Элемента.L (СИ) - Лабрус Елена - Страница 6

— Привет, пап! — крикнул Дэн сидящему за большим столом в просторной столовой мужчине.

— Привет, сын! — оторвавшись от телевизора и повернув голову на снимающего в прихожей обувь парня, сказал он. — Завтракать будешь?

— Естественно! А что у нас на завтрак? — раздевшись, парень уже дошёл до стола и с интересом поглядывал на стоящие на столе тарелки.

— Ай! — он отдёрнул руку от румяного гренка, получив от отца шлепок.

— Руки мыть! — в этот раз уже не поворачивая головы, сказал отец.

— Что показывают?

— Чего только не показывают! И то не показывают, и это не показывают, — откинувшись на спинку удобного мягкого стула с подлокотниками, ответил отец. — Тебе, смотрю, в твоей богадельне еда поднадоела? Решил домой на завтрак заглянуть?

— Угу, — промычал Дэн с набитым ртом, — и вообще-то я по делу.

— Почему-то я не удивлён. Не знаешь, случайно, почему? — как обычно с иронией спросил отец.

— Наверно, потому, что припереться домой в воскресенье утром даже ради этих волшебных гренков было бы нелогично? — ляпнул наугад Дэн.

— Нет, ну что ты! Ради этих волшебных папиных гренков я бы преодолела дцать тысяч километров. Пешком! — раздался сзади него знакомый голос, и тёплые руки обняли его сзади за плечи, а потом взъерошили волосы. — Привет, сынок!

— Привет, мам!

— Как всегда всухомятку? — и она, завернув за барную стойку, стала наливать ему чай.

По телевизору показывали, как готовить «правильные» сырники. И ведущая с приятной улыбкой в студии местного телевидения расспрашивала очередного приглашенного повара о его секретах. И он охотно ими делился и наглядно демонстрировал на камеру.

— Надеюсь, ты надолго?

— Надеюсь, ты ненадолго?

Мать с отцом сказали это одновременно и вместе засмеялись. Мама, конечно, надеялась на большее, она поставила Дэну кружку чая, себе чашку кофе и села напротив.

— Какие новости? — неопределённо спросила она.

— Да особо никаких, — Дэн пожал плечами, отхлебнул густой ароматный чай и взял очередной симпатичный гренок. — А если ты про работу, то …тоже никаких.

— А бабка-то настоящая помещица? — мама всегда интересовалась его работой и старалась быть в курсе всего.

— Да кто ж её знает! Может, и настоящая. Пока всё, что она помнит — это как она в детстве, лет в пять, стоит на краю поля, у дороги. Босая, в длинной белой рубахе — и ни души вокруг. Бескрайнее жёлтое поле и только редкие деревья вдалеке. И чаще всего она просто завороженно смотрит, как это огромное поле перед ней колышется на ветру.

— А поле-то чего? Ячменя? Пшеницы?

— Да откуда я знаю! Я даже не могу понять, настоящее ли это воспоминание. Я пытался идти от этого места до деревни, но в какую бы сторону ни пошёл — ни деревни, ни путника, ни даже коровы какой тощей не увидел.

— Так посмотри настоящий ли колос!

— И что ему это даст? — вмешался отец. — Если это воспоминание искусственное, то тот, кто его создал, уж наверняка позаботился о том, чтобы пшеница была настоящая.

— Зато он, возможно, поймёт, не ложное ли оно, — не унималась мать.

— Сонь, ну допустим, ложное. Допустим, в детстве ей говорили, что она как-то убежала и нашли её возле этого огромного поля. Чем нам это поможет?

— Герман, если оно ложное, значит, это тупик и нужно просто бросить это дело и забыть. И не тратить на него время. Но если оно настоящее, — не унималась София, — или искусственное, то есть надежда, что эта ниточка куда-нибудь да выведет.

И она обратилась к сыну:

— Смотри морфологические особенности соцветий зерновых хлебов, а там видно будет.

— Соня, пей ты уже свой кофе. Ребёнку двадцать с лишним лет, а ты его всё поучаешь, что да как ему делать на его работе. Он разберётся сам. Правда, сын? — и он потянулся и ободряюще похлопал сына по плечу.

По левому плечу. Так уж с детства повелось, что отец всегда сидел во главе стола, Дэн по правую его руку, а мать напротив Дэна по левую. Алька же, которая была младше Дэна на три года, всегда сидела рядом с матерью. Но сегодня или ещё спала, или тоже была где-то на работе и отсутствовала.

— Да я не сомневаюсь, что ты разберёшься. Только если по этому делу пока ничего, то что привело тебя сегодня домой? Неужели соскучился? — и она пристально смотрела на сына в ожидании ответа.

Да, кое-что его беспокоило. Он почесал голову, поёрзал на стуле, не зная, как начать.

— Короче, вчера в дом престарелых приезжала одна девушка…

Отец с матерью многозначительно переглянулись, но пока оба промолчали.

— …И я не знаю, как описать, но она… она не такая как все…

София не выдержала:

— Что, прямо особенная? — с нарочитым удивлением спросила она и, всплеснув руками, сложила их перед собой в замок.

Герман тоже, глядя на сына, как-то многозначительно улыбался.

— Что за… — и тут до Дэна дошло, как это прозвучало и к чему они клонят, — да нет, вы всё неправильно поняли!

Он покраснел, понимая, что поздно оправдываться, хотя всё на самом деле было не так, как поняли родители.

— Так как же тебя понять-то, если ты ничего не говоришь? — вмешался отец.

— Короче…

— Не, «короче» мы уже слышали. Нам, пожалуйста, про девушку и, по возможности, подлиннее и поподробнее, — сказал отец и приготовился слушать.

— Пап, мам, она не то что сама по себе какая-то особенная, — он собрался и говорил ровным равнодушным тоном, — у неё в памяти просто всё не так, как у остальных людей.

Родители молча ждали продолжения.

— Она читала книжку, вслух, когда я решил узнать, что есть у неё в памяти. И я вышел в воспоминания автора книги! Я был в шоке, когда понял, что стою в Италии 19 века перед «Тайной вечерей» Да Винчи и рядом со мной Марк Твен. А ещё рядом стояли его друзья, с которыми он путешествовал, и другие люди, и всё это было настоящее.

Отец с матерью все так же молчали, и по их недоумевающим лицам Дэн понимал, что то, что он увидел, было действительно странно и непонятно.

Отец взял вилку и начал задумчиво стучать ей по столу.

— То есть ты хочешь сказать, что она так явно представила себе картинку, которую описал автор, что смогла заставить её двигаться?

— Нет, я хочу сказать, что через её воображение я вышел в настоящие воспоминания Марка Твена. Ну, так мне, по крайней мере, показалось. Я же говорю, что не ожидал такого. И когда почувствовал этот запах, а там реально чем-то воняло, и увидел всех этих людей, которые двигались, говорили… я, я сразу вернулся.

Отец откинулся на спинку.

— То есть ты не уверен?

— Нет, в том то и дело, что я уверен. Но у меня не было времени перепроверить. Девушка пробыла там всего несколько часов.

— Ты хотя бы узнал, как её зовут? — вмешалась мать.

— Да. Ну, то есть, только имя. Но я приехал с ней сюда, в Эмск, и узнал, где она живёт. И я подумал, что может быть, вы что-то об этом знаете? Или Шейн?

— Надеюсь, с Шейном, ты ещё не успел поговорить? — нахмурился отец.

— Нет, я же прямо с поезда. Узнал, где она живёт, и сразу домой.

— Ясно. Погоди пока с Шейном. Надо бы сначала все проверить. Давай переодевайся и приходи в мой кабинет. Надо всё не спеша обсудить, — он уже почти вышел из кухни, но обернулся, — и… рад тебя видеть, сынок!

В отцовском кабинете всегда был полумрак. Несмотря на то, что имелись довольно широкое окно и мамины протесты не портить зрение, отец всегда держал окно плотно зашторенным и работал за столом при свете настольной лампы. Иногда, как сегодня, например, он включал верхний свет. Когда Дэн пришёл, отец уже сидел за столом и что-то искал в раскрытой перед ним книге. Мама сидела на диванчике для чтения. Дэн присел в единственное оставшееся свободным кресло.

Отец Дэна — Герман Валентинович Майер — был специалистом по старению людей. В отличие от своего коллеги доктора Шейна, занимавшегося биологией старения, он занимался социальной геронтологией. Работали они с Шейном вместе в Российском отделении Института Старения Человека. Дэн работал на кафедре Шейна, Алька, младшая сестра Дэна — под руководством отца. А София, мать Дэна и Альки, работала в фармацевтической компании, которая по счастливому стечению обстоятельств занималась разработкой препаратов от старческой деменции. Вот на одной из конференций, посвященных этой теме, однажды двадцать пять лет назад мать с отцом и встретились. И, несмотря на то, что работа эта для всех них была скорее прикрытием, занимались они ей всерьез и были по-настоящему увлечены. Особенно Алька. Как и мать, она окончила фармацевтический институт и училась с таким усердием и с такой самоотдачей, что получила по окончании института красный диплом. Чем повергла в шок своих школьных учителей, знавших её как ученицу посредственную, вялую и безынициативную, интересовавшуюся своей внешностью больше, чем учёбой. Перелом произошёл в десятом классе, когда неожиданно для всех она решила, что будет поступать именно в этот институт. И, окружив себя репетиторами вместо подруг и обложившись книжками вместо косметики, она подтянулась по всем предметам и поступила. Конечно, ни родители, ни Дэн даже не подозревали, что её попрёт именно по учёбе, но причину столь резких перемен они знали наверняка.