Выбери любимый жанр

Изнанка судьбы - Лис Алина - Страница 3


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

3

— От Терри.

Лицо у маменьки стало несчастным. А я, как всегда, когда речь заходит о Терри, почувствовала себя виноватой.

Обещала ведь ему не говорить про него с родными. И маменьке клялась, что «выкину эти глупости из головы». Всего месяц прошел с последнего раза.

— А, твой придуманный друг…

Фанни была еще суровее:

— У нас нет на это времени, Элисон.

И я струсила. Не стала дальше ничего доказывать.

Все равно бесполезно.

Очень страшно было ждать судебного разбирательства. Спускаться каждое утро в надежде на добрые вести, чтобы потом весь день изнывать от тревоги и невозможности сделать хоть что-то. Неуверенность в завтрашнем дне, которую мы все ощущали после смерти отца, теперь проявилась, нависла в воздухе, как тяжелые тучи. Смолкла и без того редкая музыка, даже Китти больше не смеялась, а в один из дней я вдруг поняла, что стараюсь разговаривать шепотом.

Маменька ходила бледная, пила сердечные капли и поминутно падала в обморок. Когда не хватало внимания, начинала рыдать и донимала всех жалобами.

День слушанья приближался неотвратимо. Поверенный хлопотал о его переносе — не вышло. Дядя Грегори — злой гений нашей семьи — употребил все свое влияние, чтобы не допустить проволочек.

Но на самом разбирательстве мы ему показали. Нет, не победили — если бы это было так просто! Выпросили у судьи отсрочку. На месяц.

— Все равно Гринберри Манор будет принадлежать Майтлтонам, а не вашим бастардам, Ванесса, — сказал дядя, гадко улыбаясь.

Маменька, обладавшая безупречным чувством того, когда можно закатить истерику, а когда лучше повременить, лишь побледнела и произнесла трагическим шепотом:

— Боги накажут вас за ваши злодеяния.

— Видно, что вы скучаете по сцене, — снова ухмыльнулся лорд Грегори.

Не знаю, очередная это ложь или правда, что моя мать была актрисой, пока отец не женился на ней. И знать не хочу! Хватает того, что дядя везде распускает эти сплетни.

Я так рассердилась на его поведение, что вмешалась. Ну сколько можно терпеть его двусмысленные намеки?

Речь получилась убедительная и правильная:

— Оставьте мою мать в покое, не позорьтесь. Намерение выгнать вдову брата с детьми не делает вам чести, так хоть не опускайтесь до оскорблений беззащитной женщины.

— О, юный кукушонок Элисон, — он перевел на меня взгляд, и я раскаялась, что влезла. — Свирепый плод страсти нежной. Вас уже выпустили из Батлема?

Все, кто находились рядом, оглянулись на меня. И я поняла, что снова пойдет волна слухов о моем душевном нездоровье.

Сколько раз клялась самой себе не заговаривать с этим подлым человеком! Кажется, ему только того и надо, чтобы я возмутилась, начала возражать. Если молчать, получается, что я согласна с гадостями, которые он говорит. А в споре дядя всегда выставляет меня скверно воспитанной или не совсем нормальной.

Мы уехали домой в похоронном настроении. И все последующие дни предчувствие беды витало в воздухе. Маменька то принималась плакать и жаловаться, то хорохорилась и говорила, что боги не оставят этого просто так, правда непременно восторжествует. Китти, как всегда, хихикала, примеряла наряды и делала вид, что ничего не происходит. Фанни усердно молилась, а я просто ждала беды.

Дождалась.

Глава 2. Предвестие беды

Франческа

…В стылых мартовских сумерках тлеют свечи. Дрожат на ветру, но не гаснут, как заговоренные. Запах оплавленного воска висит над долиной, мешаясь с запахами мокрого камня, прелой листвы, сожженных трав и дыма от факелов.

Короткий, отчаянный крик: «Не надо! Я буду хорошей! Не трогайте Терри!»

Кровь на моих руках. Кинжал, застрявший в теле мага. Пробирающий до последней жилочки, тихий, жуткий шорох. Смерть проносится мимо, не задев, лишь опалив леденящим дыханием щеку.

Снова крик: «Терри-и-и!»

И небо — сиреневое вечернее небо — падает в долину…

За секунду до того, как стоящего рядом человека разорвет на части, за мгновение до того, как второго, чуть дальше, вплавит раскаленной волной в темный камень, а происходящее превратится в нечеловеческий кошмар, я вспоминаю, что это все — сон, морок. Открываю глаза, сдерживая рвущийся на волю крик.

Снова тот же кошмар. Прошел почти год с тех пор, как сон возвращал меня в долину Роузхиллс.

За окном сумерки Изнанки. Не вечерние, рассветные. Чуть покачивается полог кровати, за витражным окном сереет небо.

— Чш-ш-ш. Что случилось? — Горячие объятия заставляют чуть отступить навалившуюся жуть. Воспоминание не уходит навсегда, просто прячется в тень, как прячется в кустах хищник, поджидая добычу.

— Ничего.

Губы касаются моего виска, спускаются чуть ниже к мокрой щеке:

— Ты плакала?

— Кошмар приснился. Я тебя разбудила? Прости.

Хмыкает:

— Я только лег.

— Опять до утра сидел за гримуарами? — говорю я с притворной строгостью.

— Угу.

— А потом дрыхнуть до обеда будешь?

— Угу. — Он обнимает меня чуть крепче и недовольно замечает: — А ты опять в сорочке.

— Конечно. Что мне, голой ложиться?

Он вкрадчиво шепчет мне на ухо: «Было бы неплохо!», и я чувствую, как горячая ладонь скользит вверх по ноге, задирая тонкую ткань.

— Ты же спать хотел.

— Угу.

— Ну хватит.

Пальцы уже поглаживают подколенную ямку — легонько, нежно. От прикосновений по коже бегут мурашки.

— Неужели хватит? Мы же только начали, — и рука движется дальше, вверх по бедру, чуть стискивает ягодицу, пытается проникнуть меж ног…

Тело отзывается на ласки, но память о кошмаре слишком свежа. Душой я еще там, под холодными небесами долины Роузхиллс. Они не располагают к любовным утехам.

Я отпихиваю его и отворачиваюсь.

— Давай спать.

— Спать — отличная идея, — соглашается Элвин, прижимая меня к себе и медленно целуя в шею, пока пальцы все так же гладят кожу с внутренней стороны бедра. Чувствую возбуждающий холод металла на своей груди сквозь ткань сорочки.

Низ живота наливается пульсирующим теплом. Элвин слишком хорошо знает мое тело, чтобы я смогла долго сопротивляться.

— Перестань, — придыхание, с которым я говорю это, выдает меня с головой.

— Что перестать? — спрашивает он обманчиво-невинным тоном. — Перестать делать вот так? — ладонь ложится на живот, спускается ниже и чуть надавливает, заставляя меня ахнуть и выгнуться.

— Да-а-а, — выдыхаю я и откидываюсь назад, чтобы прижаться к нему плотнее. Сорочка скомкана и задрана до талии, обнаженными бедрами я ощущаю его возбуждение. Металлические пальцы пощипывают и сжимают твердые горошинки сосков, и я уже не пытаюсь сдержать стонов. Сама чуть раздвигаю ноги, чтобы ему было удобнее, и ощущаю прикосновение к самой чувствительной точке моего тела.

Шепот на ухо:

— Перестать делать вот так? Да, сеньорита?

— Да-а-а!

— Неужели сеньорита действительно хочет, чтобы я прекратил?

— Не-е-ет, — всхлипываю я, чувствуя во всем теле вожделеющую слабость. Сейчас я сделаю что угодно, лишь бы он не останавливался.

— Тогда чего сеньорита хочет? Этого?

Я снова всхлипываю, ощущая его полную власть над собой. Жаркий выдох опаляет ухо, зубы чуть прикусывают мочку, а неутомимые безжалостные пальцы продолжают дразнящую ласку. Я раздвигаю ноги шире в безмолвной просьбе, и он гладит там, прикасается к чувствительному местечку. Слишком нежно, слишком легко, вынуждая меня стонать от желания и разочарования.

— Да-а-а, — я трусь об него, выгибаюсь, прижимаюсь плотнее, ощущая на шее его учащенное дыхание.

Это его любимая игра. Заставить меня обезуметь от вожделения, забыть о приличиях. Чтобы я сама просила взять меня. Какой бы развратницей я ни стала за эти десять лет под его руководством, в такие мгновения на меня всегда находит странная немота. Чем сильней желание, тем постыднее признаться в нем.

Но в этот раз он сдается первым.

3

Вы читаете книгу


Лис Алина - Изнанка судьбы Изнанка судьбы
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело