Вивея (СИ) - Пузыренко Оксана - Страница 37
- Предыдущая
- 37/132
- Следующая
Я всхлипнула:
— Давно ли я стала для тебя открытой книгой, Арчи? — Спросила я, в который раз поражаясь, с какой легкостью человек, недавно появившийся в моей жизни, способен понять мои самые сокровенные чувства и угадать страхи.
Левый уголок губ парня чуть приподнялся в полуулыбке:
— Книгой? Если бы. Ты целая библиотека, Вивея Прей. И, кажется, я видел пару стеллажей с загадками.
Я не смогла сдержать улыбки и уткнулась лбом в его грудь. Парень с готовностью привлек меня в свои объятия.
Объятия бывают разные. Есть «сухие», или же «дежурные» объятия. Они имитируют радость от встречи, которую вы, конечно не испытываете. Вы просто приобнимаете человека, возможно, хлопнув по плечу, или, ещё лучше: прячетесь ненадолго у него над плечом, просто чтобы было время скрыть свою «радость» от долгожданной встречи. Есть, конечно, объятия искреннего счастья. Я заметила, что они, чаще всего, самые неудобные. Серьёзно, вас либо хватают подмышками, либо сжимают в руках, как двухлетняя девочка, подаренного плюшевого медведя. В смысле, до того момента, когда он ей надоедает и идёт на дно коробки с игрушками, играя роль статиста в «Истории игрушек». У вас даже могут треснуть ребра, или перекроет доступ кислорода, но разве это кого-то волнует?
А е с т ь о б ъ я т и я А р ч и Х а н т а.
Он не просто обнимал меня.
Он обнимал мою душу.
Думая об этом, внезапно, совершенно внезапно, мне захотелось сказать ему… Сказать то, что говорить очень рано. Глупо. Бессмысленно. Но слова просто рвались с моего языка, нет, из самого сердца. Я проглотила их вместе с очередным комом слез в горле и отодвинулась от парня, мягко выпутываясь из объятий, в которые он меня заключил.
Я прикрыла глаза и сделала вдох. Ощущение, будто я собиралась сделать шаг в пропасть. Но так не могло больше продолжаться.
— Газетчики назвали случившееся «Совершенной катастрофой». — Начала я. Мой голос, на удивление, был гораздо спокойнее, чем я думала. — Они поиграли словами, «совершенный», как «совершеннолетие». Журналисты — весьма циничные персонажи. Для броского заголовка они способны на все. А уж телевизионщики…
Я стала ходить вдоль рядов скамеек, чтобы делать хоть что-то, продолжая свой монолог:
— Они атаковали меня очень долгое время, оккупируя наш дом и все места моего возможного пребывания. От однотипных вопросов у меня была жуткая мигрень. На что они рассчитывали, выкрикивая их? Что я неожиданно встану, улыбнусь, и начну отвечать? Скорее они таким поведением хотят вывести человека из себя, превратить его в берсерка и запечатлеть новую сенсацию. Ну, например, как я засовываю микрофон кому-нибудь в глотку по самые гланды. — Я невесело усмехнулась. — Поверь, я была близка к этому. Где бы я не появлялась раньше, за моей спиной был шлейф из шепота и сплетен. В основном это были слова людей, которые не знали обо мне абсолютно ничего, кроме журнальных статей. Они продавали истории моей жизни и обрывки, крупицы информации, что знали обо мне. Но они не знали меня. Никто из тех, кто давал интервью. А те, кто знали хоть немного, молчали. А те, кто знали хорошо — умерли.
Я прервалась и часто заморгала. Затем я медленно убрала с лица мокрые спутанные пряди и повернулась к Арчи лицом. Пусть видит меня, такой, какая я есть.
— Они умерли. И это я во всем виновата, понимаешь? — На моем лице, против воли, заиграла улыбка. Так глупо. Наверное, истерика где-то совсем рядом. Дышит мне в затылок, заставляя губы растягиваться в гримасе веселья, когда чувствую я только опустошающую боль. — В ту ночь, на мой День рождения, я была за рулем. Мы гнали по хайвэю, и я даже не помню, какая была запрещенная скорость, а какая была на спидометре. Превышала ли я? Я просто не помню. Но я пила. Не много. Все пили. Все пили… Но какая разница сколько, верно?
Я покачала головой и схватилась за виски. В них стучала кровь, в голове зашумело. Картинки той ночи, что приходили ко мне в кошмарах и были гонимы прочь, вернулись в мое сознание. Я закрыла глаза, позволяя им, как самому страшному слайд-шоу, появиться передо мной. Голос уже дрожал, каждое слово выходило, будто раскаленное железо лилось по горлу:
— Позже они сказали, что на дорогу вышел лось. Я не понимаю, что это животное делало на скоростной автостраде? Да и какая к черту теперь разница… А еще, экспертиза показала, что я тормозила. Но я этого тоже не помню. Я ничего не помню. Только сумасшедший звук, крик, или визг шин, что это было, Арчи? — Я снова открыла глаза, с мольбой посмотрев на парня, как будто он мог дать мне ответ. — Или кто это был? Это была моя Эми? Моя сумасшедшая, безбашенная, веселая и такая жизнерадостная Эмили? Или Эшли? Серьезная и умная Эшли? Та, что всегда предостерегала нас? Почему она не сказала мне не садиться за руль в эту ночь? Почему она?.. Или Камелия? Почему я вообще подружилась с Ками? Милой, доброй, такой наивной? Если бы я не влезла в ее жизнь тогда, то она была бы жива! Понимаешь?! Она была бы жива! Она бы так много успела, так много сделала, так много…
Меня охватило бесконечное отчаяние. Наверное, я бы рухнула на колени, прямо перед алтарем, если бы Арчи не оказался рядом. Он просто развернул меня от изображения святых людей, взиравших меня со стен храма, и крепко прижал к себе. Я обхватила руками его талию и приникла к груди, так крепко, что было даже больно.
Моя щека, мокрая и горячая от слез, прижалась к нему. Я всхлипывала и кусала губы, в безнадежной попытке остановить это. Мои плечи подпрыгивали от рыданий.
Руки Арчи (широкие, сильные, теплые, грубые, но нежные, дарящие успокоение, оберегающие и еще миллионы слов, которыми я могла их охарактеризовать, но которые не находила) гладили меня по спине. Уверенно, сильно, так, чтобы я чувствовала. Так, как мне было необходимо. Его губы упирались мне в макушку и что-то шептали. Я не слышала или не могла разобрать слов от звона, стоящего в моих ушах, но чувствовала, что эти слова волшебным образом успокаивают меня.
— Может быть, я просто не должна была родиться? — Спросила я Ханта сквозь рыдания. Этот вопрос крутился в моей голове каждый чертов день, но я никогда не была достаточно сильной и смелой, чтобы задать его вслух. — Может, Бог так наказывает меня за то, что я родилась вопреки его воле? И теперь весь этот ад в моей голове — это его кара? Почему он так жесток, Арчи? Ну почему?
И снова бесконечный поток горячих слез, обжигающих кожу солью. Руки Арчи ласково обхватили мое лицо, а пальцы стали вытирать слезы. Бесконечно милый, но бесполезный жест, ведь на их место сразу бежали новые.
— Не говори так. — Попросил парень.
Я в отчаянном отрицании замотала головой и страстно зашептала:
— Нет, ты не понимаешь. Их нет, а я есть. И есть мои шрамы. И кошмары. И чувство, будто они все равно рядом. Но знаешь, чего нет? Надежды, что это пройдет. Ведь их нельзя вернуть. И нельзя успокоить мою боль, боль их родителей… И все это только моя вина. И мысль об этом просто разрывала меня на куски днем и ночью. Она не давала мне покоя, не позволяла нормально спать, есть, дышать. А еще я до смерти напугана, я постоянно боюсь чего-то, а чего — не знаю. Я оставила эти шрамы, но это слабое напоминание… По сравнению с тем, какие шрамы на сердце близких моих подруг оставила та ночь. После аварии я закрылась глубоко-глубоко в себе, а потом… Потом появился ты, Хант. — Я запнулась на фамилии парня и подняла на него глаза.
Внезапно отчаяние, боль, стыд за чувства, что я испытывала и даже злость поднялись во мне откуда-то из глубин, и я ударила парня в грудь. Он даже не шелохнулся. Это взбесило меня. Я ударила еще, сильнее, и еще раз. Он просто давал мне себя бить, и это раздражало меня еще больше и больше. Горячие слезы и злые слова, потоком неслись с моих губ:
— Зачем ты появился, Арчи, зачем? Я не могу быть счастливой, понимаешь?! Я не должна была жить, не должна! Я не имею на это права! Я не хочу этого! Я хочу умереть, также, как они! Тогда они простят меня! Тогда люди не будут так смотреть на меня! Тогда это все закончится, понимаешь?! А каждый день с тобой, он… Он заставляет верить меня… Ты заставляешь…
- Предыдущая
- 37/132
- Следующая