Люси Салливан выходит замуж - Кейс Мариан - Страница 31

— В каком смысле? — спросила я, открывая дверь подъезда.

Гас заговорил, имитируя женский голос:

— Не выпьешь чашечку чая? Разумеется, выпьешь. Налей ей кружку побольше, пусть согреется. — Он топал за мной по лестнице и кричал мне в спину: — Съешь кусочек хлеба, на, вот, возьми всю буханку. Съешь мешок картошки, съешь обед из восьми блюд, что же ты, тебе нужно поправляться. Непонятно, в чем душа держится. Я знаю, что ты только что пообедал, но от второго обеда вреда не будет.

Против воли я рассмеялась. Хотя завтра соседи обязательно будут жаловаться на то, что в два часа ночи их разбудил пьяный ирландец, настаивающий, чтобы они немедленно съели говяжью ногу.

— Бери же, ешь, — кричал он. — Хочешь, я даже пожарю ее для тебя?

— Тише, — просила я, хихикая.

— Ой, прости, — сценическим шепотом извинился он. — Ну так как?

— Что как?

— Ты съешь целую свинью?

— Нет!

— Но ведь тогда нам придется выбросить ее! А мы зарезали ее специально для тебя.

— Прекрати!

— Ну, по крайней мере глотни святой воды и возьми «чудесный медальон».

— Хорошо, хорошо, только успокойся.

Мы вошли в квартиру, и я предложила чаю, но Гасу чая не хотелось.

— Я так устал, Люси, — вздохнул он. — Давай ляжем спать.

Ох! Я догадывалась, что это значило.

Надо было позаботиться о столь многих вещах, и не в последнюю очередь — о контрацепции, поскольку Гас не производил впечатление человека, которого занимают подобные мелочи. Может, в трезвом состоянии он был более ответственным гражданином, хотя на это я не стала бы слишком рассчитывать. А в данный момент роль благоразумной стороны ложилась целиком на мои плечи. Не то чтобы я возражала — я всегда предпочитала безрассудных мужчин здравомыслящим.

— Что скажешь, Люси? — улыбнулся Гас.

— Конечно! — Я пыталась вести себя непринужденно и уверенно, как женщина, у которой все под контролем. Потом я подумала, что слишком легко согласилась и что Гас решит, что мне не терпится переспать с ним.

— Э, пойдем, — сказала я, надеясь, что прозвучало это достаточно равнодушно.

Я понимала, что веду себя не очень разумно. Я пригласила в дом незнакомого человека, более того — незнакомого мужчину. И если в результате меня изнасилуют, ограбят и убьют, то винить мне придется одну себя. Утешало то, что, судя по поведению Гаса, убийство и насилие не входили в его планы. Он вприпрыжку бегал по спальне, открывал все ящики, читал мои счета и восхищался теми или иными предметами обстановки.

— Настоящий камин! — восклицал он. — Люси Салливан, ты понимаешь, что это значит?

— А что это значит?

— Это значит, что мы должны подвинуть сюда два стула, усесться перед мерцающим огнем и начать рассказывать друг другу истории из жизни.

— Видишь ли, мы обычно не разжигаем камин, потому что трубу нужно…

Но он уже не слушал меня, увлекшись моим гардеробом.

— Ага! Пальто! — Он вытащил мое старое длинное пальто из вельвета с капюшоном и надел его на себя. — Ну, как я тебе? — спросил он из-под капюшона.

— Красавец, — засмеялась я. — Тебе очень идет.

В этом пальто он был похож на эльфа — на очень сексуального эльфа.

— Ты смеешься надо мной, Люси Салливан.

— Нет, ни капельки.

И это было правдой, потому что я действительно находила его очень красивым. Меня восхищал его энтузиазм, то, как его все интересовало, то, как он умел находить в обычных вещах необычные стороны. Не знаю, как еще можно назвать то, что я чувствовала, — я была очарована.

А еще я испытывала огромное облегчение оттого, что он играл в переодевания, а не тащил меня в постель. Он мне нравился — очень нравился, но вот так сразу прыгать с ним в постель я не хотела. Я, однако, помнила, что сама разрешила ему прийти сюда, а в таких случаях этикет требовал, чтобы я разрешила ему и переспать со мной.

Теоретически я понимала, что у меня было полное право не спать с тем, с кем не хочется. Более того, я имела право сначала захотеть, а в процессе передумать и отказаться. Но в реальной жизни я стеснялась сказать «нет».

Кроме того, я чувствовала, что в каком-то смысле мы с Гасом созданы друг для друга. То есть мне казалось, что мой отказ будет не только непростительной грубостью, но и вызовом самой судьбе, за что боги, несомненно, разгневаются на меня.

Итак, выбора у меня не было. Я должна буду заняться с ним сексом. И нечего переживать, ведь все так просто и понятно.

И тем не менее я переживала. Гас бродил по комнате, рассматривал вещи, перелистывал книги и тараторил без умолку, а я сидела на краю кровати и снимала сережки. Сережки и другие украшения я носила специально для того, чтобы в подобных предпостельных ситуациях я могла их снять. Таким образом я создавала видимость, что активно раздеваюсь и готова на все, тогда как на самом деле противная сторона оказывалась обнаженной гораздо раньше меня, а я получала дополнительное время на раздумья.

Этому трюку с украшениями я научилась в то лето, когда мне было пятнадцать. Я, Энн Гарретт и Фиона Харт увлеклись тогда игрой в покер на раздевание с мальчишками с нашей улицы. У Энн и у Фионы уже была большая грудь, и в связи с этим они обожали выставлять себя напоказ. У меня же груди практически не было, и я предпочла бы умереть, чем сидеть за сараями теплым летним вечером в майке и трусах рядом с Дереком Уитли, Гордоном Уитли, Джо Ньюи, Полом Стэйплтоном. С другой стороны, мне отчаянно хотелось быть в компании, чувствовать, что у меня есть друзья.

И эту проблему я разрешила, надевая на себя как можно больше колец, цепочек и брошек. Уши у меня тогда еще не были проколоты, поэтому приходилось носить клипсы, от которых у меня распухали и невыносимо болели мочки ушей. Но я готова была терпеть и большие муки (правда, признаюсь, всегда с радостью встречала первые два проигрыша). Еще я стащила у мамы кольцо с камеей, которое она хранила завернутым в салфетку в коробке под шкафом и надевала только на день рождения и годовщину свадьбы. Кольцо было слишком велико мне, и я все время боялась потерять его. Вдобавок ко всему я отыскала в старых игрушках три пластмассовых браслета, выигранных на каком-то детском празднике. В результате этих предосторожностей мне ни разу не пришлось снять из одежды ничего, кроме носков и сандалий. Для пущей надежности я надевала три пары носков.

Удивительно, что ни Энн, ни Фиона не носили никаких украшений. И еще казалось, что они совершенно не понимали сути игры: они скидывали тузов и королей, как будто те вышли из моды, и в два счета оказывались раздетыми до трусов и лифчиков. Они хихикали, говорили, как им неловко, втягивали животы, расправляли плечи и выпячивали грудь. А я сидела одетая с аккуратной кучкой бижутерии возле меня на траве.

И самым странным было то, что я, почти никогда ни во что не выигрывавшая, в покере на раздевание не знала поражений. Что, впрочем, не производило на остальных игроков ни малейшего впечатления. И только спустя несколько лет до меня дошло, что они вовсе не были горькими неудачниками.

Я была очень наивным подростком.

Итак, я продолжала снимать сережки, а Гас продолжал знакомиться с моей спальней.

— Ты не против, если я прилягу ненадолго, Люси?

— Нет, не против.

— Можно, я сниму ботинки?

— Э-э… конечно, пожалуйста. — Я ожидала, что он снимет не только ботинки. Но раз так, то, может, я легко отделаюсь.

Гас прилег на кровать.

— Как хорошо, — проговорил он и взял меня за руку.

И мне тоже стало хорошо.

— Знаешь, Люси Салли…

— Что?

Он ничего не ответил.

— Что? — повторила я, обернулась к нему и увидела, что он заснул. Прямо в рубашке и джинсах. Он выглядел таким милым — с темными пушистыми ресницами, бросавшими тень на щеки, с едва заметной щетиной, с полуулыбкой на губах.

Я смотрела на него и думала: «Вот то, что мне нужно. Он — тот, кого я искала».

Глава двадцать вторая