Попаданка. Дочь чокнутого гения (СИ) - Королева Анастасия Юрьевна - Страница 24

Размышляя о своей невменяемости, выпила ещё тёплого бульона, потом отвар. Желудок отозвался мягким урчанием, словно кот, объевшийся сметаны.

И тут встал новый вопрос – чем заняться? Спать совсем не хотелось, выспалась уже на несколько недель вперёд. Что ещё? Почитать бы что-нибудь… Но, осмотревшись, не нашла полок с книгами; точнее, вообще ни одной книги не увидела.

Зато на краю стола лежала стопка чистых бумаг, металлическое перо, стояла баночка с чернилами. Что ж, значит, от нечего стоило поупражняться в чистописании, раз хозяину не нравятся мои кляксы. Тут я скривила губы, подражая капризным гримасам маленьких детей.

Хоть немного таким способом можно было отвлечься от мыслей, а то одна дурнее другой лезли в голову и не отставали. Настырные какие!

Отодвинув поднос с пустой посудой, поставила рядом склянку с чёрной жидкостью (к слову, пахла она чем-то противным, похожим на ржавчину), взяла первый лист и задумалась. Собственно, что писать? Бессмысленные предложения – скучно, историю своей жизни – рискованно, мечты – страшно. Что остаётся?

Остаются стихи. Любые. Те, что вспомнились со школьной скамьи; те, что запали в душу, встретившись случайно на просторах интернета; те, что как никогда подходят к любому моменту жизни.

Уже будучи подростком, влюбилась в творчество Эдуарда Асадова, и самыми любимыми у меня стали два его стихотворения: «Мы решили с тобой дружить» и «Любовь, Измена и Колдун».

Решила начать со второго. Окунула металлический кончик в чернила, стряхнула повисшую на самом носике каплю, поднесла перо к желтоватому листу и попыталась написать первую букву, но незадача – на бумаге не оставалось ни одной линии, будто я сухим пером прочертила. Попробовала ещё раз – стряхивать не стала и поплатилась – жирная клякса уродливым пятном расплылась в начале строки.

Беззвучно зарычала. Глубоко вздохнула. Попыталась взять себя в руки. Нужно стараться, может быть, получится.

Попытки, одна за другой, оказались провальными. Хотя вру – получалось писать без клякс через раз. Когда дописала последнюю строчку стиха, на бумаге красовались десять клякс, пять смазанных букв и отпечаток ребра ладони. Каким образом там очутилось последнее, вообще не представляю; вроде бы старалась руки не пачкать.

Подула на ровные строки, критически осмотрела своё творение и чуть не подпрыгнула на месте, услышав беззлобный смех.

Испуганно оглянулась и тут же выдохнула. Дакар. Он стоял, прислонившись к стене, и смотрел на меня. На губах играла мягкая улыбка.

Давно он тут? И почему я снова не услышала его шагов?

Смутилась, ведь опять взяла его вещи без разрешения. А он, будто не замечая моей неловкости, подошёл, взял из рук лист и нарочито внимательно стал изучать написанное. Минута, другая, третья, а потом он, запрокинув голову, громко рассмеялся – заливисто так, я даже залюбовалась и заслушалась.

– Лиза, – как только отсмеялся, он перевёл дыхание и спросил: – это ты написала?

Эм-м-м… написала я, точнее, переписала, а так автор у этого чудесно-правдивого стихотворения – другой человек. Поэтому, улыбнувшись в ответ, взяла перо в руки и пояснила:

«Автор не я».

Он прочитал, кивнул и, пока я не успела отложить орудие пыток (для меня так точно), предложил:

– Давай покажу, как надо?

Растерялась, но быстро взяла себя в руки и согласилась. Вот только я никак не ожидала, что он попросит меня встать, а после сесть ему на колени. Нет, не так! Ему. На. Колени! Это что? Издевательство такое? Сам же утром говорил, чтобы не придумывала лишнего, но упорно делает всё, чтобы моя бурная фантазия процветала!

Покачала головой, да так, что она чуть не отвалилась. Дакар скептически ухмыльнулся, дёрнул меня за руку и тихо шикнул:

– Не бойся, так будет удобнее.

Он воспользовался моей растерянностью – усадил, ещё и левой рукой перехватил за талию, наверное, чтобы не сбежала.

Ну да, конечно. Он думает, я самая настоящая дурочка? Да и ещё вопрос – кому удобнее? У меня от такого удобства дыхание перехватило, а по венам заструился огонь.

Задохнулась, то ли от возмущения, то ли… Нет-нет, о другом думать не стоило. Вот не буду и всё тут! Я возмущена и точка.

Попыталась убрать его лапу (нахальную, уверенно сжимающую мою худосочную фигуру), но куда там – не позволил.

– Лиза, прекрати, я не обижу, – прозвучало серьёзно, вот только голос… Что-то с ним не так. Будто мурлыкающие нотки появились, и грудь странно завибрировала. А ещё… Ещё он склонился близко-близко, так, что шеи коснулось его горячее дыхание, и шумно втянул воздух.

Дёрнулась, потом снова. Сердце, совершив кульбит, ухнуло вниз. И возвращаться обратно, судя по всему, вовсе не намеревалось.

Он не обидит, я ведь не этого боюсь, я…

Я же не могла держать оборону в одностороннем порядке; было бы куда проще, если бы он тоже приложил хотя бы чуточку усилий. А то как-то странно получалось – меня отчитывает, а сам…

– Смотри, – хрипло просипел Дакар на ухо. Взял перо, вложил в мою руку. – Осторожно опусти в чернила самый кончик.

Попыталась дышать ровнее и вообще представить, что нет никого рядом, и я по-прежнему сижу на кресле. Одна! А ещё попробовала сконцентрироваться на его словах, ведь всё это представление только ради обучения. Да-да!

Кончики пальцев дрогнули, металлический наконечник полностью скрылся в чёрной жидкости.

– Нет, не так, – не преминул поправить Дакар. – Осторожнее, – и показал, как нужно.

Спиной ощущала, как мощно стучит его сердце. Но голос казался спокойным, даже излишняя хрипота пропала, будто и не было.

Ещё раз судорожно выдохнула. Постаралась абстрагироваться.

Повторила его движение, аккуратно макнув перо в чернила, но тут же расслышала ворчливое:

– Нет, слишком сильно, стряхни лишнее и вытри об бумагу.

Пока выполняла его просьбу, или скорее приказ, он несколько раз сложил лист и сам промокнул наконечник.

– Перо должно всего лишь глотнуть чернил у самой поверхности, а ты пытаешься его утопить. Неужели такая жестокая? – Дакар попытался разрядить обстановку шуткой, да только мне что-то вовсе было не до смеха.

Оглянулась, изобразив суровость, но сама же и угодила в ловушку чёрных, как ночное грозовое небо, глаз. В глубине тлели ярко-красные угольки – стоит бросить всего лишь щепку, и разгорится пламя. Обжигающее. И спалит дотла. Останется от меня головёшка…

Отвернулась, махнула рукой, чуть не разлила баночку. Зато пришла в себя, усилием воли разогнав розовые сердечки, что мельтешили туда-сюда, исполняя неведомый танец. Ещё бы Дакар перестал обнимать так… сильно, тогда бы всё встало на свои места.

– Давай, ещё раз.

Что ж, давай.

На пятый раз у меня получилось, за что «учитель» довольно промурчал похвалу. Оказывается, важно не только не ухватить лишнюю каплю чернил, но и держать перо при написании под определённым углом – чтобы полоски выходили либо тоньше, либо толще. Чтобы буквы получались красивыми, витиеватыми, в лучших традициях каллиграфии.

Надо же, я так увлеклась, что умудрилась забыть о Дакаре. Его близость и одобрение, выражаемое короткими фразами, дарили уверенность и… свободу? Да, именно так. Не было прошлого и безрадостного настоящего – был миг здесь и сейчас. Не хотелось думать и оценивать его поступки, да и свои тоже. Ведь это так просто – жить.

Но миг – он на то и кратковременное явление, чтобы пролететь и затеряться среди прошлого, оставшись лишь несгораемым кадром в памяти.

– Лиза, как ты оказалась на той поляне в лесу?

Тихий вопрос разбил вдребезги лёгкость и душевное спокойствие, что в кои-то веки посетили меня. Стылый страх расползся по венам, пробираясь к самому сердцу, а мысли замелькали, будто пейзажи за окном экспресса.

Пальцы дрогнули, аккуратное предложение из ещё одного стиха обзавелось жирной кляксой. Отложила перо, медленно разжимая ладонь.

Шальное, иррациональное желание подкралось слишком стремительно.

Может быть, рассказать ему правду?