Слушатель (ЛП) - Маккаммон Роберт - Страница 62

Решение зависело только от нее.

Наконец, она приняла его и прошептала:

— Хорошо.

Партлоу думал, что он нашел выход из того, что казалось бесконечной и влажной жаркой ночью — он лежал на верхней кушетке двухъярусной кровати и сосредотачивался на мыслях о Мексике. Джинджер растянулась на нижней койке, куря еще одну сигарету после того волнения, которое она испытала из-за Донни, и Партлоу решил все же высказать ей свои соображения:

— Я говорил тебе, что с ним будут проблемы. Что он взрывоопасен.

— Мне и нужен был кто-то взрывоопасный — неважно, взорвется он в итоге или нет, — буркнула она, — вместо простой хлопушки вроде тебя.

Этот разговор было разумнее всего просто пресечь, к тому же, ему нечего было больше сказать Джинджер, поэтому он закрыл глаза и снова отправился в ментальное путешествие по Мексике. Он видел, как синие волны океана накатывают на белый пляжный песок, видел извилистую тропинку, ведущую к его вилле, слышал пение диких птиц на зеленых деревьях и чувствовал запах… денег. Это был особый аромат — запах богатства, запах свободы. С его долей ему больше никогда не придется колесить по этим проклятым дорогам и пытаться заработать несколько жалких долларов продажей фальшивых Библий женам рудокопов, погибших рабочих, адвокатов, банкиров и прочих. Никогда больше не придется иметь дело с недоразвитыми необразованными отбросами, которых опьяняет аромат нескольких баксов.

Получить что-то даром. Это был двигатель, на котором зиждились все виды мошенничества. Люди всегда хотят, чтобы им что-нибудь досталось бесплатно. И все, что Партлоу когда-либо продавал им, было ничем, просто воздухом. Но на этот раз… у него был товар на продажу, и завтра к этому же часу сделка будет завершена.

Как же здесь жарко, черт возьми!

Он вновь заставил себя сосредоточиться на коробке, полной наличных денег, и на всем том хорошем, что эта коробка принесет с собой. А затем — Мексика и воплощение всех его мечтаний.

Партлоу не знал, как долго пробыл в своем воображаемом мире, но вскоре его вернул в реальность звук закрываемой двери их спальни. Фитиль масляной лампы продолжал отбрасывать оранжевые блики на письменный стол. Партлоу перегнулся через кровать, глянул вниз и увидел, что Джинджер нет на месте. Пошла в туалет? Тогда почему не взяла с собой фонарь? Он взглянул на свои наручные часы и увидел, что время было двадцать минут четвертого. Что ж, куда бы она не направилась, она — большая девочка и наверняка сможет сама о себе позаботиться. Так что… лучше просто снова попытаться уснуть, если получится.

Но у него не получалось. Он отер пот с лица простыней и через пятнадцать минут снова посмотрел на часы. Джинджер еще не вернулась. Теперь ему было интересно, что она задумала. Пошла прогуляться по лесу? Сомнительно — особенно после того, как он рассказал о предупреждении мужчины из агентства, что вокруг хижины находится болотистая опасная местность, кишащая змеями. Он полагал, что здесь гремучие змеи, вероятно, убивали девять или десять человек в год — скорее всего, в основном это были ниггеры, работавшие на полях. Но… Партлоу заставил себя вернуться к изначальному ходу мыслей. Где же носит эту Великую-и-Могучую-Любительницу-Взрывоопасных-Парней-Джинджер-ЛаФранс?

Отчего-то он не мог перестать думать об этом. В конце концов, он решил, что она, вероятно, на заднем крыльце. Может быть, курит очередную сигарету и пытается поймать ветерок в этой ночной духоте. Но, опять же, почему она не взяла фонарь?

И откуда этот приторный странный запах? Как будто… где-то рядом лежали гнилые персики. Этот флер буквально висел в воздухе.

Одетый в майку и брюки, он спустился с верхней койки, взял лампу и вышел в переднюю комнату.

Джинджер сидела в углу, спиной к стене, на одном из плетеных стульев. Ее глаза цвета шампанского блеснули в свете лампы, но они не были обращены ни на свет, ни на него. Они неподвижно смотрела прямо перед собой.

При ней был кухонный нож с зазубренным лезвием, который она держала за рукоять двумя руками. Ее щеки и лоб блестели от пота. Пока Партлоу наблюдал за Джинджер, она медленно начала поднимать нож, задержала его в воздухе над головой на несколько секунд, а затем опустила — так быстро и резко, что Партлоу услышал свист клинка, рассекающего воздух.

— Нет, нет, — прошептала Джинджер. Глаза ее были устремлены на что-то, чего Партлоу не мог видеть. — Нет… я говорила тебе… не так… нет, нет… кто ты… кто ты…

— Джинджер? — позвал ее Партлоу. Он приблизился к ней, протягивая ей фонарь, как оружие борьбы с тьмой, с которой она сражалась.

— Я бы не стал этого делать, — прозвучал тихий голос, за которым последовал хруст, с каким обычно зубы впиваются в яблоко.

Партлоу повернулся и увидел, что Донни сидит не в кресле, а в противоположном углу на полу. Он был голым по пояс и сидел, скрестив ноги. Бисеринки пота блестели у основания его шеи. К счастью, он снял стеклянный глаз со лба, куда недавно примотал его изолентой. Он снова укусил яблоко и произнес:

— Наверное, тебе лучше отойти. Она может встать с этого гребаного стула и вырезать тебе сердце.

Партлоу отступил к Донни. Когда его спина едва не врезалась в стену, он вновь стал свидетелем того, как Джинджер поднимает нож, держа его двумя руками, задерживает его в воздухе на несколько секунд, а затем с силой и яростью опускает. На этот раз ее лицо исказилось диким, безумным выражением.

— Я сказала тебе! — прошипела она. — Нет, нет… не так… кто ты… кто ты… — затем ее лицо снова расслабилось, а пот чуть сильнее заблестел на ее лбу и щеках. С зажатым в руках ножом, она начала медленно покачиваться вперед и назад… вперед и назад… вперед и назад. В то время как ее мертвые глаза больше ни на чем не фокусировали взгляд. По крайней мере, ни на чем живом.

— Что с ней такое? — спросил Партлоу.

— Иногда с ней так бывает, — ответил Донни, хотя такой ответ совершенно не устраивал Джона. — Наверное, это похоже на те вспышки гнева, которые бывают у меня. Что-то в том же роде.

— Что? Она настолько волнуется насчет завтра, что погружается в настоящее безу… — он оборвался на полуслове, не зная, как назвать это ее состояние. Она вновь зашептала что-то, но на этот раз настолько неразборчиво, что казалось, будто она говорит на другом языке. Партлоу поежился. — Она хоть слышит нас? — спросил он.

— Не-а. Я сидел тут, пока она делала это. Называл ее всеми кличками шлюх и ржал, как конь, пока она тут игралась с ножом — никакой реакции. И это всегда нож. Кажется, она может находить ножи по запаху в любом тайнике, где бы они ни были, доставать их и делать вот это. Так что нет, я не думаю, что она слышит хоть что-то, пока погружена в это состояние.

— Черт, — сплюнул Партлоу.

— Ага. Эй… она когда-нибудь проворачивала с тобой ту штуку с пистолетом? Ну, одна пуля, и все такое.

Партлоу уже собирался ответить утвердительно, когда вспомнил, что разговаривает с племянником Джинджер. То есть, предположительно — с племянником. Откуда, черт возьми, он узнал об этом, если только они...

— Возможно, — туманно отозвался Партлоу.

— Готов поспорить, проворачивала. Посмотри, какая она крутая. Этим ножом она готова прикончить весь мир. Лучше к ней в этот момент близко не подходить, это как пить дать, — он снова вгрызся в яблоко, наслаждаясь шоу, разыгрывавшимся перед ним.

— И как долго это длится?

— Как-то я наблюдал это в течение пары часов. В конце всего этого она успокаивается, встает, кладет нож, а потом возвращается в то место, где она спит. При свете дня она ничего об этом не помнит.

Партлоу опустился на пол в нескольких шагах от Донни и поставил лампу между ними. Он слушал жуткий шепот Джинджер, который иногда напоминал рычание дикого зверя.

— Почему она не хочет, чтобы я знал ее настоящее имя? — спросил он.

— Она не хочет, чтобы хоть кто-то его знал. Я член семьи, так что я знаю, но… это просто то, какая она есть, мистер Перли. Она думает, что если кто-то будет знать ее настоящее имя, то будто бы обретет над ней некую власть, понимаешь? А она этого не выносит, как мне кажется. Как не выносит и долгого сидения на одном месте, — он снова откусил яблоко, наблюдая за тем, как медленно поднимается, зависает в воздухе и с силой опускается кухонный нож. Казалось, такая сила запросто могла заставить это лезвие пронзить плоть и кость. — Она меняет штаты и города, как и имена. Она одержима тем, чтобы меняться, как говорит моя мама. Но единственное, что она не может в себе поменять, это привычку всегда быть в движении. Хотя… похоже, этой привычкой она гордится. Гордится тем, через что прошла.