Лето без милосердия (СИ) - Кручко Алёна - Страница 19

— Так говорят о каждом холостяке старше тридцати, разве нет? — Женя улыбнулась. — Готова поспорить, что за последние годы Варрен накопил целую коллекцию аргументов против и уже даже не задумывается, кому чем отвечать на эту фразу.

— Угадала, — рассмеялась тётушка. — Братец терпеть не может такие разговоры и уклоняется от них виртуозно. Не зря известие о вашей помолвке произвело фурор, и дело вовсе не в положении Варрена при короле или в его знатности. Закоренелый и убеждённый холостяк сдался в сети любви!

Похоже, что последней фразой тётушка кого-то спародировала, очень уж выспренне прозвучало. Женя фыркнула и решилась на подначку:

— Похоже, это семейное. Что-то очень похожее я слышала и о вас с адмиралом Гронтешем.

— С одной лишь разницей, — тётушка чуть заметно вздохнула. — Уйду я в семью мужа или останусь старой девой, для продолжения рода фор Циррентов без разницы. Варрен сейчас — последний мужчина в семье, случись с ним что, и фамилия прервана, понимаешь?

— Но он же не из-за этого?.. — что-то мучительно сжалось в груди, и Женя запнулась, не договорив.

— Ох, деточка, конечно же, нет! — тётушка всплеснула руками, подсела ближе и обняла. — Что за глупость ты придумала! Да захоти он, только моргни, тут же девиц понабежало бы! — Она вздохнула и покачала головой: — Если бы не ты, так и умер бы одиноким. Я знаю. Чувствую.

— Мне иногда кажется, что… — Женя замолчала, пытаясь найти правильные слова для слишком размытого, смутного чувства. Кажется, что дядюшка просто спасал её от королевских планов, и ещё вопрос, кого больше — её или Ларка? Но их общение после помолвки, пусть и редкое, было тёплым и… любовным, да. Пусть не страстным, но Женя чувствовала, что рядом с ней Варрен приоткрывает душу, становится естественным и… радостным? Это никак не походило на расчёт. Или, наоборот, кажется, что всему виной ночь Весеннего перелома, когда обоим вскружила головы несвойственная обычно страсть? Но магия ночи проходит с рассветом, обе тётушки утверждали это в один голос. Весенний перелом сводит вместе лишь тех, кто по-настоящему этого хочет. Ну, по крайней мере, все здесь в это верят…

— Что, деточка? — осторожно спросила тётушка Гелли. Женя тряхнула головой:

— Нет, ничего! Ерунда всякая. Как в моем мире говорят, «когда кажется, тогда крестятся». Просто глупые страхи.

Тётушка откинулась на спинку дивана, на несколько мгновений уйдя в какие-то свои мысли. Между ровных бровей заметней пролегла морщинка, поджались губы.

— Не скажу, что всем страхам нужно верить, но отбрасывать их тоже не лучшее решение. Как думаешь, деточка, что развеяло бы твой страх?

— Свадьба, — даже не задумавшись, ответила Женя. И сама удивилась ответу: если она сомневается в искренности чувств, так они ведь не свадьбой проверяются? Выходит, у её тревоги другие причины, которых она сама не понимает?

— Значит, будет свадьба! — тётушка решительно хлопнула ладонями о колени, вставая.

— Но ведь осенью собирались.

— Как собирались, так и пересоберетесь! Считай, что у меня предчувствие.

Женя могла сколько угодно считать предчувствия глупостью, к тётушке Гелли это не относилось. Уж если рядом с ней даже случайные совпадения оказываются как будто бы и не случайными… Странное везение Эбигейль фор Циррент вошло в семейные легенды задолго до появления Жени, и о чудесах, случавшихся вокруг тётушки, та была наслышана.

— Мне нравится эта идея. И даже если я бы спорила, Варрен спорить не станет, не с вами, тётушка, — Женя и не заметила, что заговорила вслух, так увлекла её мысль о переносе свадьбы. Как будто тоже подцепила тётушкины предчувствия, будто это воздушно-капельным путём передаётся! Надо же, совсем недавно спокойно была готова ждать до осени, а сейчас — зудит и дёргает нетерпение, будто от любой отсрочки может случиться непоправимое. Знать бы ещё, что именно?

От принятого вместе с тётушкой решения стало легче на душе, но все же беспокойство не отпускало. Ну да, как говорится в старой шутке, осталось уговорить принцессу! У Варрена война и служба короне, ему не до праздников. А кстати… тут Женя поняла, что совершенно упустила ещё один момент.

— Тётушка, а как у вас вообще проходят свадьбы? Сейчас было бы непатриотичным устраивать пышные торжества, правда же?

— А ты хочешь пышное торжество?

— Как раз нет! Но, мало ли, вдруг бракосочетание графа фор Циррента просто не может быть тихим и скромным?

Тётушка рассмеялась:

— Бракосочетание Варрена может и должно быть таким, каким он захочет. И что-то мне подсказывает, что захочет он прежде всего сделать приятное тебе. Пойдём обедать, деточка. А после хорошенько подумаем, как преподнести Варрену новость о скорой свадьбе.

— Что-то сегодня ты рано, милый братец. Неужто вспомнил, что дома можно не только спать?

— Тётушка, не пугайте моего жениха раньше времени! Нам ещё нужно преподнести ему потрясающую новость.

Гелли и Джегейль так слаженно рассмеялись, что Варрен невольно вздрогнул; впрочем, судя по настроению его дам, «потрясающая новость» будет скорее приятной, чем пугающей. С другой стороны, приятное для дам не всегда радует мужчину…

— Велю подавать ужин, — сказала Гелли. — Сейчас, братец, или у тебя есть более срочные дела?

— Мои дела подождут. Для них нужен спокойный вечер и ваше драгоценное для меня общество, милые дамы.

— Спокойный вечер — это хорошо, — Джегейль счастливо улыбнулась, мимолётно дотронувшись до его руки. — Тогда ждём тебя в столовой.

Когда-то Варрен думал, что нет ничего утомительней, чем женщина, встречающая тебя дома вечером после дня, наполненного проблемами короны и государства. Он был так свято в этом уверен, что искренне жалел обременённых семьями приятелей: тех ждал дома не отдых, а лишь новый виток проблем, требований и обязательств. Возможно, он всегда сгущал краски, но, скорей, это ему повезло: дом фор Циррентов стал куда теплей и уютней теперь, когда Варрена встречали дорогие ему женщины. Правда, после окончания одарской кампании Эбигейль уйдёт в дом мужа; ну так зато и у него появится жена.

Ужин прошёл в успокаивающей тишине. Каким-то образом и Гелли, и Джегейль всегда видели, когда он не прочь выслушать их новости, а когда слишком устал для разговоров или, как сегодня, слишком озабочен. Потягивая терпкое вино, Варрен ловил взгляды, которыми обменивались его кузина и невеста. Похоже, он ошибся: сегодняшний разговор вовсе не будет касаться исключительно государственных дел. Но это и к лучшему. Погрузившись с головой в дурные предчувствия, он, кажется, начал уже забывать о нормальном человеческом любопытстве, с которого, если подумать, и началось его увлечение Джегейль.

— Ну что ж, дамы, прошу в кабинет, — встав из-за стола, он шутливо подхватил под локотки обеих.

Некоторое время все молчали. Самой нетерпеливой оказалась Джегейль. Слегка приподняв брови, как обычно делала Цинни, демонстрируя желание получить ответы, она спросила:

— Итак, милый, чем ты хотел занять наш спокойный вечер?

— Мне кажется, вы тоже хотите поговорить о чем-то. Может, начнём с вас? Что за потрясающая новость?

— Как и положено потрясающей новости, она может так, — Джегейль широко улыбнулась и выделила следующее слово очень многозначительной интонацией, — потрясти, что тебе станет сложно обсуждать что-то ещё. По крайней мере, сегодня. Но твои дела, дорогой, вряд ли настолько незначительны, что их можно просто отбросить. Поэтому давай все же начнём с них.

Гелли ободряюще улыбнулась и кивнула, и в её взгляде Варрену почудилось нечто вроде: «Я же говорила, что она станет идеальной женой».

— Что ж, раз вы обе так считаете…

— Конечно, братец.

Варрену оставалось лишь капитулировать, что он и сделал. Хотя, чего таить, он и сам предпочёл бы разделаться первым делом с рабочими проблемами, а уж потом перейти к семейным.

Как ни странно, рассказ занял совсем немного времени — куда меньше, чем занимали грызущие Варрена в последние дни мысли. По сути, и его тревоги, и разговор с королем можно было бы уместить и вовсе в две-три фразы, если бы не присущая графу фор Цирренту основательность. Дамы слушали молча. Гелли казалась отрешённой, выдавая пристальное внимание лишь постукиванием пальцев по подлокотнику; выражение лица Джегейль стало сосредоточенным, а в глазах чудилось понимание. Но когда Варрен, выложив все причины для тревоги, признался: