Царь (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 27

Богом клянусь, что если моя супруга, не прекословя мне более, приедет в Москву и примет святое крещение, не стану и помышлять о другой жене!

— И крест в том поцелуешь? — подозрительно глядя на меня вопрошает митрополит.

Делать нечего, быстрым шагом подхожу к Исидору и, опустившись на колено, прикладываюсь к большому наперсному кресту. Тот в ответ осеняет меня крестным знамением и, наклонившись тихонько спрашивает:

— И в Кукуй на блуд ездить перестанешь?

Едва не поперхнувшись, поднимаюсь на ноги и задумчиво смотрю на него, размышляя, как лучше ответить.

— Поверь Владыко, — так же тихо отвечаю я ему, — если Катерина Карловна приедет, то мне точно не до блуда станет.

По одухотворенному лицу митрополита точно видно, что он не слишком-то мне верит. Однако возражать он не стал и снова громко провозгласил:

— Быть посему, а мы будем смиренно молить господа, чтобы он вразумил царицу Катерину и она поскорее приехала!

Церковь, в его лице, ясно и недвусмысленно высказала свою точку зрения, но, похоже, у некоторых думцев на этот счет появились свои мысли. Князь Сицкий, очевидно, уже представил себя моим тестем и немного ошалел от открывающихся перспектив.

— Мы все государевы холопы и чтобы он не повелел, его царскую волю выполним! Однако чего ты Владыко Катерину Свейскую царицей именуешь? Ты ее не крестил, государя с ней не венчал, какая она царица!

— Тихо, князь Алексей Юрьевич, — останавливаю я его пыл, — как Владыко сказал, так и будет. Такова моя воля!

Только что снова начавшие галдеть бояре стихают и дружно кланяются, а я разворачиваюсь и ухожу, дав понять, что прения окончены. Но думцы проводив меня и рынд взглядами, остаются при своем мнении. Князь Василий Тимофеевич Долгоруков, хитро прищурившись, первым выражает его:

— Сколь годов не ехала, а теперь приедет?

Выйдя из палаты, я оборачиваюсь на идущего следом Никиту и с удивлением отмечаю его мрачный вид.

— Ты чего?

— Да так… — неопределенно отвечает он, — неожиданно как-то!

— Это верно, — хмыкаю я, — вон глянь хоть на Сицкого с Долгоруким, сам говорил, что они заодно с Лыковым воду мутят. А теперь, смотри-ка, едва не подрались, кто свою дочь мне отдаст.

— Так ты не всерьез? — изумленно смотрит на меня Вельяминов.

— Нет, конечно.

— Тьфу ты, а я уж думал… погоди, а зачем?

— Да чтобы Густава и сестрицу его немного в чувство привести, а то взяли моду умничать!

— А коли обидятся?

— А коли я обижусь?

Мой верный друг некоторое время озадачено молчит, а затем довольно хмыкает:

— Вот ты боярам нашим задачу подкинул, будут теперь думать да шушукаться между собой!

— Это, да, а ты как пошлешь людей фон Гершова кликнуть, так не сочти за труд, подойди к Романову, да скажи Ивану Никитичу, чтобы верных людей послал посмотреть, кто куда поедет и кого в гости позовет… Он, конечно, и сам должен догадаться, а все же…

— Ага, — кивает окольничий, — а только чего за Каролем посылать, когда он рядом. Сегодня от его полка караулы.

Через несколько минут Лелик уже стоял передо мной, сверкая парадными доспехами, надетыми по случаю караула в Кремле.

— Чем я могу быть вам полезен, мой кайзер? — спросил он, прижимая к груди шлем с пышным плюмажем.

— У меня есть для тебя дело, дружище.

— Счастлив служить вам, ваше величество!

— Слушай, хорош хвостом вилять, дело серьезное!

— Я слушаю, — подобрался полковник.

— Ты едешь в Мекленбург!

— Слушаюсь, а как скоро?

— Вчера! Возьмешь с собой самых верных людей, причем столько сколько нужно. Оденетесь в простые камзолы, чтобы глядя на вас никому и в голову не пришло, что вы служите мне.

— Что-то случилось?

— Да, и очень давно. Я очень крепко сел в лужу лет пять тому назад и понял это только теперь.

— Я вас не понимаю!

— Да что тут не понятного, — горько усмехнулся я, — я был уверен что самый умный, а оказалось, что и вовсе дурак. Сначала беспокоился как там в Мекленбурге дела без хозяйского пригляда, потом думал сначала тут жизнь налажу, а уж потом семью перевезу… ладно, чего уж теперь!

— Вы много трудились… — попытался возразить фон Гершов, но я его перебил.

— К черту мои труды! Слушай и по возможности не перебивай. Ты поедешь в Мекленбург, как мой законный представитель. Официальная версия — вербовать наемников, ну и поглядеть как дела. Я снабжу тебя письмами к герцогине Софии, обер-камергеру фон Радлову, бургомистру Ростока, кто бы он сейчас ни был и прочим влиятельным людям, а так же доверенностью на получение всех причитающихся мне доходов за последнее время. Именно на эти средства ты и будешь нанимать солдат. Разумеется, будет и письмо к принцессе Катарине, в котором я, помимо всего прочего, снова попрошу ее приехать, а формируемое тобой войско гарантирует безопасность этого путешествия.

— А если она не согласится? — Деловито спросил Кароль.

Вопрос был резонный. Я на секунду задумался, а затем продолжил:

— На этот случай, у тебя будет еще одно письмо. В нем я напишу, что либо она немедленно приедет вместе с детьми в Москву, либо я с ней разведусь.

— Что?!!

— Слушай дальше. Это письмо ты отдашь не раньше, чем закончишь формирование отряда.

— Вы опасаетесь противодействия?

— Скажем так: я допускаю такую возможность. Да чуть не забыл, если встретишь при дворе епископа Глюка, гони этого сукина сына в три шеи, а не уйдет, можешь даже повесить! У тебя будет соответствующий указ от моего имени. Другим указом, я назначаю тебя воспитателем своего сына, принца Карла Густава. Это понятно?

— Вполне, мой кайзер, но все же он епископ…

— Если Глюку не суждено быть повешенным, то я ничего не имею против, чтобы он утонул свалившись пьяным в канаву, или сдох от обжорства или еще чего. В конце-концов пусть просто уедет и не попадается мне на глаза.

— А если… — померанец, явно мучился подбирая нужное слово.

— Что, если?

— Если ее королевское высочество и в этом случает откажется ехать?

— Тогда пусть ее королевское высочество, идет ко всем чертям! — хрипло выдохнул я, едва не задохнувшись от дикого приступа гнева. Затем немного успокоившись, я взял себя в руки и почти спокойно продолжил: — Впрочем, не думаю что это возможно, друг мой. Катарина разумная женщина и не сделает подобной глупости.

— Что же, будем надеется, что ничего подобного не случится.

— Ты прав, я очень надеюсь на тебя Лелик!

— Давно меня так никто не называл, — улыбнулся померанец, — да и раньше, я слышал это только от матушки, вас и…

— И твоего брата? — понял я его заминку.

— Да, ваше величество.

— Знаешь, если ненароком встретишь Болеслава… скажи, что я простил его.

— Вы добрый человек и справедливый государь, мой кайзер, — покачал головой фон Гершов, — однако лучше нам не встречаться, ибо я его не простил.

— Как знаешь. — Вздохнул я, потом помолчал немного и, повинуясь какому-то наитию, продолжил: — Послушай, если вдруг обстоятельства сложатся таким образом, что ты не сможешь сразу привезти их…

— Что тогда?

— Ты должен будешь остаться с моим сыном. Ты научишь его всему, что должен знать молодой человек его возраста и положения. Владеть оружием, верховой езде и всему прочему. Что касается образования, то в Ростокском университете есть русские студенты. Выберешь среди них лучшего. Я настаиваю, чтобы он знал русский язык, обычаи и все, что может пригодиться царевичу.

— Наверное, я не смогу взять с собой Регину Аделаиду…

— Решай сам дружище, если это не задержит тебя, можешь взять ее с собой. Можешь оставить здесь или отправить к родне в Лифляндию. Ты хочешь что-то спросить?

— Прошу прощения, но как я слышал, принц Владислав идет на вас войной. Могу ли я оставить вас в такой ситуации?

— Пустое, об этом не стоит беспокоиться.

— Вы так думаете?

— Ну, посуди сам, сейм вряд ли выделил много денег на эту войну, и большинство жолнежей и шляхтичей осаждавших Ригу отправится по домам. Хорошо если пять тысяч из них присоединится к его войску. Король Сигизмунд даст сыну тысячи четыре кварцяного войска, не более. Ну и тысяч пять он наберет в Литве… А у нас только в Смоленске восемь тысяч хорошего войска. Пусть осаждает.