Изнанка судьбы - Лис Алина - Страница 66

— О, неужели ты готова отказаться от мести, моя неистовая Кьяра? Как же мало нужно, чтобы разжалобить женское сердце.

— Он еще ребенок.

— И вор, — горбун извлек из мешка таблички и укоризненно покачал головой. — Полагаю, даже ты не сможешь отрицать, что юноша в полной мере заслуживает наказания.

— Так нельзя.

Он рассмеялся:

— Какая удивительная логика, моя непоследовательная Кьяра. Ты готова использовать невинных людей, но просишь отпустить воришку лишь потому, что тебе довелось побывать на его месте.

Бобби лежал на полу и переводил взгляд с мужчины на женщину. Руки-ноги вроде свободны, а шевельнуть невозможно даже пальцем.

Хотелось в нужник. Очень. Это от страха. Когда Бобби страшно, ему всегда по-маленькому хочется.

Когда Гарри воспитывал его в прошлый раз, Бобби не утерпел, напрудил в штаны. Скрыть позора не удалось, новость мгновенно разлетелась среди босяков. Вернулась обидной кличкой и презрением со стороны прочих мальчишек.

А хозяева дома все спорили.

— …Слишком мал и слаб.

— Он изворотлив и ловок. Надеюсь, получится этакая шустрая обезьянка с ядовитыми зубками. Ах, жаль, что ваша жертва не сможет оценить красоту и символичность облика ее убийцы. Вор мстит за вора!

— Отпустите его, Мастер, — тихо попросила женщина.

Тот снисходительно улыбнулся:

— Хочешь разорвать наш договор, милосердная Кьяра? Нет, не хочешь? Ну и хорошо.

Горбун дернул его за шиворот, поставил на ноги. Ощупал, но не так, как любил щупать мальчиков Гарри. Скорее уж как лошадник на ярмарке скотину щупает или кухарка окорок выбирает.

Бобби икнул и почувствовал, как по ноге потекла теплая жидкость.

— Фе, — горбун брезгливо отдернул руку. — Я займусь им позже, через пару недель. Вымой тут.

— Да, Мастер.

Кьяра втолкнула его внутрь, лязгнул засов.

Заперла.

Бобби икнул и вжался в дверь. В темноте что-то было.

Живое.

Оно неприятно пахло и ворочалось, глухо стонало, как стонал, бывало, во сне Жирный Смитти, напившись дешевого солодового.

Тайный фонарь горбун отобрал вместе с одеждой. И велел Кьяре сжечь дурно пахнущие после случившегося конфуза тряпки. Штаны ладно, а куртку было жалко. Новая почти.

Бобби помялся, зачем-то прикрыл ладошкой причинное место. Где-то впереди был тюк с соломой. Он видел, когда Кьяра открывала дверь. Но идти вперед было страшно. Там же этот.

— Кто здесь? — глухо прорычало из темноты.

Снова икнув от ужаса, Бобби еще сильнее вжался голой спиной в занозистые доски. А нечто двинулось ему навстречу. Дыхнуло гнилью и смертью, ощупало.

— Пацан совсем, — проурчало утробно над ухом. — Сволочи!

Пальцы холодные, как у мертвяка. И бугристые, с когтями.

Сожрет сейчас. Точно сожрет.

Бобби неслышно заплакал, и чудовище отдернуло когтистые лапы.

— Не надо плакать, мальчик, — в рычащем голосе прорезались человеческие усталые нотки. — Мы в одной лодке.

Рэндольф

— Драть твою мать! — все, что сумел сказать Чарли после того, как длинноухий за полминуты обезоружил двух его лучших бойцов.

Фэйри вложил клинки в ножны и повернулся. Его лицо оставалось таким же бесстрастным, каким было в трактире, когда он побрезговал угощением Чарли. Ни азарта, ни гордости от победы.

Не тщеславен. Совсем плохо. За прошедший час Чарли так и не понял, чем вообще можно зацепить длинноухого. У него словно не было слабых мест, любые обещания, похвалы и завуалированные дерзости фэйри встречал одинаково равнодушно.

— Это отлично, парень. Могешь, не отнять. Но пойми: зрителю нужно зрелище. Чтобы неясно было, кто победит. Чтобы покричать, понервничать за свои денежки. Да и крови немного пустить в конце не помешает.

О том, что лившаяся в боях кровь покупалась на соседней скотобойне и принадлежала овцам, он рассказывать не стал. Всему свое время.

— Ну давай! Затяни, поддайся. Покажи мне бой. Я верю, что ты сможешь, парень!

Фэйри пожал плечами и повернулся к противникам. Те, изрядно разозленные такой очевидной демонстрацией превосходства со стороны нечеловеческого выродка, напали слаженно, с двух сторон. Пожалуй, дай ушастый слабину, они бы его зарубили, наплевав на возможный гнев босса.

Длинноухий оказался понятливым парнем. Чарли смотрел, как тот гоняет ребят по арене, и довольно жмурился. В душе пели скрипки. Вот он — его счастливый шанс, билет в безбедное будущее.

Доставшийся от отца бизнес медленно загибался. Бойцы старели, калечились. Перспективные новички не оправдывали ожиданий или уходили к другим эдиторам,[5] да еще смели жаловаться на плохие условия найма. Неблагодарные ублюдки!

— Ты слишком жаден, — как-то сказал ему Винсент. — И плохо разбираешься в людях.

К Черной людей, когда есть фэйри!

— Я должен знать о нем все, — вполголоса сказал Чарли своему секретарю — человечку неопределенного возраста со сморщенным обезьяньим личиком. — Кто он, откуда, почему в бегах. Привычки, слабости. Вытащи мне все, что есть на него у баронов!

Длинноухий не стал спорить, когда Винсент в лицо назвал его преступником, значит, и правда запачкан в каком-то дерьме. Надо только раскопать эту историю и придумать, как использовать.

Бой на арене шел с переменным успехом. Противники то теснили фэйри, то вынуждены были отступать перед его яростными атаками. Не будь предыдущего сражения, Чарли бы всерьез переживал за ушастого.

Красиво ведет. Не придраться.

Чарли ударил молоточком по медному гонгу:

— Годится, заканчиваем. И, кстати, как тебя зовут-то, парень?!

Бобби

— Никогда не работай с непроверенным заказчиком, мальчик, — его рычание в темноте звучало уютно. Успокаивало.

И бок, к которому прислонился Бобби, был приятным на ощупь. Шершавый, как древесная кора, чуть теплый.

— Даже если с деньгами туго. Сам видишь, как можно влипнуть.

Зубери Неджес из рода Акх — так его звали. Не людское имя, смешное. Не выговоришь.

— Спешка неугодна богам. Я хотел собрать быстрее денег, а теперь Салидджи достанется другому.

Он рассказывал про страну, где вообще нет снега. Там у него осталась невеста. Все у этих южных не как у людей. У людей, когда женишься, с невестой приданое дают. А там надо покупать невесту.

Дураки они.

Последнюю мысль Бобби, осмелев, высказал вслух. Зубери не обиделся.

— Это пройдет, мальчик. Ты поймешь меня, когда подрастешь.

— Не подрасту, — просто сказал Бобби.

Чего врать-то?! Поди ясно: не для того его горбун в подвал сажал, чтобы отпускать.

— Любой воин Тамери знает: чтобы проиграть, надо сначала сдаться.

— Чего?

Смех Зубери похож на грохот ссыпаемых в кучу камней:

— Не верь отчаянию, мальчик. Ты жив и пока еще человек. А я уже нет.

Что Зубери не человек, Бобби и так понял, чай не дурак. Ну и что? Главное — не дерется.

Эх, взять бы его на поводок да пройтись по Ист-Уорфолл-Энд. Небось, ни один босяк не посмеет крикнуть Бобби вслед «Ссыкун!». Да и Гарри поседеет, когда увидит.

— У нас в Тамери говорят: в каждом человеке спит бог и зверь. Горбун сумел разбудить моего зверя, мальчик. А бог все еще спит. Без него мне не совладать.

— Меня Бобби зовут, — сказал Бобби.

А то что все «мальчик» да «мальчик».

— Если сможешь вырваться, — в голосе южанина послышалась тоска, — загляни ко мне. Район Бикстон, трактир «У матушки Терезы», последняя комната на втором этаже. Там до конца зимы никто не должен жить. Я платил за три месяца сразу. Под седьмой от окна половицей все, что я успел собрать для выкупа за Салидджи.

— Угу, — Бобби зевнул и задремал, привалившись к теплому боку.

Элисон