Божественное вмешательство (СИ) - Красников Валерий "Альтер Эго" - Страница 8

Впрочем, возможно, что этот центурион как-то участвует в подставе. Наверное, я не зря занимался в школе айкидо. Решение пришло практически сразу: коль он меня игнорирует, я буду делать то же самое!

— Всем построиться! Манипула идет в казарму! — я постарался не кричать, но отдал команду громко и с чувством. И тут меня Мариус удивил. Быстро он сообразил, что если манипула начнет построение без его участия, то мне и дальше ничто не помешает обходиться без него.

— Строится в колонну! Быстро! — закричал Мариус и стал раздавать новобранцем пинки.

Я тут же сделал второй ход:

— По прибытии в казарму, привести себя в порядок. Всем, кто нуждается в помощи врача (medicus castrorum) позаботиться о скорейшем выздоровлении.

Решив, что сейчас и так сделал все, что мог, я с места пустил коня в галоп, мечтая о куске мяса и термах (римские бани). У ворот стал расспрашивать стражника о термах. Он не понял меня. Значит, термы в Эртурии еще не строили. Пообщавшись с ним немного, я понял, что только в особняках богатых горожан могли быть оборудованы балинеи (бани). Я получил совет обратиться с пожеланием омыть тело к хозяину термополия (лат. Thermopolium, от греческого thermós -"тёплый" и poléo "продавать").

Узнав о расположении конюшен, я попрощался и поехал к ипподрому. Там при школе возниц (factio) обеспечивался уход и за лошадьми легиона за счет магистрата.

Без проблем пристроив коня, я пошел в направлении казарм, по пути с интересом разглядывая лавки. Дома в Этрурии строились так, что на улицу выходила глухая стена. Лавки, хоть и не имели витрин, но за каменным прилавком суетились продавцы и приносили на показ нужный товар.

Уловив запах еды, я, как пес, взявший след, поспешил к источнику.

Поначалу мне показалось, что в обычной лавке кто-то решил перекусить, но встроенные в каменный прилавок печь, большие чаны с супами и кашами, источающие аппетитный запах, не вызывали сомнений — я набрел на термополий.

Толстяк-коротышка, едва завидев меня, закричал:

-Центурион! Не проходи мимо! Ты найдешь тут лучшую в Этрурии еду!

Я подошел к прилавку, агитатор перешел на шепот:

— Если молодой центурион желает рабыню, могу предложить комнату.

— Я хочу смыть пот и пыль, а потом поесть в комнате и не это, — я указал на содержимое чанов, — а мясо, и подай лучшее вино, — в какую цену может обойтись такое удовольствие, я понятия не имел, но положил на прилавок серебряную монету и грозно добавил: — Быстро!

Корчмарь спрятался за прилавком, мне только и осталось, что снять шлем и взъерошить мокрые от пота волосы.

Волосатая лапа коротышки, вынырнув из под прилавка, загребла монету. Спустя мгновение показался довольный хозяин. Он дал мне увесистый мешок со сдачей, наверное, медной, (за одну серебряную монету в Этрурии перед римским владычеством давали приблизительно сто двадцать единиц в медяках) и пригласил во двор.

Чрезвычайно обрадованный ценой за предстоящее удовольствие, я воспользовался приглашением и, обойдя здание, оказался во внутреннем дворике. И без лишних разговоров попал в умелые руки дородной тетки. Она так ловко сняла с меня доспехи, а за ними и набедренную повязку, что протестовать было неуместно. Присев на лавку, стал снимать калиги сам.

Чувствую, что-то прохладное растекается по моей спине и рукам. Попробовал пальцем, вроде оливковое масло.

Тетка оказалась немой, но очень сильной и настойчивой. Натерев меня маслом, уложила на лавку и стала разминать плечи и руки, потом спину и ноги. Мне понравилось так, что от приступа расслабона потянуло в сон.

После массажа еще полчаса немая деревянной палочкой соскребала с меня масло и грязь. Потом пришел черед натирания каким-то мыльным раствором из миски (Лат. sapo -мыло, произошло от названия горы Сапо в древнем Риме, где совершались жертвоприношения богам. Животный жир, выделяющийся при сжигании жертвы, скапливался и смешивался с древесной золой костра. Полученная масса смывалась дождем в глинистый грунт берега реки Тибр, где жители стирали белье. Наблюдательность человека не упустила того факта, что благодаря этой смеси одежда отстирывалась гораздо легче). Мыло пахло розами и жасмином.

Смыв пену, рабыня подала чистую повязку и принялась за стирку рубахи и штанов. Намотав на себя римские труселя, решил отблагодарить тетку за старания медяком. Та монетку приняла с улыбкой и, спрятав за щеку, продолжила стирку.

Надев калиги, я решил спрятаться куда-нибудь от палящего солнца. Тут появился хозяин и пригласил войти в дом.

Маленькая комнатка, где мне накрыли столик, располагалась сразу за кухней, выходившей на улицу. Где спал сам хозяин и его рабы я так и не понял. Увидев же огромный кусок мяса на блюде, тут же позабыл обо всем на свете.

Утолив голод, прилично выпил вина. Хоть и старался разбавлять его водой, все равно, быстро захмелев, уснул.

Разбудила меня немая рабыня. Показав на выстиранную одежду и очищенные от пыли доспехи, стала размахивать руками, мол, давай, пора.

Надев все на себя, вышел на улицу. "А все-таки плохо жить без часов. Сколько я проспал? Может, час, может, три. Одно утешает — солнце еще не село, значит — не опоздал".

В моих планах на сегодня непростое знакомство с личным составом двенадцатой манипулы. Да не оставит меня Небесный покровитель.

Мои Небесные покровители снова напомнили о себе. Так, мелочью — центурион Мариус, споткнувшись на ровном месте, сломал ногу.

Я стою перед двенадцатой манипулой, построившейся перед казармой, и вижу унылые лица легионеров. Считаю про себя людей. Их в строю — сто восемьдесят два.

Объясняю, что строиться в линию нужно по росту.

Не понимают, но построились. Командую: "На первый-третий рассчитайсь!" — Снова не понимают.

Объясняю. "В три линии становись!" — Не понимают, но в глазах у многих появился интерес.

Показываю, как первые номера выходят вперед, вторые — остаются на месте, а третьи — становятся за вторыми. Легионеры в восторге, им это нравиться.

Тренируем построение в две и четыре линии, шагаем в строю. Когда вокруг нас стали появляться солдаты из других манипул, тренировку пришлось прекратить и отправить легионеров в казарму.

Выставив на входе часового, говорю, мол, очень важно до состязаний ко дню Меркурия все тренировки держать в тайне. Вижу, что бойцы заинтригованы. Зову Септимуса Помпу. Спрашиваю:

— Септимус, как можно было победить первую манипулу?

Стоит по стойке "смирно", думает.

— Мы нарушили строй и попали под град пила.

— Но до этого вас здорово встретили!

— Да, это так, но нас ведь было больше!

— Именно поэтому вы и нарушили строй. Побеждают не числом, а умением, — помоему, Суворов сказал, но мне пригодилось.

Столь красноречивая речь еще больше, чем строевые упражнения подняла мой авторитет. Легионеры столпились вокруг. Кое-кто залез на лежаки, чтобы лучше видеть и слышать.

Я вынул из ножен гладиус и стал рисовать на песке три линии в атаке и обороне:

— Вот мы, а вот противник. Вам не нужно было бежать. Первая и вторая линия могли бы атаковать, держа между собой короткую дистанцию. И, забросав пила первую линию противника, полностью уничтожить его и снова занять позицию в две линии с прежней дистанцией на случай встречной атаки. То есть перейти в пассивную оборону. Если бы в этот момент вторая линия противника стала метать дротики, вот тогда нужно было бы бежать на них, удерживая скутумы как можно дальше от тела, прикрывая голову и туловище. В настоящем бою пилум пробъет скутум! Втора линия тогда спокойно бы смогла собрать с земли пила и поддержать атаку первой.

Я замолчал, народ вокруг стал живо обсуждать услышанное. Септимус, перекрикивая шум, спросил:

— Командир, так на Меркурии попробуем победить именно так?

— Нет, Септимус. К такой тактике они готовы. Мы победим по-другому, — тишина вокруг требовала немедленного ответа. Рисуя гладиусом на песке, я продолжил: — Мы научимся перестраиваться на ходу. Начнем в три линии. Сблизившись с противником, перестроимся в клин. Прорежем их манипулу до третей линии и станем в компактное каре. Таким маневром мы выполним задачу — займем холм. А если нас захотят атаковать, что же. Пусть попробуют. У нас есть неделя для тренировок.