Когда человека не было - Ангелов Димитр - Страница 19

Чунги дошли до самого края воды и отступили: непреодолимый врожденный страх перед водой заставил их отпрянуть назад. Потеряв голову от страха и беспомощности, они сменили свой рев дикими криками, которые смешались с криками чин-ги, бешено скакавших у них над головами.

А животных толпилось все больше и больше. Чтобы не быть растоптанными, чунги вскарабкались на деревья и повисли на ветвях, как гигантские плоды. Это произошло в момент общего смятения. Один мут, неизвестно чем взбешенный, направил свой страшный рог в брюхо одному хо-хо и со страшной силой вонзил его. Хо-хо обвил ему толстую шею хоботом, приподнял, подхватил поудобнее и нанизал на свои длинные зубы.

Несколько других хо-хо окружали грау; он проворно влез одному из них на спину, и впился зубами и когтями ему в толстую шкуру, но хоботы других быстро сбросили его оттуда, а толстые ноги растоптали по земле. Точно так же во все увеличивающейся толкотне было растоптано много дже, много гру-су, много ри-ми и еще много других животных.

Вдруг чунги увидели странную картину: маленькие хвостатые чин-ги быстро спустились на нижние ветки и на глазах у чунгов, сразу замолчав, стали прыгать на широкие спины мутов, хо-хо, би-гу. Эти животные, теснимые задними и не замечая своей странной поклажи, сошли в воду и понесли чин-ги на противоположный берег.

Для чунгов это было сколь необычайным, столь же и своевременным открытием. Следуя примеру чин-ги, пома первой подпрыгнула и очутилась на спине у хо-хо, а за нею на спины подходивших хо-хо стали прыгать и другие чунги.

Некоторые просто поджидали хо-хо, повиснув на ветках дерева, а когда те оказывались прямо под ними, они отпускали ветки и садились им на спины.

Переплыв реку и вновь вступив на сушу, животные стряхивали воду со шкуры и продолжали бежать. А позади них огненная стихия превращала тысячелетний лес в уголья, дым и пепел. Раздуваемый сильным ветром, пожар залил один берег реки, потом перекинулся на другой. Пылающие берега осыпали зеленоватую воду искрами, окутывали дымом. Река отразила горящие деревья, и в глубине ее заиграли огненные языки, словно сама вода загорелась. Никогда никем не пройденный лес быстро таял в пламени огромного пожара, а поток бегущих животных непрестанно возрастал.

Но настало время, когда путь бегущих вдруг повернул кверху и, казалось, направился прямо к небесам. В небо врезались островерхие скалы, в крутых склонах открылись бездонные пропасти, глубокие лощины наполнились рокотом буйных потоков.

Крупные, грузные животные остановились, начали кружить. Сплошной топот их беспорядочных шагов и дикие крики заглушили шум бурлящей воды. Потом животные разошлись в стороны — кто направо, кто налево, и тяжелый топот их ног постепенно затих. По крутым склонам стали подниматься только легко подвижные, гибкие животные.

Чунги тоже стали подниматься, наклонившись туловищем к земле, опираясь на все четыре лапы. Они цеплялись пальцами за острые камни, впивались ногтями в осыпи, хватались за ветки колючих кустов и взбирались все выше и выше. И когда они остановились, чтобы отдышаться, все под ними, насколько хватало глаз, было охвачено пламенем. В небесах вились гигантские клубы дыма. А когда день дважды сменялся ночью, клокочущее со страшной силой огненное море залило даже склоны гор.

И может быть, чунги, а вместе с ними и другие животные погибли бы в пламени этого великого пожара, если бы само небо не укротило его. Оно собрало на горных вершинах густые черные тучи, из которых на пылающую равнину вылетели молнии. Тяжкий грохот сотряс островерхие скалы еще и еще раз… Исполинские горы содрогнулись, загудев гулким эхом… Широкими потоками хлынул дождь, окутывая огненную ширь своим покровом. И спустилась на землю непроглядно-черная ночь, в которой угасли последние отблески кровавого зарева.

На рассвете небо уняло свой гнев, и потоки ливня утихли. Теперь чунги увидели, что над равниной внизу вместо пламени и дыма поднимается густой, молочно-белый пар. А когда белое светило поднялось высоко над горами, пар рассеялся и открыл их взорам беспредельную ширь темно-серого пепла. Лес чунгов перестал существовать.

Поток бегущих животных остановился. Потом широко разлился по крутым горным склонам, растаял и исчез.

Животные возвращались к своим старым привычкам: скрываться, затаиваться, убивать. Общая, равная для всех опасность миновала, а вместе с нею исчез и общий для всех закон совместного бегства.

Время, в течение которого продолжалось бегство животных, осталось неизмеримым. Чунги вдруг увидели себя в совсем новой, неприветливой, непривычной для них местности, скалистой и неровной, с остро изломанными линиями. В бесплодных скатах и осыпях открывались бездонные пропасти. Исполинские скалы поднимали чело к самому небу. Ветви деревьев нависали над страшными безднами. Колючие кусты и острые камни, нагроможденные ливневыми потоками, мешали чунгам идти и ранили им ладони и пальцы.

И вот они стали скитаться по этой дикой, неприветливой местности, жадно оглядывая ветви деревьев. Но здесь не было крупных, сочных плодов, как в сожженном теперь лесу; листья на деревьях здесь были тонкие и острые, как колючки, и вкус у них был нестерпимо смолистый. Единственной пригодной для чунгов пищей были сильно вяжущие плоды каких-то кустарников, хотя, поедая их, чунги морщились и придушенно кашляли.

Но и этой еды было недостаточно для большого количества крупных, жадных к еде чунгов, и постоянное недоедание, которое они испытывали теперь и к которому не привыкли раньше, изменило их. Они стали сварливыми и раздражительными. Все чаще случались драки, в которых каждый старался отнять у другого найденный плод. Большие группы разбивались на малые, и каждая добывала пищу для себя. И в этих поисках пищи в одиночку или мелкими группами чунги продолжали двигаться вперед, словно уходя от уничтожившего их лес пожара, но не имея никакого представления о том, куда идут, не заботясь о том, чтобы выбрать и установить новое местожительство. Ибо местожительство для них определялось количеством пищи, пригодной и привычной для них.

Чунг и пома тоже выбрали себе путь для поисков пищи. Вместе с другими чунгами, разбившимися на маленькие группы, они продолжали двигаться вперед. Дни проходили в непрестанных поисках вяжущих плодов, которые встречались так редко, что иногда им приходилось довольствоваться только молодыми побегами некоторых кустов. А вечером, усталые и полуголодные, они забирались на дерево и там ночевали, нетерпеливо ожидая нового рассвета.

Голод заставил их нападать на гнезда кри-ри ради их яиц, а потом и ради маленьких бескрылых, поросших пухом птенцов. Чтобы добраться до замеченного издали гнезда, они забирались на неприступно высокие утесы. Тогда большие кри-ри шумели своими огромными раскинутыми крыльями у них над головами и налетали так стремительно, что чуть не сбивали их в открывающуюся внизу бездну. И на поднятых к небесам вершинах утесов разыгрывались настоящие битвы. Кри-ри с громким клекотом нападали на похитителей их яиц и маленьких детенышей, били их распростертыми крыльями, царапали острыми кривыми когтями и пытались пробить им головы тяжелыми клювами. А чунг и пома, выпрямив косматые туловища, вырезываясь черными силуэтами на фоне синего неба, отбивали стремительные атаки разъяренных, бешено клекочущих кри-ри быстрыми, ловкими движениями передних лап, размахивая ими над головой во все стороны. И благодаря чудесной способности этих лап хватать что угодно, они побеждали в этих битвах, где им не могли бы помочь ни острые зубы, ни кривые когти. Схватив кри-ри за шею, они сильным движением пальцев отрывали ему голову и швыряли его вниз. Кри-ри пролетал немного, опустив крылья, и исчезал в глубокой пропасти.

Не меняя направления своего пути, проводя все время в непрестанных поисках плодов, молодых побегов и гнезд, они попали в еще менее плодородную, скалистую местность. Деревья со смолисто-горькой зеленью стали совсем редкими и не давали не только плодов, но и приюта на ночь. Чунгу и поме приходилось искать безопасные места прямо на скале.