Наступление Ночи (ЛП) - Мессенджер Шеннон - Страница 7

— Погодите, — перебил Кинлин. — Что за Снадобье?

— Думаю, она врач, который работает с Черным Лебедем, — сказал Олден, изучая Ливви с другого ракурса.

Кинлин замер:

— Ты с Черным Лебедем?

Софи не могла сказать, выглядела ли Ливви нервничающей или гордой, когда сказала ему:

— Сюрприз?

Повисла тишина и растянулась так надолго, что она стала из неудобной удушающей.

— Ну, этого поворота я, определенно, не ожидал, — сказал Олден, в конце концов. — Но Черный Лебедь доказал, что он мастерски непредсказуем. И… я тебе должен, Ливви, за спасение жизни моего сына.

Фитц был насажен на усики гигантского жука во время менее-чем-идеального проникновения в тюрьму в Изгнании Черным Лебедем. Если бы Снадобье не запечатала рану… и не помогла Фитцу очиститься от яда… он бы не выжил.

— Никаких долгов, — заверила его Ливви. — Я просто делала свою работу.

— И как давно ты этим занимаешься? — спросил Кинлин.

Улыбка Ливви исчезла, и она расправила плечи.

— Ладно, если ты действительно хочешь… я поклялась в верности примерно через год после того, как мы поженились. И вот эта выпуклая вена прямо там, — она указала ему на лоб, — поэтому я и не сказала тебе.

— Я имею право злиться, что ты врала, — он посчитал на пальцах, — почти восемнадцать лет! — Он плюхнулся в ближайшее кресло, прикрыв лицо трясущимися руками. — Восемнадцать лет.

— Я всегда гадала, подозревал ли кто-то из вас, — тихо сказала Ливви. — Видимо, нет.

Смех Кинлина был таким холодным, что по коже Софи побежали мурашки.

— Восемнадцать лет, — повторил Олден. — Ты, должно быть, была одной из их основателей.

— На самом деле, Черный Лебедь был рядом гораздо дольше, чем кто-либо понимает, — сказала ему Ливви. — Но Форкл привел меня, чтобы помочь с Проектом Мунларк и…

— Ты была частью Проекта Мунларк? — прервали Олден и Кинлин.

— Ты ведь знала, да? — спросила Ливви Софи.

— Думаю, я должна была предположить, — Софи было известно, что Снадобье когда-то была членом Коллектива Черного Лебедя. И она знала, что Снадобье помогала Черному Лебедю исцелить ее способности после того, как Софи стала исчезать. Снадобье даже упомянула один раз, что она была вовлечена в таинственную аллергическую реакцию, которая случилась у Софи, когда той было девять лет… но Софи до сих пор не знала точно, что случилось в тот день. Мистер Форкл стер ее воспоминание и не отдал обратно.

— Ты действительно была частью проекта? — пробормотал Кинлин, глядя на Ливви, будто он никогда не видел ее прежде.

— Форкл хотел получить мою медицинскую экспертизу, — объяснила Ливви. — Не то, чтобы я много знала о модификациях генетики. Но он сделал большую часть проекта с Каллой.

Еще одно имя, которое ударило Софи прямо в сердце.

Калла была одной из гномов, живущих в Аллюветерре, и она решила пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти свой народ от смертельной чумы, которую развязали Невидимки и огры. Все, что осталось от Каллы, сейчас было красивым деревом под названием Панакес, растущим на пастбищах Хевенфилда, цветущим розовыми, сиреневыми и голубыми соцветиями, которые лежали у Софи в карманах. С тех пор, как она потеряла мистера Форкла, она постоянно держала с собой горстку целительных цветов. Они, вероятно, не спасли бы его, но она всегда хотела, чтобы был шанс попробовать.

— Моя роль заключалась в подготовке эмбриона Софи к имплантации в ее человеческую мать, — продолжала Ливви, — и я должна была убедиться, что тело ее матери примет ребенка так, будто тот ее собственный.

Софи поморщилась. То, как Ливви говорила о процессе, заставило девочку почувствовать себя какой-то инопланетной икрой.

— Почему ты выбрала моих родителей? — спросила она, вспомнив, что ее сестра слышала разговор Невидимок. — В них было что-то особенное?

— И да, и нет. Они были особенными, потому что не были особенными, если это имеет смысл. Нам нужно было, чтобы ты вела себя сдержанно в человеческом мире, поэтому мы искали семью, которая была не похожа на тот тип людей, которые готовы использовать свой интеллект или красоту в своих интересах. Они также должны были быть добрыми, любящими людьми, которые обеспечили бы безопасный, здоровый дом. И мистеру Форклу особенно нравилось недоверие твоей матери к человеческим лекарствам, так как это означало, что она будет менее склонна к тому, что ты примешь эти химические вещества, когда вырастешь.

— И все-таки… не было никаких других причин, по которым вы их выбрали? — надавила Софи.

— Если и были, Форкл держал их при себе. Причины? — спросила Ливви.

— Это может быть важно. Есть еще кто-нибудь в Коллективе, кто бы знал?

— … Возможно.

Софи не пропустила колебания Ливви.

Но Олден был сосредоточен на гораздо большем откровении.

— Так… ты знала, что Прентис невиновен, когда я арестовал его?

Ливви закрыла глаза.

— Да.

Слово было едва слышным выдохом, но, казалось, оно отразилось от стен, сотрясая комнату — квартиру — весь мир — до основания.

Потому что арест Прентиса изменил все.

Прентис был Хранителем Черного Лебедя, ответственным за защиту их самых ценных секретов… самым важным из которых, было существование Софи. И тогда немногие эльфы, знающие о Черном Лебеде, верили, что теневой организацией управляют злодеи. Итак, когда Олден обнаружил причастность Прентиса, он арестовал его, и тот предстал перед Советом. Члены Совета приказали сделать разрыв памяти (жестокий метод извлечения воспоминаний, телепатическое разрушение здравомыслия человека) и поручили Кинлину и Олдену выполнить задание. Они оба дали Прентису последний шанс сотрудничать, но Прентис настаивал на своем, позволяя им превратить его в лепечущего и пускающего слюни человека, чтобы сохранить Софи спрятанной. И Кинлин и Олден провели следующие двенадцать лет, исследуя человеческий мир, чтобы найти ее, в то время как Прентис провел те же годы в Изгнании, когда его жена была убита, а сына усыновил и воспитал Тиерган.

— Как ты могла не сказать мне? — спросил Олден. — Как ты могла позволить мне арестовать его?

— Мы не знали, что ты схватил Прентиса, пока не стало слишком поздно, — тихо сказала Ливви. — Даже когда он произнес «Лебединая Песня», я думала, что это как-то связано с тем, что он расследует, а не с тем, что его собираются арестовать.

— Что он расследовал? — спросила Софи.

— Честно? Я не знаю, — призналась Ливви. — Тогда мы не стольким делились. Было безопаснее держать все разложенным по полочкам.

— Ну, мы знаем, что это как-то связано с символом Путеводной Звезды, — напомнила ей Софи.

Она уже собрала звездообразную карту схронов Невидимок в руинах разума Прентиса… и только после того, как она передала ему слова «Лебединая песня». Но это все еще не говорило им, как Прентис нашел символ, и с чего нужно начинать, или узнал ли он что-нибудь еще, когда сделал открытие.

— Что заставило тебя пойти за Прентисом? — спросила она Олдена, сожалея о вопросе, когда его глаза затуманились.

Он несколько раз моргнул, чтобы убрать сожаление.

— Кинлин заметил несоответствия в записях Прентиса. Времена, когда его кулон регистрации утверждал, что он был на своем посту в качестве Маяка Золотой Башни, но на самом деле его там не было. Так что я начал наблюдать пристальнее.

Ливви хмуро посмотрела на своего мужа.

— Ты никогда не говорил мне, что имеешь отношение к аресту Прентиса.

— А ты никогда не говорила мне, что Черный Лебедь на нашей стороне! — огрызнулся Кинлин. — Даже когда я признался, что мне приказали выполнить разрыв!

Олден вздрогнул.

Он и Кинлин раньше были Когнатами, у них были те же редкие телепатические отношения, которые Софи разделяла с Фитцем. Но это требовало абсолютного доверия и полной честности, и, когда Кинлин спрятал свои сомнения от Олдена о разрыве разума Прентиса, это безвозвратно повредило их связь.

— Я сделала все, что могла, — поспорила Ливви. — Я попросила тебя не делать то, во что ты не верил. И я скормила тебе вопросы, которые нужно задать, когда ты встретишься с Прентисом…