Долгая полночь (СИ) - Скумбриев Вадим - Страница 10

А теперь она умерла, и данное ей слово не значило больше ничего. Жанна могла уезжать восвояси — и всё же что-то держало её здесь. Колдунья, впрочем, хорошо знала, что: до сих пор она никогда не терпела поражения, и вовсе не желала, чтобы мессир Луи д’Олерон стал первым.

Отель пустовал. Жан не держал много слуг, да и вряд ли они остались бы здесь умирать от чумы. Вот и обходился одним Бертом да оруженосцем.

Когда Жанна вышла из купальни, Солнечного рыцаря нигде не было — лишь Берт сидел в кресле, точно так, как раньше колдунья. Лицо его было по-прежнему безмятежно, и на миг Жанна даже позавидовала ему.

— Где хозяин? – спросила она.

– Вверху, – сказал Берт. – Угол. Комната. Север. Восток.

Колдунья кивнула. Она начинала понимать этого человека.

— Эвен, — тихо сказала она. – Воспользуйся случаем и вымойся тоже.

Тот замешкался. Тогда, в первый раз, в бадью он не залез – не хватило времени. И если неприхотливому, прожившему полжизни в вересковых пустошах Шотландии рыцарю не в первый раз было обходиться без мытья, то Жанна не терпела грязь.

— Иди, – велела колдунья, и ему пришлось подчиниться.

Дом был старым. Деревянные стропила потемнели от времени, полы скрипели под ногами, и всё же здесь было уютно. Словно и не осталось беды, что гуляла под окнами, исчезли куда-то гарь и дым, заполонившие Руайян. Жанна медленно поднималась по лестнице — столь же старой, как и сам дом, и ей чудилось, что ступеньки сейчас вывернутся, треснут, вонзая острые сколы в ноги -- но затем странное ощущение пропадало, и она шла дальше.

Как и говорил Берт, Жан обнаружился в угловой комнате – он мрачно сидел перед небольшим ведёрком с водой, держа в руках бритву. Рядом примостился кусок ароматного мыла.

– А, это вы, – он поднял голову на скрип двери. – Кажется, я малость засиделся здесь, наверху, но так мне и надо. Слишком уж я доверился колдовству, никогда не думал, что чума заденет меня, и вот, пожалуйста: вчера умер последний в округе мастер-брадобрей.

– Разве это такая уж большая утрата? – хмыкнула Жанна, следя за игрой света на клинке бритвы.

– Святой Рафаил, да! Я слишком привык к чистому лицу, чтобы лишаться этого блага. И ведь чтобы побриться, нужно или ехать домой в Монтендр, или к англичанам обращаться, а уж этого я не сделаю никогда.

– Дайте-ка мне, – вдруг сказала Жанна. Солнечный рыцарь умолк, испытующе взглянул на неё – и протянул руку.

– Впервые в жизни меня будет брить женщина, – сказал он.

– Неужто боитесь? – колдунья улыбнулась и развела в воде мыло. От куска шёл приятный запах трав, и Жанна подумала, что стоит узнать рецепт. Кастильское мыло, приходившее во Францию с юга, явно уступало этому.

– Когда у горла острое лезвие, бояться стоит даже королю, – серьёзно сказал Жан в ответ и запрокинул голову. – И оттого, что за рукоять держится женщина, оно не становится менее опасным.

– Мне казалось, мужчины с оружием обращаются лучше.

– Бывают и исключения. Кто вас учил искусству бритья?

– Один из моих прошлых телохранителей, – Жанна принялась намыливать ему лицо. – Он был большой любитель каждое утро до блеска выскабливать щеки и очень страдал в походах – королём предписывалось не брать никого из прислуги, и брадобреев, значит, тоже. Тогда он обучил меня.

– И вы согласились?

– А почему нет? Он достойно вёл себя со мной. Не пытался, как многие другие, делать из меня служанку и помыкать. Простолюдинок при дворе не очень-то любят, разве что в постели.

– Как же вы попали к королю? – удивился Жан.

– Я исцелила королевского внука, – Жанна провела лезвием по его щеке и сбросила волосы в воду. – А до того была никому не известной дочерью крестьянки в Лангедоке. Одной из последних катаров.

– Катаров? Вы становитесь всё интереснее.

Жанна недоуменно уставилась на него. Слишком редко ей доводилось встречать человека, который не скорчил бы презрительную гримасу, узнав о её матери. Слишком мерзким считалось среди добрых католиков альбигойское движение, из-за которого Лангедок полвека походил на пустыню. Крестовый поход на эти земли унёс много тысяч жизней, и лишь ловкость да ум помогли прадеду Жанны спастись в то время.

– Это странно, – сказала она. – Обычно люди сразу утрачивают интерес, едва узнав, кто я и откуда.

– Ваш окситанский акцент я услышал при первой встрече, но не обратил внимания. Видимо, жизнь вдали от столицы делает нас проще.

– Для этого надо жить на краю света, – Жанна улыбнулась.

Бритва скользнула по лицу Жана последний раз.

– У меня нет зеркала, чтобы оценить вашу работу, – Солнечный рыцарь осторожно провёл пальцем по щеке. – Но чувствую себя превосходно.

– Вернёмся к делу, мессир. Я хочу призвать корвуса.

Жан вздрогнул.

– Никогда прежде не встречался с этими тварями, – признался он. – Но вам я верю.

– Разве ваша колдунья не знакома с ними?

– Она никогда не звала духов, – Жан обречённо вздохнул. – Она превосходно умеет лечить – но я не видел ни разу... Впрочем, будет лучше, если она расскажем сама. Идёмте же...

В маленьком зале царила тень. Полуденное солнце едва заглядывало сюда сквозь узкие окна, шесть темных стен окружали узор призыва в центре. Кто-то вырезал его прямо в полу, искусно начертав круг с восемью лепестками, а в нем – нужные символы и сплетения линий. Узор не совсем походил на тот, который предпочитала использовать Жанна, да и сложностью он превосходил её работы – зато сложность эта говорила наверняка, что призванный дух не посмеет выйти за пределы круга.

Но сейчас Жанна не смотрела на узор вовсе.

По другую сторону рисунка стояла женщина в вызывающем красном платье, высокая и красивая. Карие глаза насмешливо разглядывали колдунью, распущенные, чёрные как смоль волосы волнами спускались до затянутой в бархат груди. Тонкие губы замерли в фальшивой улыбке, изящные пальцы в ожидании сплелись на животе. Она была совсем непохожа на придворных дам, вычурных и благородных, и всё же проскальзывало в её глазах что-то такое, словно говорящее: смотри, я выше тебя.

– Кристина да Фиренце, – услышала Жанна. Тонкие губы слегка приоткрылись:

– Счастлива знакомству, монна, – пропела женщина с лёгким итальянским акцентом.

На груди у неё висел серебряный греческий крест в круге.

Колдунья, говорил Жан. Кристина действительно была колдуньей, и Жанна всерьёз подозревала, что она попросту скрывается здесь от чего-то страшного, совершенного у себя дома, на итальянской земле. Иначе и быть не могло.

– Мессир Жан сказал, вы призовёте корвуса, – Кристина медленно пошла вдоль круга. – Он сможет помочь?

– Откуда мне знать? – вздохнула Жанна. – Вороны никогда не говорят прямо.

– Я знаю, о чем вы думаете, – сказала итальянка, остановившись. – Почему я сама не призову одного из них.

Жанна не нашлась, что ответить. Чужая колдунья угадала её мысли так, что впору было заподозрить какое-нибудь чёрное заклятье с её стороны.

– Потому что я не умею, – просто добавила Кристина, внимательно следя за глазами Жанны. – Это не моя вотчина, монна Мируа. Я ответила?

– Начинайте, – сказал Жан. Солнечный рыцарь прислонился к стене, наблюдая за женщинами с искренним любопытством.

Жанна повела плечами. Как и всегда, ей не хотелось этого делать. Она вообще не любила общаться с тварями, что приходят с той стороны Грани – то ли сказывался дар Изгоняющей, то ли собственная неприязнь, то ли терзающие душу сомнения. Но волей-неволей приходилось это делать.

В её руках блеснул кривой нож. Лезвие впилось в запястье, испещрённое сетью белых шрамов – следами прошлого колдовства. Духов нужно звать кровью. И лучше всего – своей.

Алые капли упали в центр круга. Жанна не пела заклинаний, не танцевала, как многие другие. Дар подчинялся ей без пустых ритуалов.

Сквозь начертанные линии протиснулся тонкий жёлтый клюв, и Жан чуть пригнулся, настороженно глядя на него. Затем клюв подался вверх, разрывая рисунок, и вылез на камень пола, выпуская в мир чёрного ворона.