Грязная сказка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 44

— Мам, — отмахнулся он и сел на подоконник, такой же широкий и удобный, как и в его кабинете. — Всё со мной в порядке. Не ем, потому что не лезет ничего. И не хочется. И лишний раз некогда.

— И чем же это ты так занят?

Редко можно было застать тот момент, когда его мать не курила, а разговаривала — вообще всегда с сигаретой.

— Можешь не отвечать, — закурила она и присела рядом, не дожидаясь от него ответа. — Ты возишь ей обед, занимаешься её контрактами, следишь за её костюмами, режимом дня, диетой. Сынок, ты с ней, хотя бы, спишь?

— Так, всё, — Влад встал. — Я не буду с тобой это обсуждать. У нас всё хорошо. Возможно, мы даже поженимся.

— Сынок, да какой из тебя муж? — Назарова тяжело выдохнула, выпустив облако дыма. — Ты ей, скорее, нянька. Носишься с ней как с писаной торбой. А что имеешь взамен?

— Мам, — развернулся он к ней и засунул руки в карманы. — Она — прима-балерина. И очень талантливая. Это её жизнь — сцена, выступления, тренировки. И, если я могу сделать её жизнь проще, лучше, комфортнее, то почему — нет?

— Потому, что ты прав, — докурила она в одну затяжку и затушила окурок. — Это её жизнь. Её, не твоя. Сомневаюсь, что она родит тебе ребёночка, о котором ты так мечтаешь, если вдруг у вас что-то и получится. Это роскошь для неё, тем более, в таком возрасте. Она будет делать карьеру. Уверена, она даже говорить об этом не хочет.

— Нет, мы обсуждали, — он перекатился пару раз с пятки на носок, глядя себе под ноги. — И решили, что возьмём ребёнка из детдома. Она же сама, считай, детдомовская.

— Когда? Зачем? — Назарова достала следующую сигарету и крутила её между пальцами. — Чтобы ты стал кормящей матерью? И посвятил себя дитю? Да твоя балеринка этого ни за что не допустит. Кто же тогда будет нянчиться с ней самой?

Влад молчал, пока его мать закуривала. Она никогда не говорила глупых вещей. Но в этот раз он не хотел её слушать. Лера стала тем единственным лучиком света, что озарял теперь его жизнь. Пусть тусклым, пусть холодным. Но Влад чувствовал себя нужным, полезным, был постоянно чем-то занят, и это давало ощущение наполненности жизни. О большем он уже и не мечтал.

— Ты знаешь, — женщина выпустила колечко дыма в потолок. — Когда я думала, что ты у меня голубец, не поверишь, я была счастливее. Я решила, что раз в этом твоё счастье, то я смирюсь. Но твоя балерина открыла мне глаза, — Назарова недобро засмеялась. — Я знаю, ты скажешь, что мне никогда не нравился твой выбор, но ведь и ты никогда не женился по любви. И всё же эта девица мне не нравится. И она это знает. И я ей тоже не нравлюсь. И однажды, помяни моё слово, она нас с тобой поссорит.

— Мам, я сам с тобой поссорюсь, если ты не прекратишь полоскать мне мозги, — он посмотрел на часы. — Извини, но мне, правда, пора.

До дверей Влад дошёл в полном молчании.

— Да, чуть не забыл, — обернулся он. — Пожалуйста, не привози больше Бонни и Клайда.

— У Леры аллергия? — усмехнулась мать.

— Нет, она просто не любит собак.

Какой лютый холод. А ведь зима ещё даже не началась. Влад пробыл у матери не больше пятнадцати минут, но даже за это время машина успела остыть. Он запахнул поплотнее куртку, включил на полную мощность обогрев, и ждал пока в салоне автомобиля потеплеет. В эту осень он мёрз как никогда. Может, потому что, и правда, похудел. Может, потому, что обычно улетал в это время куда-нибудь в жаркие страны к бирюзовому морю, солёному ветру, сочным фруктам.

Он бы и сейчас так сделал, но у Леры контракт на полгода и жёсткий график. До весны точно не выбраться. А там она хочет попробоваться в зарубежную труппу. И метит очень высоко. Влад уже начал налаживать контакты с парижским Гранд Опера и миланским Ла Скала. Если Лера выйдет на одну из этих сцен, то её узнает весь мир.

Влад ещё толком не согрелся, но ему, и правда, пора было ехать. Он вытянул перед собой руки — в последнее время они тряслись как у алкоголика, хотя ничего крепче минеральной воды он не пил. И мать была права: выглядел он плохо, и чувствовал себя так же. Постоянная слабость, тошнота, головные боли. Теперь вот руки. Надо бы съездить в больницу, но мужчина в нём так боялся выглядеть слабым перед своей сильной и мужественной балериной. И всё откладывал, и откладывал поход к врачу, оправдывая себя постоянной занятостью и неотложными делами.

— Привет! — обняла его Лера за шею, чмокнула в макушку, а затем потрепала по волосам. — Ой, что это у тебя? Лысеешь?

— Где? — испуганно потрогал он там, где только что была её рука.

— Шучу, шучу, — засмеялась девушка, усаживаясь напротив. — Что тут у нас сегодня?

Каждый день между занятием в балетном классе и репетицией у неё было полчаса, и в ближайшее к театру кафе Влад привозил ей обед. Его повар готовил ей персонально по специально составленному меню.

Сам же Влад заказывал зелёный чай, пил его маленькими глотками, смотрел, как ест Лера и рассказывал последние новости.

— Итальянцы сказали, что им очень понравилось всё, что они видели, но этого недостаточно. Если бы были рекомендации — как минимум, из Большого, как максимум подписанные известными фамилиями — то они бы подумали.

— Тогда я скажу тебе пару фамилий, позвони, — ответила она, пережёвывая варёную морковь. — А французы?

— Французы пока думают.

— Так ты их пошевели, — теперь Лера отодвигала в сторону зелёный горошек. — Честно говоря, я рассчитываю именно на Гранд Опера. Захарова именно после неё стала знаменитой.

— Так за неё Барышников слово замолвил, — улыбнулся Влад. Теперь он был в курсе всех сплетен в мире балета. — И всё же, она — прима Большого.

— Скажи повару, что горох нужен в стручках, а не вот это, — недовольно сморщилась девушка, но Влад понял, что ей не понравилось его высказывание.

— Лер, зима на улице. И здесь не столица. Гороха в стручках в принципе негде купить.

— Ну, придумай что-нибудь, — растянула она губы в улыбке. — Не думаю, что это так сложно.

— Не думаю, что это так важно — горох в стручках, — вздохнул Влад, но знал, что спорить с ней бесполезно. — Ты маме позвонила?

— Нет, мне было некогда, — скривила Лера губы.

— Твой отец заболел, она думала, может, мы подъедем, проведаем старика, — Влад хотел убрать чаинку, попавшую в чашку, ложечкой, но та стукнула о фарфор, предательски задрожав в руке, и Влад оставил эту затею.

— Назаров, съезди, — открыла Лера следующий пластиковый контейнер с десертом без глютена и лактозы, похожий на пережёванный творог. — Спроси, может, лекарства какие-нибудь нужны, или в клинику его положить. Ну, неужели, ты сам не мог догадаться? Почему я-то всё должна подсказывать?

— Лер, но вообще-то они — твои родители, — убрал Влад пустой контейнер в пакет.

— Мои настоящие родители сгорели, — она попробовала, сморщилась и отставила в сторону. — А в этой семье меня просто приютили, ненадолго. Потом я жила в хореографическом училище, потом в Питере в Академии. И они забирали меня сюда на лето. Но, если бы там можно было оставаться на каникулы, я бы и не приезжала совсем.

— И всё же, они — хорошие люди.

— Вот ты с ними и дружи. Тем более, ты им так нравишься, что они тебе стали звонить чаще, чем мне.

— Просто ты или не отвечаешь, или не перезваниваешь, а я всегда в зоне доступа, — он попытался перевести разговор в шутку, но с чувством юмора у неё было плохо. И если она вдруг шутила, то получалось зло, как та шутка про его лысину.

Влад стал болезненно реагировать, когда Лера упоминала его возраст, а после того, как у него впервые в жизни не встал, её насмешек он стал опасаться ещё больше.

И секс с ним Лера не любила. Изгибалась как угодно, могла принять такую позу, что Камасутре и не снилось, но всё это было технично, без души, без эмоций. Влад подозревал, что и оргазмы она имитировала. И никогда Лера не приставала к нему сама. Правда, и никогда не отказывала, когда он проявлял инициативу. Но что-то ему подсказывало, что только пока.