Ошимское колесо (ЛП) - Лоуренс Марк - Страница 94

Быстрый взгляд за дверь показал, что в месте, где я закопал Джона Резчика, земля начала подниматься. Спустя мгновение я уже спускался по лестнице в неизвестность, а Хеннан жаловался, что я наступаю ему на пальцы.

– Нам здесь ничто не угрожает? – Я всматривался в тоннель, шарахаясь от каждой тени.

Мы стояли примерно в сотне ярдов под поверхностью Ошима в трубообразном тоннеле ярдов шести в диаметре. Над нашими головами по центру тоннеля в темноту уходила чёрная труба в ярд толщиной. Я не видел, на чём она держится. Каждые несколько ярдов в тоннеле виднелись кольца серебристой стали шириной в шесть дюймов, словно какие-то укрепления. Гул, сначала почти не слышный, заполнял всё это место, и хотя он не становился громче, но уже вскоре уже пробирал до костей.

Я закашлялся, чтобы проверить, что все не оглохли. Звук разносился в темноте.

– Я спросил…

Меня прервал звук сверху. Кто-то оступился на лестнице.

– Угрожает, – ответила Кара.

– Как он вообще лезет? Блядь, у него же одна рука! – Это было нечестно. Я уже дважды убежал от Джона Резчика, вопреки всему, лишь чтобы самому доставить себя к нему в третий раз. И даже не к нему – к моим самым сильным страхам на его счёт, которые воплотила оставленная нам сила наших тупых предков.

– Я оставил Карла и шёл по долине, где мы сражались, – сказал Снорри, уходя в тени. – Кости там были навалены местами по грудь.

Кара и Хеннан пошли за ним. Я постоял секунду, стараясь услышать, как спускается Джон Резчик, но слышал лишь голос Снорри, его магия обволокла меня и затянула. Я пошёл за ними, мои ноги ступали по древним проходам, оставленным нам Зодчими, а мой разум следовал за норсийцем в Хель, слишком увлечённый его историей, чтобы планировать саморазрушение.

ТРИДЦАТЬ

Снорри идёт по ущелью мимо останков демонов, которых его перворождённый сын убил, защищая свою приёмную семью.

Вихрь в небесах над ним сгущается и сужается. Снорри знает, что скоро будет стоять под его центром, в глазу невидимой бури.

Ущелье расширяется в долину, и теперь спускается вниз, на высокогорье. Снорри хромает дальше, раны застывают, из пореза на плече всё ещё сочится кровь, его насквозь пронизывает боль, словно раскалённая добела проволока.

Впереди долина доходит до перешейка, после которого круто опускается, а вид, который открывается за этой узкой точкой, Снорри и не думал увидеть в Хель. Он стоит, глядя на фьорд Уулиск, покрытый мягким туманом. На дальней стороне, высоко на весенне-зелёных склонах Нффлра, там, где солнце окрашивает золотом землю, пасутся заросшие чёрной шерстью козы. Там должна быть деревня, дома должны спускаться до самой воды – но Снорри видит лишь восемь причалов, тянущих свои тонкие пальцы во фьорд, и единственный дом в сотне ярдов вверх по склону. Знакомый даже с такого расстояния. Его дом.

Его вены наполняются льдом. Центр вихря сверху находится прямо над его домом. Громадное вращение в небесах, каменный лабиринт под ними – всё вело его сюда, к его прошлому, настоящему, в место без будущего. Снорри выпячивает челюсть, прижимает топор к груди и идёт вперёд, настолько переполненный разбитыми эмоциями, что кажется, будто он охвачен гневом, но всё же рука, сжимающая его сердце, холоднее чем когда-либо.

Снорри идёт и видит, что резня была и здесь – повсюду валяются останки. То рука в тени валуна, то голова, то потроха на камнях. И не уродливые демоны, но люди, или существа на них похожие. И не только мужчины, но и женщины, щитоносицы, в северных доспехах, с топорами, копьями, молотами. Но каждый из них – низкий или высокий, коренастый или тощий, – имеет отличительную черту, которая ясного обозначает их происхождение. Каждый человек белый слева и чёрный справа, то же и с их доспехами. У каждого топора или меча металл белый, как молоко, а щиты чёрные, словно дыры, прорубленные в дневном свете.

– Слуги богини. – Снорри, морщась, встаёт на колени, чтобы поближе взглянуть на щитоносицу. Её шлем прорублен сбоку ударом топора. Должно быть, Хель послала её, чтобы призвать к себе души Фрейи и детей. Кто бы ни убил этих воинов, не церемонился, но здесь поработал не меч Карла. Снорри изучает белый глаз женщины, отражающий вихрь над его плечом, и тёмный глаз, похожий на отполированный чёрный камень. Её губы изогнуты в усмешке, которой она ухмылялась, когда её настиг удар, и зубы заострены, словно зубцы пилы. Значит, не человек.

Хотя в Хель нет солнца, но в этом воспоминании об Уулискинде солнце есть, и оно садится. Перед Снорри в горловине долины стоит одинокий воин, чёрный на фоне заката, широкий, в доспехах из плохо подогнанных частей, с широко разведёнными руками, со щитом в одной руке, с топором в другой, на конце лезвия которого острие, чтобы протыкать кольчугу.

– Свен Сломай-Весло? – На какой-то миг Снорри чувствует страх. Только этому гиганту и удавалось победить викинга – его силы нечеловеческие. Снорри слаб от потери крови, искалечен от ран, и знает, что в этом бою ему не победить. Северянин, всё ещё стоя на коленях, шепчет молитву – первую, что срывается с его губ за вечность. "Всеотец, я сделал всё что мог. Смотри на меня. Я прошу лишь об одном: дай мне сил, которые меня оставили". – Молитва человека, который встречает вызовы с топором и отважным сердцем. Молитва человека, который знает, что этот вызов ему не пережить. Молитва человека, который не выживет, чтобы произнести новую.

Снорри с рычанием поднимается, уже не заботясь о своих ранах, зная, что боги за ним наблюдают. Он встаёт, покрытый гноем демонов и своей алой кровью, которую почти не видно после такого количества убитых им тварей.

– Я готов. – Если Хель поставила Свена Сломай-Весло между ним и его семьёй, то Свен Сломай-Весло умрёт здесь второй смертью. – Ундорет! – кричит он, словно его крик это копьё, брошенное прямо в небеса, и небо над ним становится красным, как кровь за его спиной. И тогда он бросается в атаку.

Воин стоит на месте, пока Снорри на него мчится. На нём слишком большой шипастый наплечник из чёрного железа, и шлем, закрытый забралом, на котором оставлены лишь щёлочки для глаз и дырочки для рта. Чёрные полосы железа вокруг его груди и тела подпоясывают толстую кожаную рубашку со слоёной подкладкой. К кожаным штанам для защиты ног пришиты железные пластины. На всех частях его доспехов видны следы битвы, блестящие порезы, тёмно-красные брызги, вмятины на металле, порванная кожа.

Двадцать ярдов остаётся между ними. Воин поднимает над собой топор. Десять. Воин склоняет голову.

– Снорри? – Пять. И он опускает топор.

Снорри, переполненный боевой яростью, замахивается своим топором, чтобы отсечь голову, заточенная сталь мчится по дуге от силы обеих рук. В последний миг разум превозмогает мышцы, и крича от напряжения, викинг отводит удар, лишив его большей части силы. Лезвие Хель задевает латный воротник воина, издаёт резкий звук об металл и отлетает.

– Снорри? – Руки в латных рукавицах возятся с маской шлема на петлях.

Снорри опускает топор и опирается на него, с трудом дыша.

Маска открывается.

– Тутт?

– Я знал, что ты придёшь. – Туттугу улыбается. У него нет бороды, и кожа на подбородке срезана. Красный разрез, оставленный ножом Эдриса Дина, по-прежнему виден на шее под бледным лицом. Впрочем, его глаза светятся радостью. – Я знал, что у тебя получится.

– Во имя Хель, что… Туттугу, как?

– Тссс! – Туттугу поднимает руку. – Не произноси её имя, только не здесь. Она пришлёт новых стражей, а их сложно победить.

Снорри оглядывается на долину, по которой разбросаны тела.

– Это всё сделал ты?

Туттугу ухмыляется.

– Они нападали не разом.

– Но всё равно…

– Снорри, я не мог позволить, чтобы забрали Фрейю и детей.

– Но Карл…

– Карл может сражаться с демонами, но они просто животные, которые следуют своим инстинктам и охотятся на отбившиеся ду́ши. Но выступить против слуг Хель, выполняющих приказы? За такое его вышвырнут из Вальгаллы. Мы не могли этого допустить.