Моя сумма рерум - Мартин Ида - Страница 51

Я понял, что мне пора идти. Извинился перед ней за «тупое поведение», а она поблагодарила за то, что довел, однако чувство обоюдной неловкости всё равно невольно повисло между нами.

Шел домой и вспоминал Лёху, поучавшего какого-то девятиклашку во время одного из перекуров за гаражами.

«Никогда не спрашивай у девушки, нравишься ли ей. Во-первых, после этого вопроса ты уже ей не нравишься. А во-вторых, спрашивают только те, которые заранее знают отрицательный ответ. Какой смысл об этом сообщать? Вот втирает она мне про свои чувства, и чего? Я что после этого сразу её полюблю? Будет только дебильная ситуация, в которой я должен придумывать дебильные объяснения, почему она не может мне нравиться, а она — выслушивать эти объяснения. Я не говорю, что ты не должен показывать. Говорю, что спрашивать не должен».

========== Глава 22 ==========

Сообщение от Яны пришло во время ужина, как раз в разгар спора между бабушкой и Аллочкой. Никто на меня не смотрел, и я тайком прочёл.

«Никита, пожалуйста, нам нужно поскорее свалить отсюда. Приходила полиция. Козёл вызвал. Мы не открыли. Но они ещё придут. Мы его усыпили и нацарапали ему на спине, что он козел. Пожалуйста, нам хоть где перебиться. У нас ещё кольца остались. На первое время. А потом заберем миллион и уедем. Поговори с Драконом. Он должен помочь».

— Да, Никита? — громогласно прокричала мне на ухо бабушка, застукав с поличным.

— Конечно, — пришел на помощь Дятел. — Мы всё-всё уберем. Гости — это здорово!

— Гости? — осторожно переспросил я.

— У бабушки в субботу день рождения. И к нам придут гости, — он выдержал паузу. — Твоя мама с Игорем. Нужно будет убраться и сходить в магазин.

Значит, мама помирилась с Игорем. Всё понятно. Но мне от этого было ни горячо, ни холодно. Скорее я был рад, хоть грустить перестанет.

А затем, воспользовавшись тем, что Дятел остался весело болтать с женщинами на кухне, пошел к себе и набрал Трифонова в Скайпе. Обычно он появлялся за компом изредка по вечерам, а в это время я уже страшно боялся запалиться с Дятлом. Но момент оказался удачный, и я попал на них обоих сразу.

Камеры были включены: Тифон висел на шведской стенке, а Лёха валялся в кровати. Они обсуждали Ярова. Лёха предлагал устроить ответную подлянку, но Трифонов уверял, что лучшая месть в этом случае — полный игнор. Я рассказал про сообщение от Яны. Тифон выслушал нормально, а Лёха сразу зафыркал.

Всю эту тему с близняшками он воспринимал со странной неприязнью. Сказал, что не хочет ввязываться в «гнилой гимор», и нам не советует. И что в мире, в России, в Москве и даже в нашем районе полно людей, у которых всё «не слава богу», и по каждому поводу впрягаться невозможно. Но потом ему на телефон пришло какое-то сообщение и, бросив беглый взгляд, он вдруг резко вскочил, ноут перевернулся, и мы увидели потолок.

— Короче, делайте что хотите. Я не могу сейчас, — послышалось яростное шуршание.

Тифон оставил шведскую стенку и с озабоченным лицом сел перед камерой.

Лёха снова возник у нас на экранах, уже одетый по-уличному.

— Что случилось? — настороженно спросил Тифон.

Лёха потер ладонями виски.

— Очередные траблы. Придурочная Шурочкина собралась кончать с собой.

— Как? — опешил я.

— Всё. Забейте. Я спешу. Если не приду туда через десять минут, с крыши спрыгнет.

— Позвони потом, — с кривой усмешкой сказал Трифонов. — Расскажешь, кто выжил…

Лёха отключился, и мы остались вдвоем.

— А вдруг и в самом деле спрыгнет?

— Не спрыгнет. Хотела бы спрыгнуть, не писала бы ему.

— Знаешь, — я, наконец, собрался с духом выдать своё предложение. — Помнишь, тот парень, наркоша из детского сада? Помнишь, он говорил, что живет себе спокойно в Башне смерти? Я подумал, может, пусть близняшки там временно поживут. Ну, пока у них всё не наладится. И никому мешать не будут, и у нас будет совесть чиста.

Тифон задумчиво потер переносицу.

— А что? Нормальная мысль. Вполне себе реальная. Отвезем их туда, а дальше сами, как хотят.

— Просто у меня постоянно такое чувство, будто мы им что-то должны.

— Не должны, конечно. Но если можем помочь, то почему бы и нет?

Я хотел ещё поговорить насчет Ярова и объяснить, как получилось с Зоей, но тут неподалёку послышался голос Дятла, и пришлось быстро попрощаться.

На следующий день Лёха в красках рассказал историю про Шурочкину, которая узнала, что он встречается с её лучшей подружкой — Данилиной, и по этому поводу решила проучить Лёху, выложив в Инсту душераздирающую запись, где она стоит на крыше и предупреждает, что если Криворотов не придет туда через десять минут, то спрыгнет. Лёха примчался на всех парах и стал просить прощения. Заверил, что Данилина ему не сдалась, и любит он только её — Шурочкину. Она простила, пообещала не бросаться, и до часу ночи они мирились и гуляли по промозглым темным улицам.

Только сам Лёха этому рад не был. Он уже не знал, как отделаться от них обеих.

Услышав об этом, Тифон сказал, что он дебил, и когда-нибудь доиграется, но Лёха ответил, что сам никому не навязывался и вообще не виноват, что родился таким красивым. Однако искать Смурфа с нами не пошел, поскольку должен был идти с Шурочкиной выбирать подарок для её знакомой.

Уроков в тот день было восемь, плюс допы по алгебре. И в пять, когда всё закончилось, на улице уже стояли глубокие сумерки. Трифонов объяснил, что идти в Башню и искать Смурфа в кромешной темноте двадцати пяти этажного дома уже бессмысленно, поэтому мы пошли по злачным местам, где Смурфик обычно проводил время. Сначала к Гарикам, потом в лес. Сходили в длинный переход под шоссе, потом на вокзал и в какой-то дом на квартиру.

Дверь оказалась открытой, и мы спокойно вошли. Разруха, вонь и убожество.

На кухне сидела стрёмная гашеная девушка. Увидев нас, она вскочила. Сначала полезла к Тифону, а потом схватилась за меня. От неё ужасно воняло перегаром, губы были синие, а глаза никак не могли ни на чем сфокусироваться. Тифон взял её за волосы сзади, как за шкирку, и усадил обратно на табурет.

— Хочешь сигареты?

Она молча кивнула.

— Расскажешь, где Смурф, оставлю пару штук.

— Не знаю я, — пролепетала она. — Знаю, что его ТТ ищет. Убить хочет. Говорят, Смурф его заклад обшманал. Вот и нычется теперь.

Тифон оставил ей сигареты, и мы пошли в Мак.

Идти в Башню смерти без Зои, по словам Трифонова, было «свинством», поэтому он решил обязательно с ней помириться. Вот только манера мириться у него оказалась очень странная.

Цеплял её всю физру: то плечом заденет, то подножку поставит, а как в волейбол играть стали, только в неё мячом и целился. А стоило Полтиннику выйти в свою учительскую коморку, Зоя не выдержала, подошла к Тифону и хорошенько вмазала кулаком в плечо. Не знаю, уж кому больнее было, но он дико взвыв, схватил её под коленки, отнес на маты и выбросил там. Зоя вскочила, догнала и дала смачного пинка. Играть в волейбол уже никто не мог. Все стояли и ржали над тем, как они гоняются друг за другом. Вернулся Полтинник, тоже немного посмотрел на это баловство и выгнал обоих из зала. А когда минут через двадцать урок закончился, и мы пошли переодеваться, они уже помирились.

Башня смерти хоть и стояла почти в самом лесу, но попасть к ней можно было со стороны проезжей части. Пройти через дворы, перейти оживленную автомобильную дорогу, свернуть на боковую однополосную асфальтированную дорожку, огибающую пятиэтажки, и там, в отдалении, за узкой полоской деревьев, уже виднелась огороженная сеткой строительная зона Башни.

За ней просматривались синие вагончики бытовок, брошенные строительные машины, кучи разбитых бетонных блоков, ржавые трубы, а по бокам от дома два высоченных башенных крана — красный и желтый. Чуть левее того места откуда мы пришли — ворота и пропускной пункт. Лёха осторожно заглянул в окошко домика сторожей и характерным жестом дал понять, что сторож спит пьяный.

Тихо обошли домик, прошли по полусгнившим шатким деревянным доскам, кинутым через глубокие разрытые ямы, и ближе к лесу, за огромной кучей песка, обнаружился лаз: сетка между двумя секциями забора была аккуратно перерезана, так что достаточно было раздвинуть эти секции, чтобы попасть на площадку. Повсюду была грязь и желто-серо-коричневая слякоть — смесь цемента, глины и песка, она моментально налипла на обувь.