Ошимское колесо (ЛП) - Лоуренс Марк - Страница 22

Я держу свой кровоточащий меч и смотрю на тварь – розовую, уродливую, влажную и воспалённую. Снорри стоит возле меня и ничего не говорит. Из меня вырывается крик – грубый неприятный звук, короткий и резкий, как дуга, по которой летит мой клинок. Сталь режет. Нерождённая падает, и в том месте, где она касается земли, остаётся лишь пыль, да маленькие сухие кости.

– Ял. – Снорри тянется к моему плечу. Я стряхиваю его руку.

Над пылью поднимается что-то непостижимое – призрачно-бледное нечто меняется, растёт, быстро принимает разные формы. Это всё она. Моя сестра. Спящий младенец; маленький ребёнок, делающий первые нетвёрдые шаги; юная девушка, длинноволосая, симпатичная; высокая женщина с внешностью матери, стройная и прекрасная, тёмные локоны спадают на плечи. Изображения меняются быстрее – мать держит крошечные ручки, женщина с суровым лицом и властностью во взгляде, старая женщина на высоком троне. Исчезает.

Я продолжаю стоять, руки покалывает, щёки покалывает, дышу часто и неглубоко, в груди боль. Почему мне больно? То-что-могло-случиться исчезает каждую секунду каждого дня. То-что-могло-случиться, рухнувшие планы, неосуществимые мечты – они обращаются в ничто быстрее, чем Слидр падает с обрыва. Я стою и смотрю, как крошечные кости чернеют и обращаются в прах. Не "то-что-могло-случиться", а "то-что-должно-было-случиться".

Марко смеётся надо мной. Мерзкий звук, напряжённый и полный боли, но всё равно это смех, и в мире живых я от этого человека и улыбки не видел.

– Это ещё не окончено, принц. Вовсе нет. – Он стонет, пытаясь двинуться, но ему мешают приколоченные руки и ноги. – Дерево хранит лишь то, что не нужно нежити.

– Нежить? – Я слышал о них – чудовища мёртвых земель, твари, которых Мёртвый Король привёл в мир на службу своим целям.

– А что, по-твоему, ездит на детях, взятых из утробы? Что формирует их потенциал и использует ту силу? Это честный обмен. – Он смотрит на меня мёртвыми глазами. Эмоций в них так мало, что с тем же успехом он мог бы говорить о сделке в торговых залах Умбертидской биржи. – В чём преступление? Дитя, которое не могло бы жить, живёт, а нежить, которая не жила никогда, обретает жизнь и ходит по миру людей, где может насытить свой голод.

Я смотрю вверх, на испещрённый телами ствол, с которого свисают бесчисленные ветви, похожие на ивовые – и на каждой висит украденная жизнь. Разве Марко худший из тех, что прибит здесь? Вряд ли. Я должен ненавидеть его яростнее. Должен бы броситься на него и срезать. Но это место выжигает эмоции. Там, где раньше была ярость, я чувствую пустоту и грусть. Я поворачиваюсь и ухожу.

– Стой! Сними меня!

– Снять тебя? – Я поворачиваюсь, и где-то глубоко внутри тлеет язычок пламени гнева. – Почему?

– Я рассказал тебе. Дал информацию. Ты мне должен. – Марко выталкивает каждое слово из груди, сжатой его собственным весом.

– Это дерево не простоит так долго, чтобы я задолжал тебе, банкир. Даже если оно будет стоять десять тысяч лет, а ты будешь каждый день спасать мне жизнь.

Он кашляет, и на губах появляется чёрная кровь.

– Они тебя поймают. Нежить и та часть твоей сестры, которую эта тварь забрала. Смерть брата откроет им дверь и позволит появиться вместе – нерождённая, новое зло в мире. Твоя смерть навсегда оставит её в землях над нами.

Мысль о том, что какой-то монстр, связанный с моей сестрой, будет выслеживать меня по Аду, пугала меня до чёртиков, но будь я проклят, если позволю, чтобы Марко это заметил.

– Если эта… тварь… выследит меня, то мне придётся просто покончить с ней. Холодной сталью! – В подтверждение я вытаскиваю свой меч – в конце концов, он заколдован, и уничтожит мёртвых существ так же эффективно, как и живых.

– Я могу рассказать, как её спасти. – Он смотрит мне в глаза своими тёмными и блестящими глазами.

– Мою сестру? – Её спасение не входило в мои планы – это прерогатива Снорри. Я хочу уйти, но что-то меня останавливает. – Как?

– Теперь, когда ты освободил от дерева её будущее, это можно сделать. – На его лице ясно написаны боль и отчаяние. – Ты спустишь меня? Пообещай.

– Клянусь честью.

– Когда встретишь их в мире живых, свою сестру и ту нежить, что носит её кожу, любая достаточно святая вещь их разделит.

– И моя сестра будет… жить?

Марко снова издаёт тот мерзкий звук, свой смех.

– Она умрёт. Но должным образом. Чисто.

– Достаточно святая вещь? – произносит рядом Снорри.

– Нечто важное. Вера всех верующих заставит такую вещь сработать. Средоточие. Не какой-то церковный крест. Не святая вода из кафедральной купели. Какой-то истинный символ, какой-то…

– Кардинальская печать? – спрашиваю я.

Марко кивает, и его лицо морщится от боли.

– Да. Возможно.

Я снова отворачиваюсь.

– Стой! – Я слышу, как Марко охает, пытаясь дотянуться до меня.

– Что? – Я оглядываюсь назад.

– Отпусти меня! Мы заключили сделку!

– Есть ли у вас бумаги, Марко Онстанос Эвеналине из Золотого Дома? Правильно заполненные формы? Они подписаны? Засвидетельствованы? На них есть нужные отметки?

– Ты поклялся! Своей честью, принц Ялан. Своей честью.

– А-а. – Я снова отворачиваюсь. – Моей честью. – Начинаю идти. – Если найдёшь её, дай мне знать.

ШЕСТЬ

В либанском порту Аль-Аран я купил место на корабле под названием "Санта Мария" – это же судно взяло большую часть соли, которую мои компаньоны почти весь предыдущий месяц тащили на север из Хамады. В трюме нашлось место и для трёх моих верблюдов, и, должен признать, я почувствовал некоторое удовлетворение, глядя на мучения животных – после всех моих долгих страданий на верблюжьем горбу.

– Предупреждаю, капитан, Бог создал этих существ лишь для трёх целей. Испускать ветры сзади, испускать ветры спереди, и плеваться. Они плюются желудочным соком, так и скажите своим людям. И не позволяйте никому соваться в трюм с открытым пламенем, иначе вы окажетесь владельцем изумительной коллекции плавающих обломков. А ещё мы все утонем.

Капитан Мальтурк фыркнул в заросли своих усов и отмахнулся от меня, а потом повернулся в сторону мачт и снастей и принялся кричать какую-то морскую белиберду своим людям.

Путешествие по морю – неприятное занятие, о котором в приличной компании лучше и не говорить, и в первые четыре дня не случилось ничего примечательного. О-о, были волны, дул ветер, поглощалась еда, но, пока на горизонте не показалось побережье Ка Льяра, это морское путешествие отличалось от прочих лишь температурой, языком, на котором ругались моряки, и вкусом возвращавшейся наружу пищи.

А ещё, никогда не берите верблюда в море. Просто не надо. А особенно трёх таких сволочей.

Порт Френч на Ка Льяре, самом южном из Пиратских островов – первая остановка для многих кораблей, покидающих африканское побережье. Есть два способа пережить путешествие по Среднему морю. Первый: вооружившись до зубов, а второй: вооружившись правом проезда, полученным от пиратских лордов. Его можно получить у торговых агентов во множестве портов, но кораблю лучше зайти в порт Френч или в любой другой ключевой пункт на Пиратах. Кодовые флаги постоянно меняются, и негоже плавать под устаревшим. И к тому же, по завершении неприятных дел с налогами, пиратские порты предлагают торговцу такой широкий ассортимент товаров и услуг, какой могут предложить лишь немногие места в мире. Они торгуют и натурой – как той, что продаётся, так и той, что нанимается. Рабы в основном направляются с запада на восток, и ещё немножечко с севера на юг. В Разрушенной Империи никогда не было большого спроса на рабов. У нас есть крестьяне. По большому счёту то же самое, только они думают, что свободны, и потому не сбегут.

Так приятно было зайти в порт и увидеть мир, который я знал лучше всего: мысы, заросшие соснами, буками и дубами, вместо редких пальм северной Либы. А ещё времена года! Лес уже покрылся ржавыми пятнами от первого морозного касания осени, хотя в такой жаркий день сложно было представить, что лето подходит к концу. Крыши домов, стоявших на склонах над гаванью, могли похвалиться терракотовой черепицей, и, в отличие либанских плоских крыш, наклонялись, молчаливо подразумевая, что здесь и в самом деле бывает дождь.