Попаданка в академии драконов 4 (СИ) - Свадьбина Любовь - Страница 20

Если смотреть с этой стороны, то… не знаю, я бы тоже не радовалась общению с тем, из-за кого мои дети, пусть косвенно, но чуть не погибли.

— В любом случае, — император усмехается, — я не склонен к нежностям, даже если речь идёт о Видящей. К этому лучше привыкнуть, чтобы не было пустых обид.

— Привыкну, — обещаю я, ведь глупо дуться из-за недоразумений.

Протянувшаяся от императора золотая нить исчезает в склоне холма. Невольно подаюсь вперёд, заметивший это император прибавляет шаг. Над холмом поднимаются тонкие струйки дыма. Похоже, рядом поселение.

Оглядываюсь на встревоженного императора: может, ему стоило взять меч? А мне прихватить своё призывное оружие? Правда, пользоваться им не научилась… к счастью: ещё схватила бы его под действием суккуба и использовала против себя или своих.

— У вас есть оружие? — уточняю на всякий случай. — Магическое там?

— Магическое в такие миры лучше не брать, может разрушиться. У меня есть кинжалы, броня и когти. Но лучше обойтись без этого. И тебе пора слезать с симбиота: поездка на чём-то невидимом будет столь же вызывающей, как и сам зверь.

С Пушинки сползаю радостно: не умею я верхом кататься, неудобно. На вершину холма мы поднимаемся, когда та уже становится невидимой.

В долине расстилается городок с жёлтыми домами и красными черепичными крышами, из нескольких труб идёт дым. Правую сторону селения ограничивает река, левая плавно переходит в огороженное пастбище с мохнатыми горбатыми зверями.

Золотая нить императорской магии тянется вниз к улочкам, пёстрым от развешанного на верёвках белья, теряется среди спешащих женщин в ярких платках и длинных платьях, мужчин в широких штанах и куртках с бахромой.

Император жадно вглядывается в толпу, будто надеется разглядеть Ланабет. От волнения он мертвенно-бледен.

Следом за яркой картинкой приходят запахи: дыма, навоза, хлеба. Чем ближе подходим, тем очевиднее, что мир не слишком развит технически: ездят на повозках с горбатыми животными, стирают вручную, сидя прямо на порогах.

И да, выливают грязную воду в окна. Хорошо хоть не пищевые отходы. Но даже потоки воды нам опасны, как и люди на узких улицах: незаметно провести в толчее Пушинку невозможно.

Приходится ей взлететь. И каждый раз, когда она исчезает за развешенным между домами бельём, моё сердце ёкает. А золотая нить уходит внутрь города, сочится прямиком сквозь дома, и, выискивая её цель, мы плутаем по улочкам и закоулкам.

У императора ярче разгорается магический узор на щеке и шее, кулаки стиснуты, костяшки пальцев белые от напряжения. Он идёт, точно в трансе. Представить не могу, о чём думает… Как будет извиняться за то, что не нашёл Ланабет за столько лет?

Запрокинув голову, жадно высматриваю среди рубашек, юбок и полотенец полупрозрачный силуэт Пушинки. Её крылья шелестят, смутная тень скользит по жёлтым стенам домов. Надеюсь, этого никто не заметит.

Нарастает металлический грохот. Пахнет чем-то странным, резким.

Струйка золотой магии вздрагивает и расширяется, мощным потоком уходит в стену одного из домов. Ухватив императора за рукав, прибавляю шаг, заворачиваю в переулок между домами. Поток магии проворачивается, течёт сквозь угол дома. Мы выскакиваем на более широкую улицу. Дома на другой стороне прячутся за каменными оградами выше человеческого роста.

Звенит металл. В проёмах некоторых оград установлены прилавки со сверкающей чеканной посудой. Поток магии исчезает в каменной кладке. Может, проходит сквозь дом за ней дальше, а может…

— Туда, — не узнавая своего хриплого голоса, тяну императора к цели.

Он упирается, в золотых потухших глазах болезненно остро читается страх.

Наконец император делает шаг. Под звон молоточков мы ныряем в арку. Пушинка приземляется на верхушку ограды.

Под навесом дома оборудована мастерская для чеканки посуды, но мастера нет. Золотой поток тянется в деревянную пристройку. Там блеют козы и… кто-то напевает. Женщина.

У императора дрожат губы.

Дверь пристройки распахивается. Держа пустую корзину перед собой, на свет выступает статная женщина с повязкой на глазах. Золотой туман магии окутывает её, ластится. Волосы завязаны в подобие пёстрого тюрбана, цветастая юбка заткнута за пояс, обнажая щиколотки и часть бедра.

Она молода, эта женщина. Кончик носа, губы, оттенок кожи… так напоминают Арендара.

Вокруг стучат молоточки, блеют в загоне звери, но слепая женщина настораживается, поводит головой, прислушиваясь.

— Лана, — едва слышно выдыхает император.

Упавшая корзина катится по вытоптанной земле. Шагая вперёд, Ланабет протягивает руку. Император бросается навстречу, сгребает жену в объятия. По его щекам текут слёзы.

— Лана, Лана… — голос дрожит, сам он дрожит, и слёзы капают на цветастый платок на её голове. — Лана…

Император содрогается. Гладит её по спине, плечам. Целует лоб.

— Лана… — Обнимает. — Лана… я уже не надеялся…

Сглотнув, утыкается лицом в её платок. Ланабет крепко-крепко обнимает императора за талию. Не отталкивает, не корит, и только плечи её вздрагивают.

Из дома выглядывает старуха. Вскинув брови при виде обнимающихся, приветливо кивает мне и закрывает дверь.

Мне бы тоже сейчас отойти, потому что с каждым мгновением ощущение неловкости усиливается, будто подглядываю нечто слишком интимное. И в то же время не могу не смотреть на императора и его жену: столько эмоций в его слезах одного за двоих, в том, как она жмётся к нему. Женщина, недавно величественная, как императрица, сейчас напоминает перепуганного ребёнка.

Мутная пелена слёз смазывает их фигуры. Сердце щемит. Я отворачиваюсь.

Пушинка спрыгивает передо мной, утыкается мордой в плечо, трётся о лямку рюкзака. Постояв немного, оглядываюсь: окутанные золотом магии родители Арендара обнимаются. Столько нежности, столько… боли и радости…

Шерсть Пушинки встаёт дыбом.

Перестук колокольчиков обрывается. Над притихшей улицей громыхает возглас:

— Твари! Сдавайтесь ордену Очищения, или мы выжжем вашу скверну вместе с домом!

Похоже, тень Пушинки или шелест её крыльев заметили, и на нас донесли…

— Валерия, ко мне, — рявкает император.

Бросаюсь к нему, как и Пушинка. Вокруг нас вспыхивает купол золотого пламени. Ланабет не отрывается от императора, сжимает его так сильно, словно боится потерять. Почти стонет:

— Только не орден Очищения, только не они…

Император, закусив губу, делает несколько пассов руками.

Со свистом взвиваются стрелы — и выгорают в золотом огне купола.

Вихрь и пламя слизывают нас со двора, вышвыривают на траву в поле. Но город слишком близко, мы не на месте переноса. Крепче прижимая Ланабет, император зажмуривается. И вновь нас окружает пламя.

В этот раз мы вылетаем в поле, окроплённом лишь редким кустарником.

На земле вспыхивает огненная магическая печать.

Магия императора выплёскивается, окутывает Ланабет плотным-плотным коконом.

Меня, Пушинку и императора вытягивает к небу. Мы неумолимо рассыпаемся на золотую пыль. С Ланабет иначе — её вместе с коконом продолжает растягивать, но не превращает в магический поток. Так мы и уносимся в тоннель из пробившего небо вихря.

Основательно перекрутив, он бросает нас на каменный пол с магической печатью. Истончившийся за путешествие кокон Ланабет спадает, будто лепестки увядшего цветка. Она дрожит, бледна, но, кажется, в порядке.

Знакомый зал… только стена проломлена. Дыра затянута золотой дымкой щита. По ту сторону полупрозрачной завесы, точно тигр в клетке, расхаживает Арендар. У него даже золотые капилляры чем-то на полоски похожи.

Ох и влетит мне сейчас за самоуправство…

— Мы дома? — Ланабет судорожно вдыхает. — Мы ведь дома?

— Да, Лана, да… — Император снова обнимает её.

Подступив к золотой преграде, Арендар вглядывается в Ланабет.

— Мама, — произносит одними губами и приникает к щиту.