Изнанка судьбы - Лис Алина - Страница 57

Наутро гостеприимный домик пришлось покинуть. Я направила лошадь туда, где, по моим расчетам, должен был находиться тракт, но дороги так и не встретила. Через полтора часа блужданий продолжать делать вид, что все это милая прогулка по зимнему лесу, стало невозможно. Я заблудилась.

— Так, спокойно! Без паники, Элли, — сказала я вслух, подражая Терри, в тщетной попытке унять сосущую тревогу, свившую гнездо где-то в животе. — Сейчас мы все решим.

Нелли фыркнула. Даже ей мои потуги показались неубедительными. Я несколько раз глубоко вдохнула, унимая страх. Вокруг стояла недружественная, настороженная тишина, порой нарушаемая неясными шелестами и скрипами. Лес спал вполглаза, приглядывая за мной — чужачкой.

— Не смейся, — укоризненно сказала я Нелли. — Лучше давай подумаем: что бы на моем месте сделал Терри?

Положим, Терранс в такую ситуацию просто не попал бы. Это и лошади понятно.

— Можно начать с того, где север…

Отзываясь на мои рассуждения, из-за спины раздался негромкий, очень неприятный, поскрипывающий шорох. Сначала тихий, на грани слышимости, он постепенно нарастал. Мне стало страшно. Внутри мгновенно возникло твердое знание, что я не хочу встречаться с источником этого звука. Нелли была согласна со мной: она испуганно пританцовывала на месте, косилась и вздрагивала. Приходилось отчаянно цепляться за ее шею, чтобы не упасть.

— Пошли отсюда, — скомандовала я лошади шепотом и дала шенкеля, уже не заботясь, где тут север. Лишь бы подальше от подозрительных шорохов. В этот момент звук прекратился. Над ухом свистнуло, жалобно заржала Нелли, и лес слился в бесконечное мельтешение черного на белом.

Каким-то чудом мне удалось удержаться при первом рывке. Я распласталась по спине лошади, цеплялась за нее бедрами, коленями, руками до судороги в мышцах. Над головой хлестали ветви, перед глазами все тряслось и кружило, вызывая дурноту.

Не возьмусь сказать, сколько времени продолжалась эта скачка через зимний лес. Возможно, несколько минут, но мне показалось, что они растянулись на часы мучительной пытки. Окончилось все предсказуемо, как и должно было с такой неудачницей, — я не удержалась. Чувствуя, что соскальзываю, в отчаянной попытке удержаться уцепилась за переметную сумку и рухнула в сугроб вместе с ней.

Резкая боль в правой лодыжке показала, что запас злых случайностей на сегодня еще не исчерпан. Я ойкнула, ощупывая ногу. Кажется, она не была сломана. Просто болела. Охая и утирая слезы, я поднялась, огляделась.

Вокруг стеной стоял заснеженный лес.

Проще всего было бы не дергаться. Количество преследовавших меня бед превысило любую разумную меру и взывало к тому, чтобы сдаться. Но разве честно было бы сделать так по отношению к Терри? Пусть я не просила друга о самопожертвовании, я не могла просто вышвырнуть его подарок. Поэтому, подождав лишь самую малость, пока пройдет боль в лодыжке, я захромала по лесу.

Я не знала, куда иду. Не знала, будет ли впереди спасение. Я только знала, что оставаться на одном месте — верная смерть от холода, поэтому шла, проваливаясь в снег по колено при каждом шаге.

Сначала стало тепло. Потом жарко. Струйки пота стекали по лбу, неприятно щекотали спину. Лодыжка болела все сильнее. Ныли мышцы, переметная сумка оттягивала плечо и руки. Я поминутно останавливалась, чтобы отдышаться, и снова шла вперед. Ни о чем не думая, ничего не ожидая, на одном упрямстве.

Прошла вечность, потом еще одна. Силы вот-вот должны были кончиться, но каждый раз их хватало, чтобы сделать еще один шаг, и я делала его. В какой-то момент под ногами появилась тропа. Я даже не обрадовалась этому, просто отметила про себя, что идти стало легче. Потом путь опять усложнился — тропа вела на вершину холма. Я переставляла ноги, слишком изможденная, чтобы думать, куда и зачем иду. Дышать было трудно, перед глазами все плыло, и каждый перенос веса на правую ногу отзывался резким всплеском боли, но я шла. В висках билась вычитанная где-то мысль «Дороги ведут к тем, кто их строил».

На вершине я остановилась утереть пот со лба и оглядеться. Внизу расстилался пушистый серебряный ковер, а прямо передо мной возносились к небесам седые острые менгиры, отмечая границы святилища.

Элисон

Небо нависало над менгирами вогнутой чашей. Свободная от снега площадка на вершине холма раскрывалась навстречу небу, вызывающая в своей наготе. Замшелые камни, что опоясывали холм полукругом, справа и слева упирались в серую скалу причудливой формы, у подножия которой стоял алтарь.

Здесь даже пахло по-другому. Не морозом и лесом, но мокрым камнем и почему-то грозой.

Я прошла меж двух каменных стражей и ступила на промороженную, бесснежную почву в клочках пожухлой травы. Это место… в нем было что-то знакомое, словно я бывала здесь, да позабыла — все стерлось, выветрилось из памяти.

Разошлась сплошная пелена над головой. Из облачной толщи упало несколько косых солнечных лучей, подсвечивая путь к жертвеннику и сам алтарь — прильнувший к телу скалы, темный и бесконечно древний. Над ним нависала фигура, высеченная в скале. Просторный балахон скрадывал ее очертания также, как капюшон скрывал лицо. Бедра статуи перетекали в необработанный камень, словно неизвестный скульптор поленился доделать работу до конца.

Но больше всего меня поразили тяжелые кандалы на протянутых вперед по-женски тонких запястьях.

Нерешительно, сама до конца не осознавая, что и зачем я делаю, я подняла руку и коснулась ее руки. И мир моргнул…

Скала дрогнула, подернулась рябью. Показалось — сейчас осыпется, но нет. То, что мнилось прочным камнем, разлетелось в воздухе хлопьями пепла. Мириады чернокрылых бабочек в едином порыве взмахнули крылами, поднимаясь в воздух, и небо — не разобрать уже, жемчужное небо Изнанки или белесые небеса привычного мира, — враз потемнело от их крыльев, а воздух наполнился треском.

Несколько бабочек пронеслось прямо перед моими глазами — гладкое, блестящее тельце и бритвенно-острые края крыльев, загнутых хищным полумесяцем. Ни одна не коснулась меня: поднявшись в воздух, они растаяли в нем, напоив небо кобальтовой синью.

Там, где раньше была скала, возвышалась огромная, невероятная машина. Сплетение зубчатых колес, ремней, противовесов, грузов, рычагов, маятников и циферблатов. Казалось, безумный изобретатель просто взял набор деталей и соединил их в одно целое без цели и смысла. И все это тихо позвякивало, тикало, крутилось и работало само собой.

Статуя чуть шевельнулась, стукнули друг о друга звенья каменной цепи. А затем она опустила руки и обернулась ко мне. Я не видела ее лица под сумраком капюшона, но чувствовала пронзительный взгляд — всей кожей, каждым волоском. Казалось, она смотрела не на тело, но глубже, в самое сокровенное.

Стало немного боязно, но страх этот был далеким, каким-то ненастоящим. Словно принадлежал не мне.

Если что — убегу. Она же в камень вросла — не догонит.

— Ты пришла, чтобы отпустить меня, — прошелестел бесплотный голос.

Она не спрашивала. Утверждала.

— Нет! — это вырвалось у меня самой собой, вперед любых мыслей. А внутри тут же родилась уверенность, что отпускать ее никак нельзя. — А ты кто?

Ее смех походил на хруст гальки под ногами.

— Взгляни, и узнаешь.

Звенья цепи снова стукнули друг о друга, когда она подняла руки, чтобы откинуть капюшон.

Я зажмурилась от ужаса и вцепилась в переметную сумку так, что даже пальцы заболели:

— Не надо!

…Не хочу, не могу, не желаю знать, что у нее под капюшоном! Так нельзя, просто нельзя, невозможно, убегу сейчас, только бы не видеть этого, никогда сюда не вернусь…

Тяжкий вздох разнесся над площадкой.

— Открой глаза!

Я помотала головой и укусила себя за большой палец. Боль немного прогнала панику, но все равно было страшно.

— Открой, не бойся. Я не смогу сделать этого без твоего согласия.