Враг - Лисина Александра - Страница 33

— Ну-ка, стой! — просипел он, силясь нормально вдохнуть.

— Щас! А ноги тебе не вымыть? Думать надо было, прежде чем тяпки свои выставлять наружу. Как раз туда, где по ним гарантированно пройдутся. Теперь терпи! Или ты не мужик?

— Что?! — придушенно взвыл бедолага, когда острый локоть во второй раз заехал ему под дых. Случайно, конечно. — Стой! Я тебе сейчас покажу, как… оу-у!

Он сдавленно прокашлялся и ринулся за наглецом вдогонку, но вдруг почувствовал на локте чьи-то железные пальцы и приглушенно взвыл. Из глаз сами собой брызнули слезы, дыхание перехватило. Бедолага скрючился, скорчился, стараясь хоть немного приглушить немилосердную боль в заломленной руке, невольно присел и только после этого очень осторожно покосился за спину.

— Не тронь его, — тихо велел Весельчак.

Парень быстро-быстро закивал и, едва локоть отпустил стальной зажим, моментально испарился. Ну их, чужаков этих. Пусть подавятся. Не то еще ножом пырнут и потом скажут, что так и было.

— Спасибо, — изумленно обернулся от дверей Белик.

— Не за что. — Ланниец снова опустился на лавку, словно не заметив обалдевших лиц караванщиков, которые только и ждали, пока он сорвется и надает мерзавцу по шее. Но за ту волшебную ночь, когда каким-то чудом удалось услышать пение эльфийской флейты, ланниец был готов простить очень многое.

— Э-э-э… рыжий? — вдруг донеслось от дверей неуверенное. — Слышь, кажется, я был не прав: ты хорошо разбираешься в людях. Может быть, даже слишком. Извини, ладно?

Весельчак снова кивнул.

— Эй! Ты не заболел, часом? — вдруг обеспокоился Ирбис. — У тебя жар? Лихоманка привязалась? Или от волков какая зараза передалась?

— Нет.

— А может…?

Весельчак коротко взглянул на приятеля, заставив того осечься, — слишком уж много горело в его темных глазах. Причем не дурашливого веселья, а того, чего опытный мечник никак не ожидал увидеть, — спокойной уверенности, удивительной серьезности и, что совсем уж странно, молчаливого требования не лезть не в свое дело.

Однако не успел Ирбис прокашляться, как ланниец уже отвернулся, а потом и вовсе уставился в пол.

— Рыжий? — мгновенно насторожился и Белик, но Весельчак не пошевелился, и пацан неожиданно прикусил губу. — Значит, это был ты?

Рыжий красноречиво промолчал, чем моментально притянул к себе все без исключения взоры, и в горнице воцарилась неловкая тишина.

— Ну и как? Понравилось? — вдруг с вызовом вздернул подбородок юнец. — Всем уже растрепал?

— Нет.

— Чего ж так? Такой отличный шанс подгадить! Просто подарок судьбы! Я бы не утерпел, наверное!

Рыжий внимательно посмотрел в голубые глаза Белика, невольно замер от вида стремительно разгорающихся там зеленоватых огней и на короткое мгновение провалился в бездонную глубину требовательно сверкнувших радужек. Крупные, невероятно яркие, потемневшие от гнева и осознания того, что его тайна раскрыта, они словно в самую душу заглянули.

Весельчак вздрогнул, будто от порыва холодного ветра, и внезапно осознал, что для странного пацана его ответ был важен. Настолько, что тот рискнул снова паясничать и откровенно нарываться, желая любой ценой его получить. А еще он неожиданно понял другое: Белик чего-то опасался. Нет, не его самого. Не насмешек. Не вопросов. Он боялся другого, и брошенный мимолетный взор в сторону темного только укрепил ланнийца в этом мнении. Кажется, дело было в Таррэне. И в том эльфе, который когда-то давно сделал пацану нечто плохое.

— Я же сказал: нет, — напряженно повторил рыжий. — Это твое дело.

Дядько кинул на племянника вопросительный взгляд, словно спрашивая, не двинуть ли любопытного попутчика по темечку, но Белик не обратил внимания — все так же пристально смотрел на рыжего, словно решая про себя: верить или нет? И ощущение это было настолько отчетливым, что Весельчак неожиданно почувствовал холодок между лопатками.

— Ладно, будем считать, что не врешь, — наконец сказал пацан, после чего отвернулся и толкнул дверь. — Дядько, я, пожалуй, не вернусь на ночь: здесь и без меня слишком тесно. Так что не жди и вовсю наслаждайся одиночеством.

— А ужин?

— Спасибо, у меня пропал аппетит.

— Странно, — насмешливо заметил Элиар. Сказал он это громко, так, чтобы хорошо расслышали все присутствующие. — Вот уж не знал, что иные смертные в столь юном возрасте предпочитают общество грязного животного компании себе подобных. Кажется, у некоторых развиваются нестандартные вкусы?

— Кто бы говорил! — незамедлительно фыркнули с улицы. — Но лучше уж ночевать так, чем стать четвертым в компании смазливых мужиков, которые даже при посторонних не стесняются укладываться втроем в одну постель!

Караванщики обомлели, а у местных дружно вытянулись лица. Создатель! Да что же творит этот сумасшедший пацан?! Как бы ни были терпеливы бессмертные, но этого даже самый мирный из них не стерпит!

И Элиар действительно не стерпел: слишком долго он сносил выходки мелкого наглеца, слишком долго потакал его выкрутасам, слишком многое спускал ему с рук, вот тот и решил, что все дозволено. Но на этот раз мальчишка зашел слишком даче ко, и теперь, похоже, его не спасут ни Страж, ни случай, ни даже заступничество человеческих богов.

Жутковато улыбнувшись, эльф медленно поднялся с лавки, на миг скрестил взгляд со взглядом обеспокоенного Урантара, который тоже приподнялся со своего места. А затем по комнате словно вихрь пронесся, разметав подскочивших на ноги караванщиков, брезгливо смахнув со стола кости, расплескав кубок с вином и оставив после себя почти неуловимую смесь ненависти, презрения и неприкрытого злорадства. Эльф поразительно легко отшвырнул с дороги замешкавшихся селян, а потом выскочил во двор, следом за беззаботно насвистывающим мальчишкой.

— Что, доигрался, сопляк? — тихо прошипел он, на ходу обнажая меч. — Теперь посмотрим, насколько ты смел!

— Элиар, нет! — вскрикнул Танарис, ринувшись вдогонку за собратом.

Таррэн похолодел и, поймав встревоженный взгляд Стража, плечом к плечу с ним выскочил наружу, цепенея от нехорошего предчувствия. Только не это! Не сейчас, когда у него начали налаживаться отношения с людьми! Ну зачем Элиару понадобилось дразнить пацана? Столько веков прожил, а до сих пор не понял, что смертные далеко не всегда дорожат собственными жизнями и что некоторые из них готовы со скалы броситься, лишь бы что-то доказать. Неужели не видно, что мальчишка провоцирует специально? Ждет только повода и плевать хотел на последствия?!

Снаружи раздался скрежет обнажаемого клинка, а затем наступило бесконечное долгое мгновение тишины, в течение которого у многих сердце упало: остроухие не зря слыли непревзойденными бойцами, а у пацана даже оружия при себе нет! Впрочем, если бы оно и имелось, шансов у него было все равно меньше, чем у попавшего под лавину человека, — Элиар сомнет и не заметит!

Караванщики мысленно застонали, едва представив, что может натворить взбешенный эльф, однако, к собственному удивлению, болезненного стона Белика так и не услышали. Только глухой звук от удара, словно светлый позорно промахнулся, злое шипение, а затем — обиженный звон вонзившейся в дерево стали. Следом донеслись раздосадованное «к’саш!» и свист. После чего до окаменевших от ужаса людей докатился страшный грохот и почти одновременно с этим — жуткий рык, от мощи которого содрогнулась входная дверь и зазвенела посуда на столах.

— Ч-что эт-то? — заикаясь, спросил кто-то. Но ему не ответили: караванщики выглядели не лучше, чем местные, ведь раздавшийся снаружи рев был им подозрительно знаком!

— Неужто опять? — сдавленно зашептались возницы. — Неужто выжил?!

— Оборотень? Или нет? — переглянулись воины, машинально потянувшись за оружием.

— Карраш, нет! — вдруг вскрикнул Белик, но его голос потонул в новом леденящем душу реве, в котором не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало конское ржание. Зато были до дрожи знакомые нотки, которые напомнили присутствующим о волкодлаке. — Карра-а-аш! Не смей!