Грязная сказка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 57

— Таня, что случилось? — запыхавшись, остановилась Тамара Викторовна, всё ещё оглядываясь.

— Это я у вас хотела спросить. Где вы были? Сколько дней он пролежал здесь один? — набросилась на неё Таня, прижимая к себе Софи.

— Я отпросилась. Владислав Эдуардович сам меня отпустил, — оправдывалась женщина. — С ним что-то случилось?

— Да, — опустила Таня Софи на крыльцо, и открыла дверь. — Он был без сознания, когда мы приехала. А где Лерка? Как вы могли бросить его в таком состоянии!

— Он же выгнал её. Валерия Александровна была в таком гневе. Смахнула вазу со стола, назвала меня сукой. И я уехала, а она ещё оставалась, — экономка теребила пуговицы пальто, словно не знала, есть ли у неё ещё работа.

— Звоните Елене Сергеевне. Пусть едет сразу в больницу.

— Я не уверена, прилетела ли она, — медлила экономка. — Она вроде отдыхала в Тайланде.

— Значит, звоните ей в Тай! — Таня в сердцах пнула и без того криво стоящее кресло и едва сдерживала слёзы. — У вас совсем глаз что ли нет? Он был болен, ещё неделю назад был болен, плохо выглядел, а сейчас его жизнь просто повисла на волоске.

— Мама, — испуганно прижимала к груди плющевого медведя Софи. — Папа умрёт?

Таня присела перед ней на корточки.

— Я думаю, сейчас у него есть очень веская причина жить. И ради тебя он будет бороться, — она обняла её. — Поехали, я увезу тебя к тёте Ляле.

— А ты? — отстранилась малышка.

— А я поеду к папе.

— Тогда я поеду с тобой.

В окна городской больницы уже пробились первые солнечные лучи, а Таня так и мерила шагами длинный коридор. Софи, укрытая Таниным пальто, устроила себе гнёздышко на кушетке и мирно посапывала среди своих игрушек, а Таня даже ни разу не присела. Она скинула сапоги, чтобы в больничной тишине не цокать, как лошадь на плацу, выпила с десяток чашек кофе, но не могла остановиться ни на секунду. Ей казалось, что пока она движется, сердце Влада тоже бьётся, но стоит ей остановиться, и оно тоже замрёт. Это было глупо, но Таня цеплялась за эту глупость, и не могла себе позволить присесть.

Операция, наконец, закончилась. Собственно, сама операция и длилась недолго. Уставший врач снял маску и к той информации, что Таня уже знала, добавил лишь два слова:

— Надеюсь, выкарабкается. Всё, что было в наших силах, мы сделали, теперь всё зависит только от него.

Город проснулся. Дворник убирал с дорожек выпавший за ночь снег. Воробьи суетливыми стайками перелетали от дерева к дереву. Люди спешили по своим делам.

Таня смотрела на эту кипящую за окном жизнь и думала о том, зачем она пыталась жить без Влада. Зачем столько обид, столько слёз, обмана, расставаний? Ради чего? Ради чего они украли друг у друга эти годы? Земля не остановится, льды не растают, океаны не высохнут, если он умрёт. Для всех этих людей ничего не изменится. Для всех, но только не для Тани. Не для них с Софи. К чёрту это прошлое! К чёрту, всё! Пусть только Влад живёт, и она сумеет сделать его счастливым. Потому, что только рядом с ним она и сама живёт.

Когда шум улицы разбудил сонные больничные коридоры, приехала Лялька.

— Ну, как он?

— Не знаю, — присела рядом с ней Таня. — Ещё не пришёл в себя. Но говорят, он может, и до вечера не очнётся.

— Так, поехали домой. На тебе же лица нет.

— Я не могу, — Таня прикрыла рукой глаза, стараясь не расплакаться. — Я боюсь оставить его здесь одного.

— Я вам тут завтрак привезла, — положила Лялька Тане на колени пакет. — Хоть ребёнка покорми.

— Мама, — словно услышав, что про неё говорят, проснулась Софи. — Папа поправился?

— Ещё нет. Знакомься, это тётя Ляля.

— Софи Бонье, — прянула она ей пухлую ручку.

— Как официально, — пожала её девушка. — Я тебе что-то вкусненькое привезла. Ты в своих Франциях, наверняка, такое никогда не ела.

Таня сходила за очередной порцией кофе себе и горячего чая для Софи. Потом они ушли с Лялькой гулять, и Таня даже улыбалась, глядя, как они бесятся в снегу.

— А здесь даже уютно, — после прогулки пристраивала Лялька промокшие вещи Софи на батарею под окном. — К вечеру вы тут так обживётесь, что и уходить не захотите.

— Да уж, хорошо, что не гонят, и на том спасибо, — убирала Таня волосы дочери в хвостик.

К обеду Лялька уехала. Они с Софи перекусили остатками завтрака. И до самого вечера на желтоватых листах бумаги, которую дала им медсестра, рисовали снег.

— А почему во Франции никогда не было снега? — раскрашивала Софи сугроб.

— Потому, что там тепло, снежинки тают и превращаются в дождь.

— А это что? — показала Софи на нарисованную горку.

— Горка. Её делают из снега. С неё можно кататься на санках, ледянках или просто на попе. — Таня, как смогла, нарисовала санки, и человечка в них.

— Я тоже хочу на горку, — заворожённо следила Софи за Таниными художествами.

К вечеру, когда солнце стало клониться к западу, приехала Елена Сергеевна.

— Есть какие новости? — села она на кушетку, запыхавшись от долгого подъёма по лестнице и вытирая платком шею.

— Пока нет, — поправила Таня за уши растрепавшиеся волосы Софи. — Показатели стабильные, но Влад ещё не пришёл в себя.

Под серьёзным цепким взглядом женщины Софи слегка оробела и прижалась к Тане.

— Ты же — Таня, насколько я помню, — прищурилась Елена Сергеевна.

— А это Софи, наша с Владом дочь, — решила она не тянуть с правдой.

Таня думала эту железную женщину ничем нельзя удивить.

— А Влад об этом знает? — тонко выщипанные брови женщины уползли вверх к самым волосам. И надо отдать ей должное, своего сына она знала неплохо.

Таня отрицательно покачала головой, пользуясь тем, что Софи её не видит. И её жалкие попытки скрыть это от дочери, Елена Сергеевна тоже поняла.

— Привет, Софи! — наклонилась к ней женщина. — Вот папа удивится, когда тебя увидит. Вы же ему не говорили, что приехали?

— Папа заболел, — нахмурилась малышка.

— Я знаю. Я же его мама. И твоя бабушка.

— А как тебя зовут?

— Ну, видимо, баба Лена, — всплеснула она руками. — И мне очень надо поговорить с твоей мамой. Ты же нас отпустишь? — девочка кивнула, а Елена Сергеевна встала. — А ещё мне срочно надо закурить.

Они вышли на улицу в специально отведённое для курения место, и только сделав хорошую затяжку, Елена Сергеевна продолжила разговор.

— Наверно, у тебя были причины так поступить. Но сейчас всё это неважно. Скажи мне, насколько всё плохо?

— У него обнаружили опухоль в правой почке. Скорее всего доброкачественная, но это покажут результаты гистологии. Опухоль передавила сосуды, нарушилось кровообращение, началось воспаление, — Таня обняла себя руками. — Плюс общее истощение и обезвоживание. Операцию делать боялись в таком состоянии, но положение было критическое. Сделали лапароскопию, часть почки с опухолью удалили.

— Всё-таки, опухоль, — выпустила дым в сторону женщина. — А ведь он мне как-то про порчу заикнулся, которую на него первая жена навела. Я же всех бабок уже оббегала. Какой только херни не наслушалась. И волосы его носила, и иголки втыкала, и дрянь какую-то на кладбище жгла. А ему всё хуже и хуже.

— А в больницу? — Таня ковыряла носком сапога снег.

— Говорит, ходил. Анализы даже сдавал. Ничего не нашли, — мать Влада махнула рукой. — Может, тогда и правда, не нашли. Главное, сейчас нашли.

— Он три дня пролежал там один, — голос у Тани дрогнул, и она тяжело вздохнула, стараясь не заплакать.

— И я ещё со своим курортом, — Елена Сергеевна выкинула окурок и прижала Таню к своей мягкой груди. Таня слышала, что голос у неё тоже дрожит. — И ведь это он меня заставил. Ни разу не ездила, и вот. Мне же, по идее, только через неделю возвращаться. Это я первым самолётом, как узнала.

Она погладила Таню по спине, и они обе не выдержали и заплакали.

— Мразь эта балетная, — наконец, сказала женщина, отпуская Таню и вытирая глаза. — Порву, сучку! Давно надо было ей заняться. Но я ж стараюсь к нему не лезть. А он не перестаёт меня удивлять. Теперь вот — внучка, — улыбнулась она сквозь слёзы и снова полезла в карман за сигаретами. — Ну, ты иди, а то замёрзнешь совсем. А я ещё постою.