Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна - Страница 7

— Бэ-э-э… — лысый впал в ступор, поводя рыбьими глазами с меня на Лумумбу.

— Вам должна была прийти телеграмма. — помог я из-за спины наставника.

— Не было никакой телеграммы! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю… Никакой телеграммы в глаза не видел!

Он замахал на нас руками, будто таким образом намеревался развеять наваждение.

— Тем не менее мы здесь, и факта этого уже не отменить. — констатировал Лумумба, постучав костяшками пальцев по столешнице. Голос его зазвучал монотонно, в такт ударам. — Успокойтесь, мы не причиним вам вреда. — стук, стук… — Мы вам поможем… — стук — стук, — Всё будет хорошо… — стук — стук… Мы ваши друзья… Мы приехали, чтобы вам помочь…

Лысый начал расслабляться. Плечи его чуть опустились, со щек отхлынула багровость, к глазам вернулась осмысленность. Наконец он достал платок и вытер им лицо. Трубно высморкался, скомкал тряпицу и вновь запихал в карман.

— Извините, господа. Стресс. Я действительно не помню телеграммы.

— Ничего. Мы вас прощаем. — великодушно кивнул учитель. Стучать он перестал.

— Спасибо… Как, вы сказали, вас зовут?

Лумумба повторил. У Лысого глаза вновь съехались к переносице.

— Спаситель. — буркнул он. — Это шутки у вас такие?

— Да какие уж тут шутки. — я пожал плечами. — Детдомовские мы. Были у нас, например, Ирка Евангелие, Ленка Псалтирь. Илюха Первосвященник, Мухаммед Богородица… Даже Мойша Святой Мученик.

— Мой стажер воспитывался при Пастафарианском монастыре. — пояснил наставник. — Их макароннейшие преподобия принимали большое участие в спасении детей-беспризорников, оставшихся в живых после Распыления. Нарекали же сирот в силу своего иронического отношения к юдоли скорби, коей является наш мир.

Лысый покорно кивнул. Наливая очередную порцию из графина — руки его уже не тряслись, — он с надеждой вопросил наставника:

— Выпьем?

— Благодарствую. — прикрыл глаза наставник. — Мы сыты.

— А я выпью. — он быстро опрокинул стакан в пасть. — Если не возражаете…

— Чего уж там. — милостиво разрешил учитель. — А теперь поведайте, милейший, что привело вас в столь пограничное состояние. И заодно представьтесь, окажите такую милость. А то как-то…

— Шаробайко. Хрон Монадович. — грохнув стаканом о стол, Лысый вытянулся во фрунт. — Временно исполняющий обязанности начальника местного отделения.

Кроме лысины, исполняющий обязанности был примечателен тем, что имел объемистый круглый живот в пиджаке с одной уцелевшей пуговицей. Под пиджаком, кроме прочего, имелись мятая косоворотка в горошек, толстая красная шея и целых три подбородка, покрытые небритой щетиной. Росту в нашем новом знакомом насчитывалось максимум сантиметров сто пятьдесят пять.

— Садитесь. — разрешил Лумумба. — И докладывайте.

Шаробайко разрешением пренебрег, а вместо этого заметался в узком пространстве меж столом и подоконником.

— Мать Драконов. — выдавил он из себя на ходу, ломая руки. — Ведьма чешуйчатая! Требует выкуп: десять тысяч монет и фураж для тварей. — остановившись, он затравленно посмотрел в потолок. — А у меня денег нет! Казна уже восемь месяцев пуста, шаром покати! А жратва? Где я ей столько возьму? Фермеры — народ несознательный, за скот денег требуют! Не понимают, что ежели она драконов спустит — им первым достанется…

— Между прочим, вам в обязанности вменяется пресекать воздействия, а не платить выкупы. — заметил Лумумба, флегматично рассматривая ногти.

— Пресекать? — Шаробайко вновь начал надуваться. — А каким макаром, не подскажете, уважаемые господа начальники? Вы слышали про Новый Оскол? То-то и оно! Никто не слышал. Налетели твари огнедышащие, и спалили город к свиням собачьим. А потом фьюить! И гуси-лебеди… — упав на стул, он принялся вытирать порядком уже замызганным платком шею и лысину. — У меня в штате — сорок единиц охотников. И все, как один, пребывают за девяносто верст отсюда! — поведав эти важные сведения, Шаробайко плеснул себе из графина, но пить не стал, а мрачно уставился в стакан. — Рядом с Перебеевкой объявился большой отряд имперских боевиков, — пожаловался он. — Голов около двухсот. Терроризируют местных жителей, скотину режут… Вот я и послал ребят. А тут — она. Стер-р-рва.

— Почему у вас в штате всего сорок единиц, когда положено сто пятьдесят? — поинтересовался наставник, всё еще делая вид, что занят ногтями. — И содержание, насколько я помню, вам выделяется на полный штат. А вы говорите — денег нет…

— Содержание. — Хрон Монадович нервно хрюкнул. — Того содержания на дырку от бублика. Это вам не Москва! Каждый рейд обходится… — закатив глаза, он начал загибать пухлые пальцы. — За патроны оружейники дерут, обмундирование, опять же… Почитай, каждую смену что-нибудь у них рвется, да броники — кто ж в рейд без броника сунется? Да сухпаек… Прожорливые эти охотники — ужас. Лечение за наш счет…

— Ясно. Но почему так мало людей?

— Охотником нынче быть не выгодно — это вам не пять лет назад… Сейчас все в фермеры идут, да на свалку, к механикам. Еще на винокуренные заводы — там завсегда рабсила нужна, и платят хорошо. К нам только самые пропащие и попадают. — он опять горестно хрюкнул. — Работа опасная, непредсказуемая. Да и немного её стало, что греха таить. Мать драконов — отдельный случай…

— Вам по штату положен маг. Почему его не привлечь к поимке Матери Драконов?

— Нету у нас мага. Был, да весь вышел. Спылился.

— А наркотик?

— А… Что наркотик? — Шаробайко вновь начал багроветь.

— Вы утверждаете, что маганомалий всё меньше, когда мы за одно только утро видели три…

— Три аномалии за день — это действительно мало. — он устало потер уши. — Можно сказать — ничего. В открытую-то Пыльцой не торгуют…

— В открытую? — Лумумба сделался вкрадчив, как леопард. — И вы считаете, это большое достижение? При том, что наркотик в стране запрещен, и использование оного преследуется законом!

— Ну и где он, ваш закон? — устало спросил Шаробайко. — Где? — он картинно отдернул тяжелую, битую молью, бархатную портьеру, в воздух взвились клубы пыли. — Нету его, нету! Здесь вам не Москва. У нас здесь свои законы! Я же говорю: в штате — сорок единиц на весь район, а это: город со стотысячным населением, да округ — около двухсот деревень… Только и можем, ликвидировать последствия по мере сил!

— Может, с головы надо начинать? — тихо подсказал я. — Устранить источник распространения, тогда и аномалий не будет…

— Ох вы там, в Москве, какие умные! — Шаробайко откинулся на спинку и вновь плеснул себе водки. Выпил, глаза его на мгновение остекленели. — Нету одного источника. Одну точку накроешь — три других возникают. Всё равно, что в плотине дырки пальцами затыкать…

— А полиция? — перебил Лумумба. — Куда смотрит градоначальник?

— В-основном, в рюмку. — глумливо усмехнулся исполняющий обязанности. — А по вечерам — на голые ляжки танцовщиц в Зеленом Пеликане. — говорил он это с какой-то остервенелой завистью.

— Налоги… — подсказал учитель.

— Я вас умоляю! Централизованной власти, как таковой, в городе не существует, всё мало-мальски ценное находится в руках частных предпринимателей: Господин Ростопчий, хозяин свалок. Господин Дуринян, промышленник и торговец… Мадам Елена, королева наша, благодетельница… Вот уж кто не выносит даже намека на Пыльцу! Только благодаря им, Отцам, так сказать, и держимся на плаву.

— Ладно, что там с Матерью?

Я всё ждал: когда ж Лумумба к этому вернется? Иногда какой-нибудь торчок, возомнивший себя магом, пытается наколдовать драконов. Но жизнеспособных особей, а тем более, летающих и огнедышащих, насколько я помню, ни у кого не получалось.

— С Матерью? — растерялся Шаробайко. — Да никак. Я к ней гонца отправил, с нижайшей просьбой повременить чуток — пока дань, мол, насобираем… День-два мы её промурыжим, а там, глядишь, мои молодцы вернутся, и…

— С вами всё ясно, милейший. — учитель поднялся. — Но напоследок… — Шаробайко втянул голову в плечи. — Порекомендуйте, будьте любезны, постоялый двор без клопов и ресторан, в котором не подают крыс.