Никаких принцесс (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 49

Мда. Тяжело быть психотерапевтом. Того и гляди какой-нибудь псих в буйного переквалифицируется.

- Тих-тих-тихо! Я ничего не поняла. Кто кого убил, за что и почему? И кто ты такой? Что за истинный облик?

Туан минуту молча смотрит на меня, потом отворачивается.

- Неважно. Просто не думай, что ты хоть что-то знаешь... - Он бросает взгляд на забившегося под прикроватный столик кролика. - И это я-то чудовище!.. Да если бы я мог поступать со всеми вами так, как вы поступали со мной... Мне бы и Тёмный Властелин был не нужен... Это он бессердечен... А ведь это даже было бы справедливо... А у меня руки не поднимаются...

- Бедняжечка, - перебиваю я этот поток сознания. - Слушай, гуманист, напомнить тебе, что ты с Дамианом делаешь? И, кстати, почему ты называешь его бессердечным?

- Это ты делаешь, - усмехается Туан. - Я только говорю ему, что ты его не любишь. И это правда, не так ли?

Я молча смотрю на него.

- А насчёт бессердечия... Как думаешь, зачем мне нужна Изабелла? Намекнуть твоему другу, когда и как тебя украсть, я мог бы и сам, - он снова улыбается, и у меня опять чешутся кулаки - а ведь я никогда не любила насилие!

- Изабелла? - повторяю я. - Ты решил скормить Дамиану отравленные яблоки? И... - я умолкаю. Что-то бьётся в голове, какая-то мысль-воспоминание, про Изабеллу и её...

- Нет, Виола, - Туан глядит на свои руки и улыбается уже им. - Я расскажу Дамиану, как он может избавиться от своего сердца, ведь оно причиняет ему столько боли!..

- Да что ты! Ни один человек в своём уме на это не пойдёт!

- В своём - может быть. Но ты же беднягу так мучаешь, - улыбка всё не сходит с лица Туана. - Именно так всегда и становятся Властелинами. Когда боли слишком много...

- От чего боли? - я со вздохом падаю на кровать. Голова болит - жуть как. Вот это - боль. А Дамиану-то чего болеть? Он же у нас весь из себя крутой, аж голова кругом: и Астрал ему подчиняется, и общага его боится, и красавец он хоть куда... Ну расстался со мной - так и что? Пусть только свиснет, уверена, к нему такие, как я, прибегут толпой - только выбирай не хочу. Вот уж боль-то!

Вечно эти мальчишки всё преувеличивают...

- Я же говорю, ты не понимаешь, - зевает Туан. - Он любит тебя...

- Любовь проходит.

- Это у таких, как ты или его брат, любовь проходит, - смеётся Туан. - А у впечатлительных Властелинов всё серьёзно. Глубоко и на всю жизнь, так что потом остаётся только вырвать сердце.

- И откуда ты такой умный? - Не верю я ему. Конечно, не верю. Господи, да, меня тоже бросали, да, было больно - но всё проходит, всё и всегда. Да и встречались мы с Дамианом всего-то два месяца. И ничего друг другу не обещали. Он меня, конечно, расколдовал, и сердце его светилось в тронном зале, когда Изабелла ещё была королевой... Но всё же меняется. Я изменилась, Дамиан тоже изменится, успокоится, влюбится в какую-нибудь другую принцессу... Может, найти ему мне замену? Какую-нибудь, поуродливей и поглупее... Да, и это её он будет нежно целовать и... Даже представлять противно.

Ладно, и это пройдёт. Справлюсь. А всё, что этот умник Туан говорит - бред, достойный настоящей сказки. Истинная любовь! Вот, влюбилась я в Ромиона. И разлюбила с тем же успехом...

- Потому что фея, - вставляет Туан. - Феи всегда легко относились к любви. Тебе не понять...

- Не смей читать мои мысли!

Он усмехается в ответ и больше ничего не говорит. Так мы и сидим, каждый в своём углу спальни, до рассвета. Я размышляю, может ли случиться так, что любовь не пройдёт - никогда не пройдёт, что любить можно вечно? Со мной такого не случалось, хотя раньше я верила... В сказки, ну-ну. Ромион мне преподал хороший урок. Моя любовь к нему прошла, как дым, теперь мы просто друзья.

Кто ещё? Мама? Ну да, просто образец долгой, стойкой любви. Бабушка - о да, та ещё лучше мамы. Папа? После мамы он видеть никого не хочет, но не потому что, его любовь крепче алмаза. Просто мамы ему хватило на всю жизнь. Крёстная? Та же проблема, что и у папы - его Виллинде хватило на всю жизнь. Роз? Ну-ну. Любит она Ульрика. Сейчас. Как же! Самая длинная любовь Роз длилась, если я не ошибаюсь, год. И то лишь потому, что того рыцаря я услала добывать жемчужину света так далеко, что он год только туда-обратно ездил. И вернулся, кстати, с какой-то русалкой - на том вся любовь и закончилась.

Нет, не бывает долгой любви. Не на всю жизнь. Туан утрирует, сам-то, поди, никого никогда не любил. Ведь не любил же? Нет?

- Я книги читал, - признаётся он, всё ещё не слезая с окна.

Ботаник доморощенный, думаю я. Сам ты ничего не знаешь.

Утром, отдавшись на растерзание маминым феям, снова сделавшим из меня милую куколку в фиалковом венке, я отправляюсь завтракать с королевой. Какое счастье - бабушка за столом не присутствует, и Рауля тоже нет. Вот его я бы с удовольствием повидала, он милый и добрый. А бабушке лучше в ближайшие лет сто держаться от меня подальше. Я ей столько мух в чай напущу, что она столько не выпьет!

Мы завтракаем в маминых комнатах.

- Виола, с тобой всё хорошо? Ты выглядишь... нездоровой, - с тревогой говорит мама, всматриваясь в моё лицо.

Я смотрю на неё в ответ и думаю, что не могу на неё злиться. Доверять и правда больше не буду - и потому с опаской принюхиваюсь ко всему, что мне подают. И прислушиваюсь к своим ощущениям, но, кажется, всё хорошо.

А злиться - злиться не могу. Это бабушка у меня - бессердечная стерва (может, тоже жертва Изабеллы или просто родилась с дефектом?). А мама хотела мне добра. И, положа руку на сердце, мне было хорошо с тем зельем. Я видела мир иначе, более ярким, чистым... Настоящим. Я видела, и мне понравилось. Если это мама имела в виду под «дарить добро» - то да, я бы дарила добро этому большому красивому, чистому миру без зла и тревоги. Дарила бы с удовольствием. Был, конечно, побочный эффект в виде озабоченности поцелуями и легкомыслием... Но это же зелье, и что бы бабушка ни говорила, у всех зелий есть побочный эффект. Без него я бы так себя не вела. А кроме этого - я оглядываюсь вокруг и вижу теперь мир немного иначе. Вижу красоту Садов. Гармонию в танце висп. Цветы тянутся ко мне, а моё платье светится золотой пыльцой...

Да, я фея, но я же не обязана быть такой же феей, как мама или бабушка! Я могу быть не легкомысленной феей. Но тоже доброй. Я могу помочь Дамиану, если он действительно сейчас страдает. И Ромиону - хотя он поможет себе и сам. Я могу помочь Изабелле с её сыном - и я должна.

Золотой свет Зачарованных Садов останется теперь во мне навсегда - я это знаю. И я этому рада, потому что даже в самую тёмную ночь я буду знать, что этот свет есть. Такое знание дорогого стоит.

- Мам, я хочу обратно в Сиерну.

- Виола?..

- Мама, дослушай. Помнишь Дамиана, моего... друга? Ему сейчас плохо. Я вижу его во сне - и ему плохо. Я хочу ему помочь. Отпусти меня, прошу. Я думаю, это важнее, чем выращивать собственный сад.

Мама изумлённо смотрит на меня пару мгновений, потом неожиданно улыбается.

- Ну наконец-то! Я уж думала, это никогда не случится! Виола, и ты... ты светишься...

- Я знаю, мам.

- Твоя бабушка права. - Мама подсаживается ближе и гладит мою руку, расслабленно лежащую на подлокотнике. - Ты действительно сильная. Когда-нибудь у фей будет прекрасная королева.

- Мам...

- На что это похоже? - вдруг интересуется она. - Для тебя. На что это похоже?

Я понимаю, о чём она, с полуслова.

- На свет. На тёплый золотой свет во мне.

Она улыбается и кивает. А потом сжимает мою руку крепко-крепко и закрывает глаза. Мы сидим так долго, каждая со своим светом и теплом, каждая фея по-своему.

Мне стыдно, что я так долго думала о маме и её народе плохо. И что заставила её волноваться.

Я люблю маму. Пожалуй, только такая любовь и может быть вечной.

... Портал, мама говорит, будет готов в полдень. Я заглядываю к Рапунцель, с трудом отвязываюсь от её венков и бесконечных слов. Она извиняется, что так и не вспомнила, что наказывала крёстная. «Не переживай, - говорю я Рапунцель, - я всё равно скоро её навещу». Рапунцель кивает и, состроив умильную просительную мордашку, добавляет, что не хочет пока уезжать. Не сейчас. Я пожимаю плечами: «Оставайся». Повиснув у меня на шее, Рапунцель вручает мне букетик фиалок и убегает к феям.