Люси Салливан выходит замуж - Кейс Мариан - Страница 49
- Предыдущая
- 49/119
- Следующая
Мне показалось, что Гас абсолютно прав. Он смотрел на вещи гораздо проще, чем я.
— Послать бы этих двух парней на месяц в Боснию, а после их возвращения посмотреть, как их будет волновать сохранность кресла мистера Балфора, — добавил Гас. — А заодно послать туда и мистера Балфора. Так, Люси, а теперь допивай. Мы двигаемся дальше — я собираюсь накормить тебя ужином.
— Гас, я не могу позволить тебе потратить все пособие на меня, — заныла я. — Просто не могу. Я буду чувствовать себя ужасно виноватой.
— Люси, угомонись. Ты съешь свой ужин, а я заплачу за него, и больше здесь не о чем говорить.
— Нет, Гас, правда, не надо. Ты и так купил мне столько подарков и угостил выпивкой. Разреши мне хотя бы заплатить за ужин, пожалуйста.
— Нет, Люси. И слышать об этом не желаю.
— Я настаиваю, Гас, решительно настаиваю.
— Настаивай, сколько душе твоей угодно, Люси, — парировал Гас. — Но этим ты ничего не добьешься.
— Все, Гас, — сказала я твердо. — Я плачу, и хватит об этом.
— Но, Люси…
— Нет, заявила я. — И хватит об этом.
— Ну, раз ты так решила, — неохотно согласился он наконец.
— Да, я так решила. Куда бы ты хотел пойти?
— Куда угодно, Люси, я непритязателен. Главное, чтобы там была еда, и я с удовольствием поем…
— Хорошо, — обрадовалась я. Перед нами лежало море вариантов отлично поужинать. Здесь неподалеку я знала один малайзийский ресторанчик…
— …особенно, если там подают пиццу, — продолжал Гас. — Пицца — мое любимое блюдо.
— О-о, — протянула я, призывая свое воображение из Юго-Восточной Азии обратно («возвращайся на базу, планы изменились»). — Значит, пицца.
А дальше все было замечательно. Мы говорили без умолку, наперебой рассказывая друг другу о себе, захлебываясь словами от энтузиазма и восторга. Каждое второе предложение мы начинали словами: «Точно, я думаю совершенно так же», или «Невероятно, я бы поступил (поступила) точно так же», или «Не могу не согласиться с тобой».
Гас поведал мне о своих музыкальных пристрастиях, о том, на каких инструментах он мог играть, и о том, что он сочинял.
Я была на седьмом небе от счастья. И хотя мы с Гасом много говорили и в субботу, и в воскресенье, но сегодня все воспринималось по-другому: это было наше первое свидание.
Мы просидели в ресторане несколько часов, держась через столик за руки. И о чем бы мы ни говорили, какой бы темы ни коснулись, я была уверена, что Гас поймет меня. Поймет, как не понимал никто другой. И мне стало так хорошо, что я даже позволила себе немного помечтать о том, что будет, если мы с Гасом поженимся.
Конечно, это был бы не самый традиционный брак, ну так и что! Давно миновали те дни, когда женщины сидели дома и занимались хозяйством в коттедже с розами у входа, пока мужчина зарабатывал им на жизнь с рассвета до заката. А вот мы с Гасом были бы не столько мужем и женой, сколько закадычными друзьями. Я бы поддерживала его занятия музыкой, а сама бы продолжала работать, чтобы у нас были средства к существованию, а потом бы он прославился и стал рассказывать в интервью и телепередачах, что без меня он не смог бы достичь такого успеха. Наш дом был бы наполнен музыкой, смехом и интересными разговорами, и все бы завидовали нам и говорили, как мы с Гасом подходим друг другу. И потом мы бы по-настоящему разбогатели, но не перестали радоваться простым вещам и по-прежнему любили бы друг друга сильнее всего на свете. К нам заходили бы без приглашения известнейшие люди, и я бы умудрялась угощать их на славу тем, что оставалось в холодильнике, и мы бы сидели за столом и тонко и глубокомысленно обсуждали ранние фильмы Джима Джармуша. Гас во всем оказывал бы мне поддержку, и я не чувствовала бы себя такой… неполноценной, как сейчас. Я бы чувствовала себя цельной и нормальной, как все люди. И Гас никогда не соблазнился бы ни одной гламурной знаменитостью из тех, что встретятся ему в его мировых турне, потому что ни одна из них не сможет подарить ему такой любви и преданности, которые дарила бы ему я.
После ужина Гас спросил меня:
— Люси, ты торопишься домой? Или мы можем сходить куда-нибудь еще?
— Я никуда не тороплюсь, — ответила я. И я действительно не торопилась. К этому моменту я была совершенно уверена в том, что наши отношения сегодня вечером получат дальнейшее развитие, и это приводило меня в восторг и в ужас одновременно. Я хотела этого и боялась. Любая отсрочка этого момента истины огорчала меня и радовала.
— Хорошо, — сказал Гас. — Тогда я хочу сводить тебя в одно место.
— Какое?
— Это сюрприз.
— Здорово.
— Но ехать туда надо на автобусе. Ты не против, Люси?
— Ни капельки.
Мы сели на автобус, и Гас заплатил за мой билет. Меня умилило то, с какой важностью он это сделал, — как подросток, впервые получивший право прокатить на автобусе девушку.
Когда автобус достиг Кэмдена, мы вышли. Гас взял меня за руку и повел по ковру из пустых пивных банок мимо людей, которые или лежали на расстеленных газетах, или спали на ступеньках подъездов, или сидели на тротуаре с протянутой рукой. Я была шокирована — работая в центре Лондоне, я не могла не знать о том, что в городе есть бездомные, но я и понятия не имела, что их такое количество. Я как будто попала в другой мир, в средневековье, где люди жили в грязи и умирали от голода.
— Гас, подожди, — попросила я и достала из сумочки кошелек.
Передо мной встала неразрешимая дилемма дать ли всю мою мелочь одному человеку, чтобы он смог купить на это что-нибудь стоящее, например еду или питье, или распределить ее между как можно большим количеством народа, и тогда каждому достанется пенсов по двадцать. Но что можно купить на эти гроши? Я подозревала, что даже самая маленькая плитка шоколада стоит дороже.
Я стояла посреди дороги, пытаясь определиться.
— Как ты думаешь, Гас, как мне поступить? — попросила я помощи у Гаса.
— Я думаю, что тебе надо повзрослеть. Научиться закрывать глаза, когда надо. Даже если ты раздашь все, что у тебя есть, это ничего не изменит.
И он был прав. Особенно если вспомнить, что «все, что у меня есть» — это очень немного.
— И все же я не могу закрыть на это глаза, — вздохнула я. — Я бы хотела по крайней мере раздать мелочь.
— Ну, тогда дай ее кому-нибудь одному, — предложил Гас.
— Ты думаешь, так будет лучше?
— Если ты начнешь раздавать по монетке всем бездомным Кэмдена, то к тому времени, когда ты закончишь, паб, куда я тебя веду, наверняка уже закроется. Поэтому — да, я думаю, будет лучше, если ты всю мелочь отдашь кому-нибудь одному, — добродушно пояснил свою позицию Гас.
— Гас! Как ты можешь быть таким бессердечным? — воскликнула я.
— Потому что у меня нет другого выбора. У нас у всех нет другого выбора.
— Ну ладно, так кому мне дать денег?
— Кому угодно.
— Кому угодно?
— Вообще-то правильнее будет, если ты дашь их по-настоящему худому, бездомному человеку. Не стоит пытаться вручить их тем, кто сидит в барах или ресторанах.
— Хорошо, — решилась я наконец. — Я дам их вон тому парню.
— Нет, нет, Люси! — Гас схватил меня за руку. — Любому другому человеку, только не этому мерзавцу.
— Ты шутишь? — спросила я, не зная, как понимать его.
— Не шучу, — ответил Гас. — Любой другой человек во всем Кэмдене будет более достоин твоих денег, но только не он. Он и его братья — настоящие пройдохи. И он даже не бездомный — у него есть муниципальное жилье в Кентиш-тауне.
— Откуда ты все это знаешь? — заинтригованная, спросила я, по-прежнему не зная, верить ему или нет.
— Просто знаю, — невразумительно ответил Гас.
— Ну а как насчет вон того человека? — Я указала на другого бедолагу, сидящего в дверях подъезда.
— Этому можно.
— Он не мерзавец? — спросила я.
— Ничего плохого я о нем не слышал.
— А его братья?
— И о них мне известно только хорошее.
Я рассталась со своей жалкой горстью монет, и мы с Гасом перешли через дорогу и вошли в ярко освещенный, теплый, шумный паб. Он был буквально набит людьми, которые пили, говорили и смеялись. Было похоже, что Гас знал здесь всех и каждого. В углу играли три музыканта: мужчина — на боране, женщина — на свистульке и некто неопределенной половой принадлежности — на скрипке. Я узнала мелодию — это была одна из любимых песен моего папы. И все вокруг говорили с ирландским акцентом.
- Предыдущая
- 49/119
- Следующая