Темные звери (СИ) - Алексеева Оксана - Страница 11

— Не удивляйся. Пока ты смотрела в меня — я смотрел в тебя***.

Артём перефразировал Ницше, как чуть раньше сделала она, словно долг вернул, и подвел этим жирную черту в настолько важном для Насти разговоре.

*Мор Т. «Утопия», 1516 г.

**«Мораль — это важничанье человека перед природой» Цит. по: Ницше Ф. «Злая мудрость», 1882 г.

***«И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя» или «Пока ты смотришь в бездну — бездна смотрит в тебя» Цит. по: Ницше Ф. «По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего», 1886 г.

Настя любила придумывать разные теории — по любому вопросу. Есть среди них и такая. Жизнь только ради себя бессмысленна. Нет, какое-то время можно оставаться эгоистом и продолжать заботиться исключительно о собственных нуждах, но рано или поздно человек подходит к пустоте. Если вы спросите молодую мать, что в ней изменилось после родов, то буквально каждая скажет — она изменилась вся, стала другой — сильнее, и приоритеты сдвинулись. Только молодая мать знает, насколько однозначно мир способен сконцентрироваться на одном человеке, но не на себе. На самом деле все просто — она только перестала жить ради себя, но уже ощутила прилив внутреннего могущества. Материнство — самый простой способ сделать жизнь осмысленной, ведь тут даже усилий не надо прилагать, все само собой завязывается на инстинктах. Но этот способ отнюдь не единственный, и человек волен выбирать альтернативу: профессию, которая связана с помощью людям, занятие в обществе по защите животных или благотворительности, помощь больному родственнику или общение со старухой-соседкой, скрашивающее ее жизнь. Это не жертва, как иногда выглядит со стороны, а потребность, присущая каждому. И тот, кто ее отчаянно игнорирует, так и не узнает той непоколебимой силы, которая появляется только при сдвиге приоритетов и искореняет внутреннюю пустоту.

Мама не разговаривала с Настей два дня. Но зато подключились сестры, уже успевшие отойти от первого шока. Они обсуждали Настино дальнейшее поведение при ней, как будто ее и рядом не было.

— А зачем ей выходить замуж за старика, когда у того такой сынок? — размышляла Катюша. — Красавчик какой, весь из себя лощенный. Вы его часы видели? А вот я видела! Мама и за год столько не зарабатывает, сколько у него одни часы стоят. Куда уж идеальнее? И все без исключения стороны останутся довольны!

— Ой, сестренка… — сомневалась Викуля. — В том-то и дело, что лощенный красавчик. У него таких, как наша Настя, уже пара сотен была и еще пара сотен будет, прежде чем он о женитьбе задумается. Насть, без обид!

Настя и не думала обижаться — она лежала на кровати, смотрела в потолок и считала сквозь него звезды.

— Это точно, — вынуждена была согласиться Катюша. — Настя у нас, безусловно, красотулька и умняшка, но рядом с ним теряется. Он уж слишком… лощенный. Вот если бы нашу сеструльку приодеть, как следует, волосы там наверх зафигачить, подкрасить профессионально, то они иначе бы вместе и смотрелись. Из любой лохушки можно сотворить удобоваримую мадам, а уж из Насти при соответствующих вложениях получится и топ-модель выстругать.

— Насть, — Викуля пыталась и старшую сестру втянуть в настолько важный разговор. — А может, мама права — выкинь лучше эту юбку. Она не то чтобы плоха, но больше старшему возрасту подходит…

Катюша решительно направилась к шкафу:

— Сама выкину! И завтра втроем поедем по магазинам — что-нибудь новенькое прикупим. И белую блузку мою забери — она мне все равно в груди жмет.

Настя внутренне восхитилась неожиданной сестриной щедрости. То, что блузка жмет в груди, и стало причиной ее покупки. Ничто так не подчеркивает форму, как едва сходящаяся на груди белая блузка. Вещь и правда была шикарной — дорогущей, фирменной, они себе такое редко позволяли, и Катюша берегла ее только для самых важных случаев. Поэтому такой приступ благородства говорил о том, что сестры настроены атаковать. Ну, хоть на этот раз Артёма, а не Александра Алексеевича… Настя подала голос:

— Нет, я завтра с Сеней встречаюсь.

— А зачем тебе Сеня теперь?!

Снова заткнувшись и решив не произносить больше ни звука, Настя повернулась на бок и закрыла глаза.

— И ты, Насть, до последнего бастионы не сдавай! — давала Викуля советы. — Я не верю, что такого можно женить на себе — даже Катюша бы не смогла — но если и есть один шанс на миллион, то только за счет инстинкта охотника!

— Или наоборот! — не согласилась с ней Катюша. — Такой вряд ли привык сильно напрягаться — пару раз попытается, а если нет, то и суда нет. Другую найдет секунд за тридцать. А вот зато если Настя залетит…

— Ну это уже слишком! — воскликнула Викуля, этим удивив Настю — неужели хоть в ком-то еще плещутся остатки здравого смысла?

— В этой жизни нет понятия «слишком», сестренка! Пробивается только тот, кто пробивается!

У Насти загудела голова — один в один медный тазик, по которому долго и нудно молотили ложкой. Она села.

— Артём скоро уедет. В следующий раз вернется через полгода — и тоже ненадолго. А в Майами у него девушка. А у меня Сеня, в конце концов!

— Да какой там Сеня… Ни рыба ни мясо. Такой слово «свадьба» не выговорит без запинки… — сказала Викуля.

— Ага, у всех все есть, а как целоваться — так ни у кого никого нет! — поддержала Катюша.

— Пошли вон отсюда! — завопила Настя что есть мочи. Сестры наконец-то сдались и со смехом поспешили туда, где можно без помех обсудить ситуацию.

Стратегия Артёма обеспечила Насте только молчание матери на пару дней, но от всех проблем не избавила. А потом и мать заговорила — та ведь не умела долго копить в себе невысказанное. И приступила сразу к главному:

— Я понимаю, красавица моя, что на тебя давила. И ничего у тебя с этим оболтусом нет — уж слишком показательным было выступление. Но ты ведь из подросткового возраста вышла, не время уже для революций во вред себе, — она это заявила так, будто Настя в подростковом возрасте устроила хоть одну революцию. — Так что подумай о том, чего хочешь сама. И потом уже сама, добровольно… выходи замуж за нашего Сашеньку.

Сашенька — это Александр Алексеевич, который возрастом был немного постарше самой Марии Максимовны. Настя же обреченно завыла. Скорей бы уже утро, да на работу!

Вероника села в машину насупленная. Настя теперь приезжала вместе с водителем, чтобы встретить ее, но такого настроения давно припомнить не могла. Вероника натянула пушистый капюшон так, что только недовольный носик наружу торчал, и отвернулась к окну.

Через некоторое время Настя все же стянула капюшон и не обнаружила под ним шапки. Она не знала, какой вопрос задать, но Вероника сама повернулась, долго смотрела, а потом неожиданно заревела.

Настя обняла ее, но продолжала молчать — если ребенок хочет что-то рассказать, то лучше его не сбивать с этого настроя. Но Вероника ничего говорить не хотела, поэтому пришлось начать диалог самой:

— Тебя кто-то обидел?

Вместо объяснений только новая волна всхлипываний. А если уж попадаешь в такую ситуацию, то нужно спрашивать, пока ребенок не ответит хоть что-то:

— Ты потеряла шапку? — в ответ рыдания. — Ты так сильно переживаешь из-за этого? Хочешь, мы заедем в магазин и купим тебе новую? Юрий Владимирович, сверните, пожалуйста, к центру!

Но тут и Вероника забубнила:

— Не надо в магазин! Дома есть другие шапочки!

Вот, теперь можно и надеяться на разговор.

— Как замечательно, правда? Тогда из-за чего ты плачешь? — Настя гладила Веронику по плечу, а та постепенно успокаивалась.

— Потому что Вера Петровна скажет, что я опять потеряла шапочку! Что я безответственная!

В принципе, так и будет. Вера Петровна настаивала на том, что Веронику нужно приучать к порядку — тот факт, что отец ей может купить много новых вещей, не означает, что она не должна их ценить. С этого избалованность и начинается. Но вряд ли Вероника так отчаянно рыдала бы только из-за нотаций старой няни.