнь. А в прошлом году, с тем парнем, ему пришлось принять тяжелое…

– Ма-а-ам, – снова взмолилась я.

Я все же сумела перевести разговор с Риса на скорое появление первого внука. Когда мне настало время собираться на вечернюю смену в бар, мама тепло обняла меня на прощание. Отстранившись, она посмотрела мне прямо в глаза.

– Мы не поговорили о Генри и не обсудили, чего он хочет, но знай: мы с отцом поддержим тебя в любом решении.

К глазам подступили слезы, и мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы не разреветься. Боже, как я любила своих родителей! Они были чересчур хороши для меня.

– Я не хочу с ним говорить, – сказала я, – даже видеть его не хочу.

Печально улыбнувшись, мама кивнула, и я поняла, о чем она думает. Родители хотели, чтобы я наконец избавилась от тяжкой ноши, которая лежала у меня на плечах.

– Если ты этого хочешь – мы с тобой, – заверила меня мама.

– Я так хочу, – подтвердила я.

Она потрепала меня по щеке и вылетела из квартиры так же стремительно, как и появилась. Закрыв за ней дверь, я поняла, что вздремнуть уже не успею.

Но это и к лучшему, ведь я рисковала снова увидеть Риса во сне, а этого мне совсем не хотелось. Не теряя времени, я составила список приоритетов.

Первое: сходить в душ. Начинать всегда стоит с малого.

Второе: я должна перестать грезить о нем. Сказать было легко, а вот сделать… И все же этот пункт значился в самом начале списка приоритетов.

Третье: я также должна перестать рисовать его глупое, хотя и сексуальное, лицо.

И, наконец, четвертое: я должна открыться Рису при следующей встрече и рассказать всю правду о той ночи. Я могла избавиться хотя бы от этой ноши. Мне нужно было это сделать, потому что у меня из головы никак не выходил его короткий вопрос.

«Я сделал тебе больно?»

Поджав губы, я постаралась не обращать внимания на чувство вины, которое терзало меня. Рису и так было достаточно проблем. Не хватало еще, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, чего не было. Я вошла в свою спальню и скинула одежду на пол, раздумывая, как мне во всем ему признаться.

Что-то мне подсказывало, что он будет недоволен.

Но знай я, что он думал так все это время, все давно бы ему рассказала. Правда. Моя обида и рядом не стояла с той горечью, которую он чувствовал, полагая, что наломал дров.