Экспедиция идет к цели
(Приключенческая повесть) - Колесникова Мария Васильевна - Страница 19

Были здесь и Тумурбатор, и Дамчиг, и Цокто.

— Почему вы связали его? — спросил Сандаг.

— Араты давно пытались напасть на его след, — сказал Тумурбатор, указывая шестом на лежащего Жадамбу. — Это разбойник. Он много лет угонял наших коней, грабил со своей шайкой юрты аратов. Теперь отрастил бороду, а мы его все равно признали. Сразу признали! Взяли коней — и сюда.

— Вот так происшествие! — озадаченно проговорил Сандаг. — Просили у Бадзара проводника, а он подсунул нам разбойника.

— Бадзар — сам разбойник, — сказал Дамчиг. — Ну и до него, придет время, доберемся. А этого, — он пнул носком сапога Жадамбу, — я сам доставлю в Дунду, сдам в «черный дом».

— Отвезем на экспедиционной машине, — сказал Сандаг.

Пушкарев с тревожным любопытством разглядывал Жадамбу. Разбойник… Только этого еще не хватало!

Жадамба заворочался, бросил на геолога взгляд, полный ненависти. Он хотел что-то сказать, но промолчал.

Тумурбатор протянул Сандагу сумку Жадамбы.

— Здесь взрывчатка и патроны. Собирался что-то взрывать.

Сандаг задумался: в самом деле, зачем разбойнику взрывчатка? И невдомек было Сандагу, что всего лишь несколько минут тому назад сама их жизнь была поставлена на карту.

Жадамбу всю ночь караулили Дамчиг и Тумурбатор. Сандаг и Пушкарев тоже не сомкнули глаз до рассвета. Они говорили о пещерах, о вечном огне, о том, что Котловину пещер обязательно нужно обследовать, если не сейчас, то в недалеком будущем.

— А почему не сейчас? — спросил Пушкарев. — Если мы найдем вечный огонь…

— Опять вы за свое… — сердился Сандаг. — Все это легенды!

— И все же в нашем положении даже легенды следует проверять! — сказал Александр. — Где-то здесь — пещеры, и они, как я понимаю, никем из ученых не обследованы…

— Руки не дошли, — отозвался Сандаг. — Еще успеем обследовать. А впрочем, вы правы…

Он задумался и неожиданно сказал:

— Если бы ваша догадка подтвердилась, это было бы величайшим открытием. Вот что: оставайтесь-ка вы здесь с Цокто недельки на две, обследуйте местность, пещеры… А вдруг!.. К старому Дамдину мы с Андреем Дмитриевичем наведаемся, расспросим о пиропах.

Предложение председателя Ученого комитета было настолько неожиданным, что Александр даже растерялся.

— Да я о таком и мечтать не смел! — горячо воскликнул он.

— Оставайтесь. Попросим пограничника Тумурбатора помогать вам. Думаю, согласится. Он ведь приехал на поправку, а здесь приволье.

Наутро Сандаг уехал. Цокто, Пушкарев и Тумурбатор остались в Котловине пещер, как стал называть ее геолог. Табунщик Яримпиль был рад такому соседству — он тосковал по людям.

Ветхая, почерневшая от ветров и времени юрта, казалось, вросла в землю. Она стояла в самом сердце гор Гобийского Алтая с незапамятных времен. Кочевники перегоняли табуны коней и гурты овец на новые пастбища, возвращались в уютные пади Гурбан-Сайхана, и только юрта старого Дамдина всегда находилась на своем месте, словно каменный памятник прошлому. О ней в шутку говорили: «У юрты Дамдина одежда ветхая, зато кости крепкие, как у хозяина».

Сколько Дамдину лет, никто не знал: он был стариком уже тогда, когда здесь появились первые юрты стойбища. Скота у Дамдина не было, и вообще никакого имущества, кроме обветшалой, дырявой юрты и набора инструментов для обработки камня.

Кто бы ни заглянул в раскрытую дверь его жилища, всегда видел костлявого старика с редкой седой бородой и плешивой головой, высохшего, как саксаул в пустыне. На нем неизменно был один и тот же старенький ватный халат неопределенного цвета, сбоку висело огниво в серебряной оправе. Он сидел с поджатыми под себя ногами на войлоке перед низеньким столиком. В коричневых сморщенных руках Дамдин держал узкое долотце и маленький молоточек — он работал.

Имя Дамдина знали во всех уголках Южногобийского аймака. К нему приезжали даже из далекого Улан-Батора, чтобы заказать табакерку из нефрита, женские украшения или же каменные шахматы — шатар; Дамдин вытачивал для шахмат фигурки верблюдов, собак, коней, быков.

Да, особенно большую радость испытывал мастер, когда приходилось делать шахматные фигурки. Когда-то он сам увлекался игрой в шахматы и где-то в глубине души верил старинному поверью, по которому мастера шатар живут очень долго, до глубокой старости. Разве его жизнь не подтверждение тому? Говорят, что самые большие мастера шатара вообще не умирают. Вместо шахматного короля — хана Дамдин теперь вырезывал портрет председателя сельхозобъединения Аюрзана, достойного человека, а ферзь — тибетская собака почему-то напоминает всем богача Бадзара, и все смеются. Особенно много умения старается вложить Дамдин, когда вырезывает фигуру коня. За свою долгую жизнь он выточил из нефрита не один табун коней, и каждый конь не похож на другого, у них у всех свой характер: есть бешеные, норовистые, есть смирные, ласковые кобылицы, жеребята.

И еще он заметил за собой: годы идут, а смерть словно бы забыла о нем. Умирать не хотелось, К жизни за последние годы появился какой-то особый интерес. Все вокруг так изменилось. И родную землю старый Дамдин стал любить с какой-то особенной нежностью, какой раньше не испытывал.

…К юрте старого Дамдина можно было проехать только с юга, да и то по неверным каменистым тропам. Даже когда осенью араты откочевывали со своими стадами и табунами сюда, в горы, к Дамдину приходилось подниматься по дорожке, протоптанной дикими козлами и баранами.

Бадзар и Очир опустили поводья, предоставив лошадям самим выбирать путь. Они вели запасную лошадь и для Дамдина.

— Я его заставлю показать, где он подобрал красные камешки, — пообещал Очир.

— Сначала человека надо брать лаской, — отозвался Бадзар. — Дамдин, как я понимаю, сущий ребенок. Прожил почти сто лет, а кому они нужны, его сто лет? Где его стада, где богатства? Только и забот — стучать молотком. А красные камни с алмазом отдал первому встречному: приходи — бери. Есть ли у подобного человека разум? В газетах его называют «унэн билигт» — «настоящий талант». А какая ему выгода от того?

— Никакой, — согласился Очир.

— Вот я и говорю: не всякий своим талантом распорядиться может. Самый большой талант — богатеть.

— Мой отец тоже так считает. За то и в чести у японцев. Я тоже хочу разбогатеть. Отдельно от отца.

— Разбогатеешь. Алмазов на всех хватит: держи подол своего тэрлика! Алмаз — это волшебный камень чандмани, исполняющий все желания. Мне алмазы ни к чему. Для меня главное — чтобы про них народная власть не прознала. Пусть лучше остаются в земле на веки вечные. Боги не всегда справедливы: какой-то нищий старик владеет тайной алмазов, завтра к нему наведается Сандаг со своими русскими друзьями — и тайна перестанет быть тайной. Ты понимаешь, к чему я веду разговор? Ведь говорится же: эту травинку и за траву не считал, а она колет зад.

— Понимаю. Накамура все разъяснил: после того как старик нам покажет гнездо алмазов, его надо убить, а то узнают другие.

— Твой друг японец— мудрый человек, хоть и молод. Кошка точит когти, человек оттачивает ум.

Когда показалась юрта Дамдина, они замолчали и неслышно подъехали к ней, оглядываясь по сторонам.

С того дня, когда Тумурбатор вернулся в стойбище и рассказал о событиях на восточной границе, Дамдин погрузился в глубокую задумчивость. Все чаще и чаще стал поглядывать он на кусок темно-зеленого нефрита — камня вечности, который лежал в его юрте с незапамятных времен.

И чем больше он в него всматривался своими усталыми, но все еще зоркими глазами, тем явственнее проступали контуры некой картины в фигурах: пограничники на вздыбленных конях, а среди них Тумурбатор, — единый вихрь из конских и людских фигур.

Он принялся за работу, трудился от темна до темна и боялся только одного: умереть, не закончив свой труд. Десять пальцев, и все работают, был бы еще один — тоже б сгодился…