Мусорщик. Мечта - Щепетнов Евгений - Страница 5

Жили здесь те, кто не мог найти себе место получше: больные, старики, проститутки самого низшего пошиба – старые, готовые на все за один кредит. Ник всегда старался миновать эти лачуги как можно быстрее.

Во-первых, здесь воняет.

Во-вторых… ему было жутко. Он однажды представил – вот он, Ник, погиб на мусорке. Мама стала старой, слабой, неспособной ползать по мусорке и откручивать блоки. И куда бы она делась? Ясное дело, сюда, в Отстойник. Да, именно так и называли это место – Отстойник. Место, где отстаивается всяческая мерзость перед тем, как ее отправят в очистительный огонь деструктора.

А еще страшнее было представлять, что он, Ник, уже состарился, сделался полуслепым, перестал видеть в темноте, перестал слышать и понимать – где он тогда будет жить?

Нет, это только кошмарный сон. Ник никогда не окажется в Отстойнике. Он предпочтет умереть! Когда почувствует, что уже не может делать то, что сейчас делает, покончит с собой. Не сам, нет, для того, чтобы умереть, имеется огромное количество способов! Начиная с патрульных, испепеляющих все подозрительное, и заканчивая бандами, промышляющими возле выгодных для разборки недавно доставленных на Сирус кораблей. Никто, не состоящий в банде, не смеет работать у «новых» кораблей – никто. Только члены банд. И так было всегда. Наверное, всегда.

После Отстойника пошли дома почище. Тут жили ремонтники, ассенизаторы, все работяги, которые делали жизнь Внешки более или менее сносной, на взгляд жителей Внешки, разумеется. Мама говорила, что с точки зрения космолетчика, которому она рассказала о жизни в Городе и за городом, это даже не жизнь и не существование. Это Ад, куда отправляются души умерших, совершивших тяжкие преступления. То есть он, Ник, сейчас живет в Аду. За какие грехи, он до сих пор не знал. Что такого Ник мог совершить, чтобы заслужить подобное наказание?

Впрочем, Ник не верил ни во что, кроме своих крепких рук и ног, кроме своего тонкого слуха и нюха, кроме зорких глаз и сильных мышц. Ни в богов не верил, ни в демонов, хотя мать и пыталась ему преподать уроки Веры, пыталась настоять, чтобы он молился какому-то там неизвестному могущественному существу, управляющему всей его жизнью. Мол, будешь молиться, будешь просить Бога – и он подарит тебе достойную жизнь, а когда умрешь, попадешь туда, где очень хорошо, – в Рай. Ну вот и выпросила, ага! Попала ее душа в Рай или нет, неизвестно. Но то, что никакой хорошей жизни она так и не выпросила у своего Бога, это вот сто процентов. Лежит теперь на мусорке, в яме глубиной в метр. Чтобы выкопать эту яму, Нику пришлось трудиться сутки. Но он не хотел, чтобы тело матери забросили в кузов ассенизаторов, чтобы мама плюхнулась в лужу дерьма и вместе с ним отправилась на переработку в деструктор. А на настоящие похороны – с гробом, иллюзией цветов, музыкой – у него нет денег. Да и умерла она на мусорке, в старом корабле, где теперь его дом – наверное, навсегда, до самого конца его жизни – дом.

Она металась, бредила, Ник поил ее оставшейся во фляге водой, и тогда мама отталкивала руку и, глядя ему в лицо блестящими от жара глазами, шептала, и на ее сухих губах проступала кровь из горячечных трещин: «Не надо воды! Сам пей! Оставь! Оставь меня! Я все равно умру! Это желтая лихорадка! Ее не лечат! Оставь меня и уходи! Уходи!»

Потом снова забывалась, металась из стороны в сторону, лежа на металлическом полу, крутила головой, дергалась в судорогах, выгибалась дугой, будто старалась прижаться к невидимому любовнику.

А потом все закончилось – на третьи сутки. И еще сутки Ник копал яму, вырезая ее виброножом, некогда найденным им в одном из кораблей. Вибронож работал плохо, но все-таки хоть как-то отковыривал кусочки спекшегося камня, постепенно образовывая углубление длиной в полтора метра.

Мама была очень маленькой женщиной, меньше многих. Хрупкая, стройная, но при этом очень красивая и сильная. Отец Ника, которого Ник не хотел знать никогда и ни за что, почему-то называл ее «Дюймовочкой», говорил, что на планете, на которой родился Император Сущего, есть такая фантастическая история про очень маленькую девочку, летавшую вместе с птицами. И вот она, мама, такая Дюймовочка.

Инопланетники горазды на красивые истории, лишь бы заманить в свою постель наивных девиц. Наивная, добрая, красивая мама! Эх, мама, мама…

Ник хотел убить этого космолетчика. Своего отца. Если бы он встретил его на мусорке, да что на мусорке – даже во Внешке! Он бы его убил. Точно – убил! Проклятая белокожая рожа! Проклятый верзила, из-за которого погибла мама! И родился он, Ник…

Кстати, Ник только поэтому и выжил, когда так же, как мама, заразился желтой лихорадкой. Для инопланетников это не болезнь – просто мелкая неприятность. Нос покраснеет, да голос чуть-чуть охрипнет. А вот для сирусян, которые сотни лет живут в тесном анклаве и не имеют нужных антител, это смерть. Если рядом нет автоматической аптечки, определяющей болезнь и производящей нужное лечение. Но такие аптечки есть только у Совета и у тех, кто близок к нему, – торговцев-скупщиков.

Ник помнил лицо своего отца – мама показывала ему в видоне. Знал его имя. И поэтому – если доведется увидеть негодяя – не сплохует, достанет гада! И плевать ему на рассказы матери о том, какая великая любовь у них была, о том, что тот, будучи военным, ничего не мог поделать, ему запретило командование, что она сама решила с ним расстаться, чтобы не губить его жизнь, что это она сама решила оставить ребенка, потому что это единственное напоминание о Нем, о Любви – все это чушь! Ерунда! Факты говорят о том, что этот мерзавец ни разу не поинтересовался, что случилось с его возлюбленной, хотя и знал, что бросил ее с животом, в котором находился его сын!

…Стандартный дом из металлопласта: укрывает от холода, укрывает от жары, выдерживает несколько импульсов из полевого бластера – хорошая штука этот металлопласт! Заперся – и сиди, и пусть только попробуют войти! Кто? Да кто угодно. Тот, кто вдруг пожелает присвоить ценное барахло и не побоится, что его убьют на месте.

Всякое бывает, и всякие бывают придурки. Закачает в вены «дерьма», и понеслось. Нарки, они такие! Нелюди! Мама всегда говорила: что угодно, только не наркота. Употребляешь – конченый человек, долго не проживешь. Продаешь – убиваешь других. И не заслуживаешь жизни. Торговцев наркотой надо убивать! И это при том, что Ник точно знал: мама одно время употребляла наркотики. Не самые сильные, но употребляла. И он ее понимал. Нежная, чистая городская девочка, окунувшаяся в эту грязь, ставшая шлюхой, не смогла бы вынести подобного ужаса, если бы не заглушала разум наркотой.

На дверях – обычный экран, как на видоне – сверхпрочный стеклопласт, который нельзя разбить ни камнем, ни молотком. Даже игольчатый лазер не оставит на нем и царапины. Только полевой армейский бластер в конце концов расплавит. И то нужно хорошо постараться. Изобретателю этих экранов стоило поставить памятник, точно. Так мама говорила.

Эх, мама, мама… как жаль, что тебя нет! И поговорить-то не с кем… вокруг только чужие! Только враги! Чужой и враг – это, считай, одно и то же. Верить никому нельзя! Даже вот этому скупщику по имени Сагал, с которым Ник работает уже много лет. Сегодня он хороший, а завтра может выкинуть такой финт, что еле ноги унесешь. И не он такой – жизнь такая! И это тоже мамины слова.

Приложил видон, дверь щелкнула, открылась. Мол, заходи! Старым клиентам свободный вход, однако под столом заряженный бластер, а везде натыканы видеокамеры, отслеживающие все вокруг дома-лавки. Чуть что – сигнал отправляется в охрану Внешки, и сюда вылетает наряд мордоворотов в броне и с бластерами. Скупщики – они такие. Их голыми руками не возьмешь!

– Маленький Ник! – Мужчина довольно улыбался, сидя перед здоровенным экраном, на котором извивались в любовных судорогах несколько мужчин и женщин.

«Порнушку смотрит, охламон!» – констатировал очевидное Ник.

Рядом – молоденькая девушка голышом, в одних очень узких трусиках. Ее небольшая грудь уставилась вперед крупными коричневыми сосками, и Ник старается не смотреть на девушку. Во-первых, он всегда будет помнить, что когда-то его, Ника, мать, возможно, вот так же сидела рядом с этим мужчиной – он был у нее постоянным клиентом. Ник это помнил наверняка. Он бы и рад забыть, но у Ника практически абсолютная память. Он ничего не забывает. Мутант, чего уж там. Правда, старается это скрывать: ни к чему людям вокруг знать, что Ник ничего не может забыть. И что он «слишком умный!».