Элемента.М (СИ) - Лабрус Елена - Страница 18

- Какой? – засмеялась Ева.

- Дьявольски хорош. Какой, какой, - передразнила Еву Оксана и забрала у нее градусник, - Тридцать шесть и шесть. Давай разворачивайся, уколю, да пойду дальше.

И она встала и стала освобождать из упаковки пропитанную спиртом одноразовую салфетку.

- Ты, я поняла, тоже с Ржевским знакома не понаслышке? – спросила Ева, понимая, что к чему.

- Да, не понаслышке, - снова передразнила ее Оксана, - Но мне можно, я девушка свободная. А он, если что, и, правда, хорош, скажу тебе по секрету.

Ева развернулась и уставилась на нее с интересом.

- Во, видишь, плакать перестала, глаза блестят. А то лежит она тут, скулит не понятно об чем, - улыбнулась Оксанка, - Давай поправляйся! Если что надо – зови!

И вышла.

Вот чертовка! Теперь Ева сильно жалела, что не досмотрела эти постельные Танькины сцены до конца. Чем же он интересно так хорош, это курящий в постели и разговаривающий на смеси блатного и матерного языков парень? Черт, черт, черт! Она забыла и думать про убиенную бабку, мысли ее упрямо возвращались к его покрытым светлым пушком ягодицам. И она не заметила, как заснула.

Он разбудил ее поцелуем. И она не хотела просыпаться. Губы были холодными и влажными, щека мягкой, пахло мылом. И она вдруг представила, что ее целует Ржевский и испугавшись своим мыслям открыла глаза.

- Что-то не так? – спросил Дэн, увидев её испуганный взгляд.

- Все так, - сказал она, кое-как справляясь с дыханьем, которое сбилось от испуга, - Забыла, как дышать.

- Вспомнила? – улыбнулся он, - А то я покажу. Рот в рот, например. Будем тренироваться?

- Тренируйся вот лучше… на медведях, - сказала она и ткнула пальцем в пушистую игрушку, которая лежала к ней спиной. И место, в которое она ткнула, предлагая Дэну тренировать дыхание, было ничем иным как плюшевой задницей.

Дэн посмеялся над ее предложением и развернул игрушку лицом.

- Как самочувствие? – он присел на кровать.

- Нормально, - ответила Ева и все сегодняшние разговоры с Татьяной и Третьей медсестрой стали настойчиво вспоминаться и рушить ее такое хрупкое хорошее настроение.

- Дэн, скажи, а алисанги могут находить пропавших людей? – спросила она серьезно.

- В каком смысле пропавших?

- Помнишь мы видели девушку художницу, которая Таньке ногти делала?

- Помню, конечно! Крольчиха? - Дэн не понимал к чему она клонит.

- Да! Она пропала. Этим летом. Ушла с работы, а до дома не дошла, – пояснила Ева.

- Подожди, так это она пропала? – удивился Дэн, - Я помню, что кого-то искали, даже собаку привозили служебную. Так вроде решили, что она уехала.

- Это всем так сказали, потому что ничего не нашли. А она только собиралась уезжать. Готовилась, хотела салон свой продать. Ее же в Столицу позвали.

- Так, подожди, дай подумать, когда ж это было, - он склонился на руку как Роденовский Мыслитель.

Ева не знала, о чём он так серьёзно думает, глядя на его насупленные брови, она мучилась вопросом знает ли он о том, как умерла ее теть Зина. И, если знает, то скажет ли ей?

- Я сейчас! - сказал он, вставая, - Никуда не уходи!

И исчез.

 Ждать пришлось неожиданно долго. Ева даже подумала, что он про нее забыл, и чтобы отвлечься, полезла в телефон. Новых сообщений не было. Она решила поинтересоваться, как дела на работе. Оказалось, жизнь без нее кипит. Одна девочка из бухгалтерии уволилась, на ее место уже взяли другую. Премию до сих пор не выплатили, и, все бояться, что ее если и выплатят, то в урезанном размере, а ведь скоро праздники. Ева посмотрела на дату и с ужасом узнала, что сегодня уже 23 ноября. А премия должна была быть за третий квартал, и заплатить ее должны были как минимум в октябре. Да, плохо дело! Офис-менеджера подозревают в беременности, но она все намеки игнорирует. И только когда ей сказали (по секрету) что весь ее рабочий стол завален бумагами, и никто в её отсутствие ее работу не делает, и она набила по клавишам целую возмутительную тираду, Дэн, наконец, появился.

- Фу! – выдохнул он, снова приземлившись на кровать, - Дело плохо!

И судя по его серьезному лицу, так оно и было.

- Я ее нашел. Я знаю куда она пошла, но дальше нужны специалисты по возвращению пропавших людей. Наши специалисты.

-У вас есть такие специалисты? - сказала Ева, глядя на его больничные штаны, - У тебя все ноги в колючках.

- Да. Пришлось инспирироваться, а то сложновато будет повторить еще одни такие же поиски. - сказал он и начал ощипывать мелкие колючие зеленые семена какого-то растения со штанин.

- Все плохо это что значит? Она умерла? – тихо спросила Ева.

Он кивнул, но ответил странно:

- И да, и нет. Да, потому что да, она умерла. Нет, потому что мне нужны наши специалисты, и, скорее всего, это можно исправить.

 - Исправить!? – недоумевала Ева.

- Да, - сказал он, вставая и подтягивая стянутые вниз уборкой колючек штаны.

- Как она умерла? – спросила не верящая своим ушам Ева.

- Я не могу тебе сказать. Пока не могу. Если ты узнаешь, мы можем все испортить. Но я тебе обещаю, всё что от меня зависит – я сделаю. И, извини, но я правда, должен идти.

И снова исчез, даже не попрощавшись.

Ева в сердцах бросила на кровать телефон, который так и продолжала все это время держать в руке. Эти вечные секреты! Эти бесконечные тайны! Даже здесь в больнице ей постоянно что-то недоговаривают, о чем-то недорассказывают, что-то от нее скрывают.

Телефон пиликнул новым сообщением. Она подумала про работу и ей нестерпимо захотелось уволиться, чтобы не возвращаться в свой скучный кабинет, не разгребать эту кучу бумаг на своем столе, и никогда больше не видеть ни самодовольные рожи коллег, ни придурковатую улыбочку директора.

Она встала и пошла. Просто пошла по больнице, куда-нибудь, куда глядят глаза. Посидела в вестибюле, но ее здесь многие уже знали, отвечать на их вопросы о том, что она тут делает не хотелось, а особо здесь и не разгуляешься, поэтому немного подумав, Ева отправилась на второй этаж в Дом престарелых.

Она думала застать там клюющих носом старушек перед экранами телевизоров, но едва открыв дверь на этаж, услышала пение. Громкое хоть и нестройное, но многоголосое пение под аккомпанемент баяна. Вся стена между столовой и процедурной была обклеена рисунками, какими-то неровными аппликациями и разноцветными надувными шариками, прямо как в детском саду. В столовой пели. Она осторожно попыталась выглянуть из-за спины санитарки, стоявшей в дверях, но та ее заметила и тут же повернулась.

- Праздник какой-то? – удивленно спросила ее Ева.

- Еще какой! – ответила женщина, - У нас тут сегодня День красоты. Волонтеры приехали. Привезли вот с собой художника, парикмахера, баяниста и девочку, которая поет. Ну, не Пугачева, конечно, - улыбнулась санитарка, - но тоже молодец!

Звонким и еще по-детски тоненьким голоском, девочка лет двенадцати в столовой как раз затянула «Очи черные!»

- Да ты проходи, садись, если, хочешь, - предложила ей санитарка, - Я-то тут по делу стою. Сейчас вот Декабриста достригут, я следующую красавицу им поведу на марафет.

- Декабриста? – удивилась Ева.

- Ага, - улыбнулась добродушная санитарка. Фамилия у нее такая, чудная. Галина Петровна Декабрист, насельница наша.

И подтверждая ее слова из процедурной с еще мокрыми волосами, свежей стрижкой и гордо поднятой головой бодро вышла пожилая женщина. Назвать ее старушкой язык не поворачивался. На ней к тому же был не халат, а нарядное платье с брошью на груди. Довольная она проследовала мимо них в зал, а санитарка уже махала следующей претендентке на стул парикмахера. Ева снова осторожно заглянула в зал. Насчитала семь старушек и одного деда. И все, кроме одной, коротко стриженные и с мокрыми волосами и воздушными шарами в руках. Девчонка запела "На недельку до второго" и постоялицы снова стали подпевать. Настроение у Евы было не праздничное, поэтому к общему веселью она присоединяться не стала. Она повернулась лицом к коридору и ей стало не по себе. Несколько дней назад в этом коридоре в нее стреляли и неприятные воспоминания сами собой возникли в памяти. Как магнитом тянула к себе дверь, из которой она тогда вышла здоровая и счастливая, ничего не подозревая. Дверь в комнату Дэна. И чем ближе она подходила, тем острее были воспоминания. Даже тени на полу, казалось, лежали так же. Она подумала, что тогда вот также было что-то около четырех часов.