Последний солдат СССР (СИ) - Шу Алекс - Страница 15

  Но Николаенко на такие выверты не способна. С Дашкой она просто дружит, по зову души.

  - Ребят, я мне нужно Ане пару слов сказать, подождите минуточку, - прошу товарищей.

  Под понимающими взглядами Мансура, Смирнова и Волкова и насмешливым Пашки, окликаю Николаенко. Она разворачивается, Одинцова глядит на меня с любопытством, Аня - со спокойным ожиданием.

  - Даш мне нужно с твоей подругой поговорить. Ты не могла бы оставить нас вдвоем на минутку?

  Одинцова с готовностью кивает, отходит на несколько шагов и замирает в ожидании.

  - Что ты хотел Шелестов? - Николаенко вопросительно смотрит на меня. Надо быстрее приступать к разговору, чтобы не утонуть в этих зеленых омутах.

  - Ань, Быков больше не будет тебя беспокоить. Он все понял и искренне раскаялся в своих поступках, - чувствую переизбыток пафоса и нотки фальши в своем голосе и мысленно морщусь.

  Ну а что ей говорить? 'Я сломал Быку и его товарищу ноги, нанес тяжкие телесные повреждения и пообещал слить информацию о проделках уродов в милицию' и зловеще захохотать, как киношный злодей. К такому сюрреализму она точно не готова.

  - Да что ты? Прямо так и раскаялся? - в зеленых глазах мелькают веселые искорки, - Шелестов, я похожа на дуру?

  - Аня, я правду говорю. Мы с ним пообщались, и он осознал свою неправоту. Он тебя донимать не будет. Можешь встречаться с кем угодно, когда захочешь, Антон больше никого не тронет.

  - Ага, Быков раскаялся, залил слезами твою куртку, решил вступить в комсомол, и уезжает строить БАМ, - в голосе Николаенко явственно звучат издевательские нотки, - наверно, я действительно похожа на дурочку.

  - Ладно. Это все что я хотел тебе сказать, - неловко переминаюсь с ноги на ногу, - сама увидишь. Я пошел. Меня ребята ждут. Пока.

  Разворачиваюсь и иду к ожидающей меня компании.

  - Шелестов, - окликает меня Аня.

  Я поворачиваюсь.

  - Знаешь, Леша, а ты сильно изменился, - девушка задумчиво рассматривает меня, - во всем причем. Ходишь с развернутыми плечами, прямая осанка. Я бы даже сказала, у тебя военная выправка. Не бегаешь, не кричишь и не носишься на переменах, как другие. Даже говоришь, смотришь и держишься по-другому. Знанием английского вообще всех нас поразил, а ведь раньше, и близко им так не владел. Такое впечатление, что это не ты, а кто-то другой, гораздо взрослее и умнее.

  Чувствую, как начинают пламенеть уши. Это не Николаенко, а Шерлок Холмс в юбке. Надо заканчивать разговор и уходить, пока она меня совсем не расколола.

  - Ань, все мы растем и меняемся. Я просто сильно повзрослел за это лето, много читал и думал, - сухо отвечаю девушке, - извини, мне пора.

  - Пока Шелестов, - кивает Аня. Задумчивое выражение в её глазах никуда не исчезает. Наоборот, оно усиливается, - до завтра.

  Киваю Николаенко, и иду к парням. Дашка уже бежит к Ане и теребит её, нисколько не стесняясь нашей компании. Представляю, какой повод для сплетен образовался. Обсуждать одноклассников Одинцова любит, и находится в приятельских отношениях со всеми девочками класса. Впрочем, плевать. Я уже вырос из этих детских игр.

  Ребята доводят меня до подъезда. Я прощаюсь со всеми, и через пару минут уже оказываюсь дома. Читаю традиционную мамину записку о супе, гречке и курице в холодильнике. Разогреваю пищу, без аппетита обедаю, бреду в свою комнату. Со вздохом берусь за уроки. Через полчаса откладываю учебник 'Физики' в сторону. Смотрю на настенные часы. 15:40. До тренировки время у меня еще есть. Надо действовать. Быстро накидываю на себя куртку, надеваю туфли. Через минуту уже щелкает дверной замок, закрывая входную дверь.

  Спускаюсь вниз. Старушки, болтающие на лавочке у подъезда, замолкают, когда я выхожу из дома. Игнорируя их любопытные взгляды, иду в соседний подъезд. Поднимаюсь на второй этаж и останавливаюсь возле двери, оббитой черным дермантином. Квартира 154. Собираюсь с мыслями, продумывая в голове все варианты разговора. Мой собеседник должен видеть во мне искреннего, эмоционального подростка с чистыми помыслами и желанием изменить положение к лучшему. Я не люблю лицемерить и притворяться. Но придется. От успешности моих дальнейших шагов зависят жизни миллионов людей, преданных, оболганных, погибших в локальных конфликтах, изгнанных из своих родных краев и умерших в лихих 90-ых. Чтобы получить шанс сохранить свою Родину - СССР мне понадобится сделать все возможное и даже невозможное. А сейчас для реализации своих планов, мне придется быть максимально убедительным, но в то же время не выйти из образа. Глубоко вдыхаю, как перед прыжком в воду. 'Дорога в тысячу ли начинается с одного шага'. Поехали.

  Утапливаю палец в кнопку звонка. Слышу неторопливые шаги внутри. Через минуту дверь открывается. На пороге стоит седой мужчина лет 60-ти, серые немного выцветшие глаза внимательно смотрят на меня.

  - Здравствуй Алеша, - здоровается он.

  - Добрый день Леонид Романович, позволите войти? - вежливо интересуюсь я.

  - Заходи, конечно, - он отходит чуть в сторону, освобождая мне дорогу.

  Через минуту мы уже сидим на кухне. На конфорке кипятится полный чайник. В ожидании напитка на столе стоят две пузатые фарфоровые кружки на блюдечках с голубыми ободками. Рядом примостились сахарница и небольшая тарелочка с конфетами и печеньем, выставленная на стол радушным хозяином.

  Леонид Романович Шаховский - ветеран Великой Отечественной Войны. Он прошел её всю, от первого до последнего дня. Я даже не подозревал, сколько у него наград, пока не увидел своего соседа, 9 мая, идущим на встречу с ветеранами. Весь пиджак был в наградах, слева сверху сияла золотистым блеском звезда Героя Советского Союза, чуть ниже пламенел развевающимся стягом с надписью 'Пролетарии всех стран соединяйтесь!' орден Красного Знамени. Среди множества других наград я также заметил медали 'За взятие Берлина', 'За оборону Сталинграда' и 'За Отвагу'.

  Тогда, рассмотрев их на тихом и скромном Леониде Романовиче, я даже немного растерялся. Мне сразу вспомнилось, как уважительно здороваются с ним окружающие, и даже любящий 'закладывать за воротник' и побуянить дядя Миша беспрекословно прекращает дебоши, услышав укоризненный спокойный голос ветерана.

  Ко мне сосед относился отлично. Он находился в приятельских отношениях с моими родителями, и даже пару раз был в гостях у нас дома. Я общался с ним на разные темы, рассказывал о своих школьных и спортивных делах, и даже получил от него пару подарков - книг из его личной библиотеки.

  В 1992-ом году Шаховский умрет. Крушение страны, за которую он сражался, строил и восстанавливал после войны, оказалось для него большим стрессом, подтолкнувшим к обширному инфаркту. Похороны ветерана организовывались властями и военными. На них присутствовали представители министерства Обороны и мелкий чиновник из городской администрации. Печально играл траурный марш оркестр, и лишь троекратный залп из АК-74 почетного караула в холодный осенний день звучал пронзительным реквиемом по Леониду Романовичу.

  В последний путь кроме военных и чиновника его провожали лишь несколько стариков с нашего дома и пара ветеранов. Родственников у Шаховского не было, родители давно умерли, брат погиб на фронте, а жена с дочкой попали под бомбежку при эвакуации из Харькова. Второй раз Леонид Романович так и не женился.

  - Леша, я тебя слушаю. Ты что-то хотел или просто пришел проведать старика? - реплика соседа прерывает мои раздумья.

  - Хотел, - смущенно признаюсь, - я к вам вообще-то зашел по делу.

  - Излагай, чего тебе понадобилось? - доброжелательно улыбается Шаховский.

  - Расскажите нашему классу о войне, - тихо прошу Леонида Романовича.

  Улыбка сползает с лица ветерана. Серые глаза пристально смотрят на меня:

  - Зачем тебе это надо Алексей?

  - Леонид Романович, это нужно всем, и живым и вашим боевым товарищам, погибшим на этой войне. У меня, как вы знаете, отец полковник, а дед - генерал. Я воспитан на подвигах Великой Отечественной. Но мои одноклассники и вообще все школьники родились уже в мирное время. Они выросли в благополучной, мирной и отстроенной после жуткой войны стране. Молодежь не ощутила на себе все величие и грандиозность прошедшей эпохи. И знаете, для многих из них празднование Дня Победы стало уже привычным. Я не хочу сказать, что это плохо, наоборот, хорошо, что мы отмечаем этот праздник. Меня тревожит другое. Вижу, что многие одноклассники зевают на политинформациях, уроках истории, при рассказах о подвигах советских солдат. Для них это уже стало во многом формальными мероприятиями, которые даже слегка поднадоели.