Потерянная любовь (ЛП) - Эллиотт Келли - Страница 17

Корин взяла мои руки и посмотрела пронзительно в глаза.

— Пакстон, тебе нужно поговорить с ним. Тебе нужно было поговорить с ним тогда, десять лет назад. Вы не сможете двигаться дальше, если не разберетесь. Ты говоришь, что у тебя нет чувств к нему, но я твоя лучшая подруга, и знаю, что это ложь. Я вижу, как ты смотришь на него. Поговори с ним, дорогая. Ты больше не можешь держать это внутри.

— Я знаю, — прошептала я. Слеза соскользнула из глаза и медленно стекла по лицу.

Сжимая мои руки, Корин ободряюще улыбнулась.

— Расскажи, как он тебя обидел, Пакстон. Будь откровенна, и закрой эту главу своей жизни. Тогда ты решишь, является ли Стид Паркер частью следующей главы или нет.

Мой подбородок дрожал, и все, что я могла сделать, это кивнуть.

Корин поцеловала меня в лоб и повернулась, чтобы уйти. Быстрый взгляд на часы показал, что у меня есть пятнадцать минут до прихода Стида.

— Может, тебе стоит что-нибудь сделать, — намекнула Корин, остановившись у двери.

Дернув головой, я спросила:

— Зачем?

— Ты трясешься, как лист на ветру, — подмигнула она.

После того как Корин ушла, я несколько минут простояла, глядя на дверь. Вдохнув глубоко, я мысленно вернулась ко дню, который изменил все.

Все отмечали окончание школы. Все, кроме меня. Спазмы в животе постоянно напоминали о том, что сегодня рано утром я потеряла ребенка. Я так устала. Когда почувствовала боль, поехала в одиночестве в больницу и там, доктор рассказал что произошло.

Подошел Стид, сел рядом со мной и взял за руку. Вырвав ее, я прошипела:

— Не трогай меня.

Его глаза были грустными, но мне уже было все равно.

— Пакс, прости, что меня там не было.

— Это ты виноват.

Наверное, ужас, отраженный на его лице, должен вызвать сожаление об этих словах, но нет. Что думала — то и сказала.

— Пожалуйста, давай выйдем, поговорим.

— Поговорим о чем, Стид? Твои слова не сделают все лучше.

Он снова взял мою руку, и на этот раз я не боролась.

— Может, мне уехать на несколько недель?

Я резко повернулась к нему.

— Что? Почему?

Он опустил глаза в пол.

— Ты расстроена, и нам обоим нужно время, чтобы успокоиться.

Вскочив, я бросила на него взгляд.

— Ты бежишь. Вот что ты делаешь. Ты кусок дерьма! Ты бросаешь меня! Снова! Как ты можешь так поступать?!

Стид тоже встал.

— Погоди, Пакстон, я не это имел в виду.

Я толкнула его изо всех сил.

— Ненавижу тебя! Я так сильно тебя сейчас ненавижу. Оставь! Беги и спрячься! Я больше не хочу тебя видеть. И клянусь Богом, в следующий раз, если ты надумаешь поговорить со мной, я отрежу тебе член и засуну его, тебе в горло!

— Пакстон, подожди.

Он потянулся ко мне, и я закричала. Я никогда в жизни не видела Стида таким напуганным. Видя, с какой болью в глазах он тянул ко мне руки, чуть не вынудило меня сказать, что мне жаль. Но я этого не делала.

— Я никогда не причиню тебе вреда, Пакстон. Никогда.

— Уже. Ты уже причинил мне огромную боль. Пожалуйста... оставь меня в покое, Стид. Просто оставь.

Глаза открылись, и я глубоко вдохнула. Картинка того дня засела в моей голове. Повернувшись, я пошла на кухню, взяла бутылку рома и колы, и сделала себе коктейль.

Напиток попал в пустой желудок, и я застонала.

Я оттолкнула его.

Я — сказала ему уйти и никогда не возвращаться. Тогда я не думала, что он примет это близко к сердцу.

Когда я подъехал к дому Пакстон, я не мог не улыбнуться. Это место Пакстон однозначно очень любит. Она всегда мечтала владеть одним из старых домов в центре города. Бьюсь об заклад, она купила старый скучный фермерский дом и переделала все, вернув его к жизни.

Вынув ключи, я дернул себя за волосы и глубоко вздохнул. Я ждал десять лет, чтобы поговорить, и не мог заставить свои чертовы руки перестать дрожать.

Ступая на крыльцо, я огляделся и усмехнулся, увидев два черных кресла-качалки. Напоминание о том времени, когда мы сидели на таких же креслах-качалках на крыльце родительского дома, и говорили о нашем совместном будущем.

Когда я посмотрел на дверь, мои руки словно налились свинцом. Наконец, я нажал на дверной звонок. Менее чем через десять секунд дверь открылась.

Воздух из легких мгновенно пропал. Самая красивая женщина в мире стояла передо мной. На Пакстон было светло-синее платье, ладно сидевшее на ней. Я посмотрел на ее босые ступни, взглянул выше и улыбнулся, когда увидел, что ее волосы заплетены в обычную косу.

— Привет, — тихо сказал я.

Выражение ее лица было бесстрастным и нечитаемым. Ни слова не сказав, она повернулась и пошла вглубь дома. В удивлении подняв брови, я зашел и закрыл дверь.

— Хочешь выпить?— спросила Пакстон, когда я прошел за ней на кухню-гостиную.

— Нет, спасибо.

Она рассмеялась.

— Ну, а я выпью.

Мы остановились у кухонного островка. Пакстон налила ром в стакан и смешала с диетической колой. Когда она сделала глоток, моя челюсть чуть не упала на пол.

— Ты в порядке?

Она стрельнула на меня глазами, и медленно покачала головой.

— Нет, Стид. Я далеко не в порядке. Я не в порядке с тех пор как ты ушел от меня.

Я тяжело сглотнул.

— Я запутался, Пакстон. Ты сказала, что ненавидишь меня. Сказала мне уйти.

— Я ненавидела тебя и хотела, что бы ты ушел, — слеза скатилась по ее щеке. — Даже сейчас, когда одна в постели, я ненавижу тебя.

— Тыковка, мне так жаль.

Пакстон зло рассмеялась.

— Тебе жаль?! Жаль, что ты оставил меня, чтобы самому разобраться с потерей нашего ребенка? Что не вернулся? Или, может быть, жаль, что ты уложил другую женщину в постель, и решил, что с ней стоит остаться?

Гнев промчался сквозь меня.

— Ты обвинила меня в потери ребенка, Пакстон! Сказала, что больше никогда не хочешь видеть. Что, черт возьми, я должен был сделать?

Она хлопнула стаканом по гранитной столешнице.

— Остаться! Ты должен был остаться, черт возьми! Не оставлять меня!

Я упрямо покачал головой.

— Ты сказала мне уйти.

Ее губы сжались в тонкую полоску.

— На самом деле, я не хотела, чтобы ты уходил, Стид. Мне было больно и страшно. Я в одиночестве поехала в больницу. В одиночестве пережила потерю ребенка. Мне не с кем было поговорить.

Ее громкий стон, словно ударил меня в живот.

Она опустила голову на столешницу и заплакала. Я двинулся к ней, но Пакстон жестом остановила меня. Когда она подняла голову, все лицо было залито слезами.

— Сначала я потеряла ребенка. Потом — тебя.

— Пакстон, — прошептал я.

— А после… я потеряла себя, Стид. Часть меня умерла, пока ты не вошел в мой класс тем вечером. Та… маленькая... маленькая… — Пакстон говорила сквозь рыдания, — часть меня… вернулась к жизни, и всколыхнула ненависть к тебе.

А я не вернулся, потому что был трусом.

Пакстон посмотрела в глаза и озвучила мои мысли:

— Почему ты не вернулся?

Я даже не прятал слез. Единственной женщине, которую я любил, было больно. И это моя вина. Снова.

— Вот поэтому… Видеть, как я продолжаю причинять тебе боль. Это убивает... — я прочистил горло, и продолжил: — Это убивает меня, знать, что сделал с тобой и нашим ребенком. Когда я уехал, я... я исследовал информацию о выкидышах. Помнишь, ты сказала, что это случилось из-за меня, я... понял, что это так.

Пакстон, обняв себя руками, молча смотрела на меня.

— Я начал пить, чтобы заглушить твои крики, — от напряжения заныла челюсть. — Но это не работало. Крики стали только громче. Твои слова, что ты ненавидишь меня, все время вертелись в голове. Я знал, что если вернусь, твоя ненависть вспыхнет вновь. Я был трусом и не мог видеть тебя… видеть в таком состоянии.