Никаких принцев! - Сакрытина Мария - Страница 62

— Я не… понимаю… — Спел? Сказку? Ромион? — О чем вы?

Королева улыбается.

— Ты бросилась в портал, Виола, потому что решила, что ты добро и что ты победишь?

Нет, я просто психанула. И еще…

— Я хотела быть рядом с сестрой. Зачем вы…

— И теперь ты рядом с сестрой, — перебивает королева. — Ты своего добилась. Твоя сказка на этом закончилась. Теперь смотри, как будет развиваться моя сказка: ты будешь жить в клетке, Дамиан умрет, и Ромион рано или поздно к нему присоединится. Я сумела отправить на тот свет его отца. Он, конечно, был поглупее, но у меня же есть ты. Ради тебя Ромион вынужден будет делать то, что я хочу. Именно вынужден, дорогая, ты же не тешишь себя мыслью, что он тебя любит.

— Я…

— Он поцеловал тебя в ответ, дурочка, — улыбается королева. — И ты все еще проклята.

— Но… Еще не рассвет!

— Уже скоро, — отмахивается королева. — Сама увидишь. Ты ему удобна, милая моя. Он женился бы на тебе и отправил домой, в твой мир. Где ты жила бы долго и, кто знает, может, и счастливо. Но подальше от него, потому что лисеныш-принц тоже любит прекрасных дев, а когда еще немного подрастет, узнает их и с другой стороны. Они будут падать ему на колени, как сорванные яблоки, — он же так мило поет им о настоящей любви, в которую даже не верит! — Королева ловит мой взгляд и усмехается. — Не волнуйся, Виола. Как я уже сказала, этого не будет. Он умрет. А тебя я потом, быть может, и отправлю в твой родной мир. Да, пожалуй — взамен на выгодный договор с твоей матерью. Или твоей крестной. Ты мне будешь не нужна, но это же не значит, что я не смогу тебя выгодно продать.

Я прислоняюсь лбом к прутьям: мне вдруг становится очень жарко.

— Зачем вы так? Разве нельзя… Нельзя, чтобы никого не убивать? Мы могли бы договориться…

Королева усмехается.

— Иногда я завидую таким, как ты. Как ты умудрилась сохранить это благодушие со своим проклятьем? Тебя что, никогда не предавали?

Я закрываю глаза. Не надо ее слушать. Не надо ей верить. Все будет хорошо. Не может же быть иначе!

Вздохнув, я снова встречаюсь с королевой взглядом.

— Почему? Почему так? Зачем, ваше величество? Кто вас предал?

Королева смотрит на меня какое-то время, потом с усмешкой снова поводит рукой, и я опять вижу объемную картинку. Только не Дамиана. А маленькую уродливую девочку-горбунью, трущую полы щеткой до блеска.

— Время у нас есть, и я могу занять его поучительной сказкой, девочка. Так вот слушай. Я рано поняла, что этот мир принадлежит красавицам. Очень рано — и хорошо. Я не совершала всех этих глупостей, которые совершали они. Я не была наивной. С десяти лет. Смотри, у меня тоже была семья. Две красавицы-сестры, великолепная, им под стать, мать, которая презирала меня за мое уродство. Ей очень хотелось забыть обо мне — она же меня родила, значит, я была ее неудачей. Она так желала от меня избавиться, что, как только я достаточно подросла, продала черному колдуну. А деньги они потом с тюфяком-отцом поделили. Прекрасно, да? Я десять лет прислуживала этому старому идиоту Финдору. Десять лет смотрела, как он пытается добыть золото, и училась колдовству, пока он засыпал над своими ретортами. А потом этот мерзавец взял себе служанку покрасивее, Азалию, с выводком братьев. И представляешь, очень удивился, когда я не захотела умирать на алтаре, а взяла самые ценные из его книг и сбежала в столицу. Я, знаешь ли, мечтала поступить в Академию золушек. Думала, меня возьмут: я же умная и бедная. А там такие и нужны: умные и бедные. Они обещали мечту — жениха, который примет тебя такой, какая ты есть. Который будет тебя любить. А оказалось, им нужна красавица, — королева вздыхает. — Оказалось, ума недостаточно.

Она замолкает, а я смотрю на уродливую девушку, идущую прочь от веселенького, в розочках, здания, на воротах которого красуется хрустальная туфелька.

— Я поняла тогда, что должна стать красивой. Во что бы то ни стало. Иначе так навсегда и останусь… — она усмехается и, чуть помолчав, продолжает: — Потом был театр, где я тоже была недостаточно красива… И мальчишка-герцог, которого я спасла на охоте. Я полюбила его, дура… Он так часто ездил потом к моей избушке, якобы сбивался с пути… Каждый раз. Каждый раз! — Лицо королевы искажается, как будто от боли. — Я уже тогда была хорошей колдуньей, но красоту, и вечную молодость, и силу над Астралом мне самой было не добыть. Такие вещи стоят очень, очень дорого. — Она смотрит на меня в упор, но словно бы не видит.

— И что вы сделали? — мне совсем не хочется задавать этот вопрос, но он вырывается сам, как в хорошо отрепетированной пьесе, где актер говорит, даже не думая.

— Любовь — великая сила, Виола, — говорит королева, грустно улыбаясь. — Ее не достать, конечно, но даже влюбленность чего-то да стоит. Наугад однажды я наложила заклинание, и этот красавец-мальчишка снова проезжал мимо… Я вырезала его сердце. Страшно, девочка? Ах ты, солнечное дитя… Мне не было страшно. Мне солнце никогда не светило. Мне не было страшно, нет, только тоскливо — когда он последний раз посмотрел на меня на том алтаре. Этот взгляд мне до сих пор снится, — голос королевы утихает, снижается до шепота. — Как будто я что-то потеряла, как будто я сама что-то у себя отобрала… А я ведь, наоборот, приобрела. Я вышла из той избушки красавицей. И я пришла во дворец, и вдовец-король упал передо мной на колени. Он дал мне то, о чем я мечтала, — она с нежностью смотрит на сына. — А потом я тоже вырезала у него сердце. И стала сильнее. Еще красивее. И потом все эти фавориты, которые думали, что я такая же кукла, как и вы все, красавицы… — Она замирает и снова смотрит на меня, подняв брови. — Что?

— И вы сделали все это… чтобы быть красивой? Только чтобы быть красивой? — выдыхаю я. Это настолько невероятно ужасно…

— А ты бы не сделала? — улыбается королева. — Это мир, где красота — страшная сила, Виола. Что ты отдала бы, чтобы снять свое проклятье? Лягушка днем, красавица ночью — тебя это… не бесит? — с чувством делает она ударение на последнее слово. — Неважно, какой ты будешь внутри, все видят днем только лягушку. А ночь всегда заканчивается… Я вижу, Виола, ты любила однажды, как я. И он тебя бросил, не так ли? Ты не мечтала тогда вырезать ему сердце? Чтобы стать самой сильной, самой красивой, самой!..

— Нет!

— Тогда ты и правда глупа, — пожимает плечами королева. — Любовь дает власть — когда любят тебя, конечно. А вот когда ты влюблена в ответ… Становишься дурой. Как ты с Ромионом. Он не вырезал твое сердце лишь потому, что тоже еще глуп. И молод. А я… я давно вырезаю сердца влюбленных — и они сияют для меня. Любовь — это свет во тьме. Жаль, что он так быстро угасает… Ну и хватит об этом. У нас гости.

Дверь распахивается, и в залу спиной вперед влетает Ульрик — один, с окровавленным мечом. А за ним — с десяток клякс, таких же, как Габриэль, когда вытаскивал меня из зеркал… Разве что чуть поменьше и… хм… чище. То есть не такие темные, конечно.

Наверное, какие-то духи.

Розалинда вздрагивает, когда император гоблинов падает на пол неподалеку от нее. Вздрагивает, но уже мгновение спустя перестает его замечать, снова склонившись надо льдом. Ульрик же силится подняться, но кляксы окружают его… Пока королева жестом не приказывает им исчезнуть.

— Доброй вам ночи, милорд. — Она царственно выпрямляется на троне. — Как это мило, что вы заглянули. Чем обязана вашему вниманию?

Но не успевает поднявшийся Ульрик рта раскрыть, как королева продолжает:

— Розалинда, милая, ты что, не видишь — твой жених прибыл.

Роз трясет головой, словно пытается выпутаться из паутины. Из ее глаз текут слезы, и что-то ярко сверкает на щеке… А потом она тоже выпрямляется, наконец-то видит Ульрика и вскрикивает.

Королева усмехается.

— Подойди, принцесса. Видите, ваше величество, я держу слово: ваша невеста жива.

Ульрик что-то визгливо отвечает — что-то оскорбительное. Я не слышу, я смотрю на исхудавшую, осунувшуюся Роз, и от слез у меня шумит в ушах. Как, зачем?.. Как королева могла?..