Птицы летают без компаса. В небе дорог много
(Повести) - Мишкин Александр Дмитриевич - Страница 22

Мы сели возле избушки о застекленной верандой, выпирающей из-под задранной назад косой крыши. Вокруг нее — копья антенн, сети проводов и расчалок. По деревянной гремящей лестнице, выбивая чечетку, быстро спустился небольшого роста, коренастый, с розовым блестящим лицом офицер. Руководитель стрельб. Я узнал его сразу.

— У вас все готово, товарищ Яшин? — спросил Потанин, не дожидаясь официального доклада.

— Так точно, товарищ командир! — бодро ответил майор.

— Связь с аэродромом есть?

— Связь в полном порядке, товарищ полковник! — бойко отчеканил выросший из кустов сержант с приветливо-лукавой физиономией.

Я долго стоял, оглохший от вертолетного грохота. Земля усыпана фиолетовыми бусами голубицы. Ягоды смотрят на меня со всех сторон птичьими глазками. И такие крупные, блестящие от сока. Бери их голыми руками! Пахло вареньем, горячей хвоей, пчелами, которые эскадрильями кружились над этим лесным лакомством. Вот бы сейчас сюда десантом Алю с сыном высадить!

Поодаль шелестит маленькая речушка, шлепается о береговые переплески. Скорыми струями мчится она по камням, то внезапно скручиваясь в упругий зеленый жгут, то делая замысловатую петлю, и прячется в зарослях. Над пей, глядясь в рябую воду, родственно сомкнули свои ветви нежные березки, дикий кедрач и мягкие осины. Возле деревьев развалистыми кустами прилег таинственный, сказочный папоротник — любимое кушанье дальневосточников.

— Жарко! — говорит Потанин, глядит на речку и колотит себя руками по груди. — Давай напьемся. Водичка здесь целебная, на таежных корнях настояна.

Он изгибается, прирастает к земле так, что сам становится похожим на кедровый корень. Зачерпывая воду в пригоршни, он пьет с наслаждением.

Вода действительно вкусная, за уши не оттянешь, после нее долго не захочется пить из-под крана.

— Эх, искупаться бы сейчас. Да жаль, что здесь воробью по колено, — искренне сожалеет Виктор Иванович. — Может, разуемся да пошлепаем босыми ногами по каменистому донышку, как бывало в деревне? В моей Трофимовне тоже такая же мелкая с перекатами речушка. — От ледяной воды губы у Виктора стали ярко-красными и припухли малость.

У меня над головой вспорхнула птица, стряхнула горсть искорок и звонко пропела, точно доказывая нам, что лесная голытьба всегда начеку. Птицы заголосили вокруг, и казалось, что. лес закачался от их песен.

Мы взобрались на веранду. Оттуда были видны вычерченные и обозначенные пожелтевшей известкой круги, в центре которых — силуэты самолетов, танков, автомобилей, зурсов.

Сидим на крепко сколоченных из березы табуретках возле столика с покатой крышкой.

Каждый глядит в ту сторону, откуда должны заходить истребители на цели.

— Разрешите узнать, товарищ майор, — пододвигаясь ко мне вместе с табуреткой, обращается Яшин. — Как полет с Прохоровым прошел? Какое у вас о нем впечатление?

— Хорошее впечатление. Думаю, что он вполне сможет летать в облаках, — отвечаю я твердо, даже сам удивляюсь своей твердости.

Яшин немного помолчал, точно взвешивая мои слова, их значение, и сказал:

— Может быть, и так, но по-моему… — Он замотал головой, побарабанил носком ботинка по полу.

— Что там «по-моему, по-моему», — жестко оборвал его командир. — Скажу я вам, оба вы торопитесь, как голые в баню. А вы, Яшин, вообще хотите отмахнуться. И нечего тут выражаться загадками.

«Потанин за Яшина горой стоит», — вспомнил я слова Прохорова.

Яшин нахмурился, разглаживая морщины, набежавшие на широкий с клиньями залысин лоб. Ему хотелось порассуждать об этом, но, глянув на Потанина, а потом рикошетом на меня, он не решился. Чуть помолчав, он с каким-то мстительным удовольствием заметил:

— Что же вы сами, товарищ полковник, не летите с Прохоровым? Сколько можно с этим делом тянуть? — На последней фразе голос Яшина осел, будто отсырел разом.

Потанин аж вскочил с места. Его фуражка чуть ли не уперлась в низкий, скошенный назад потолок.

— Будто не знаете, Яшин? Елкина мать! — Полковник покачал головой и, обращаясь ко мне, спросил: — Помнишь, я тебе рассказывал, как от одного летчика хотела жена сбежать? Так это от Прохорова. Яшин уже забыл об этом. Напомню заодно и ему. Прохоров тогда но части дежурил. А накануне с женой поссорился. После дежурства пришел домой, а жены нет. На вешалке ее старое платье висит, на нем записка булавкой приколота: «Прощай, Юра, уехала к маме. Навсегда… — Люда». Вот тебе и Люда-блюдо! Замполит встретил Прохорова в гарнизоне пьяным, как говорят плотники, в доску. И руками развел. «Как это уехала? — спрашивает. — Что это еще за лягушка-путешественница?» «Хватит распаляться, — тороплю я замполита, — садись в машину и поезжай в аэропорт. Самолет через час улетает. Вези ее прямо ко мне! Сопротивляться будет — милицию вызови».

Перехватил ой эту Люду, привез ко мне домой. Как видишь, перехваты у нас не только в воздухе бывают.

— Знакомо мне и такое, — подтвердил я.

— Ясное дело, везде такое бывает, — продолжил полковник. — Так вот я ее и спрашиваю: «Как же так, Людмила, ты ведь жена летчика?!» «Попугать я его хотела, — отвечает. — Он из-за своих железных самолетов и про меня забывать стал. Мы же, Виктор Иванович, любим друг друга…» У влюбленных все без репетиции идет, у них свои дурацкие тренажеры. Молодость резка и брыклива. Жену мы вернули, а вот его… Кто знает? После всех этих сумятиц пускать летчика в облака — уж извини… Об этом случае я, правда, в штаб не докладывал. Да и тебе говорить не хотелось, сейчас-то вижу, что ты им всерьез заинтересовался. Так ведь доложишь в штаб. Чепе! Начнут парня по кабинетам таскать, потом медики на стуле крутить: вдох-выдох. Закрутят, выдохнется парень. Не только летать, но и служить туго будет. Пусть, думаю, отстоится, потом слетаю с ним, проверю. Как раз я тогда детский садик принимал у строителей, думаю, приму, тогда и за него возьмусь.

— Переводить Прохорова надо, — вставил Яшин. — Он у меня в эскадрилье для «вала».

— Вот вы уперлись: переводить-переводить. Помните, как не хотели к себе в эскадрилью капитана Валикова брать? А теперь?

— То ж Валиков! — не без гордости заметил комэск.

«Адъютант его превосходительства! Нет, Прохоров, видно, человек не такой, как Валиков. Он в беде не закричит. Постыдится о своем горе другим поведать».

— Валиков, конечно, не такой. Прохоров мужик натуристый, — подтвердил мою мысль Потанин. — После ссоры прибегает ко мне и требует: «Отдайте жену… Вы не имеете права держать ее у себя. Это вам не солдат…» Понял, командиру говорит! А Валиков такое не скажет. Я видел, Яшин, как вы с его женой в ДОСа танцевали, а он глядел и подхихикивал… — Виктор Иванович подмигнул мне заговорщицки.

— Вы, товарищ полковник, окажете такое… — устыдился Яшин. Взял из коробки, лежащей на столе, папиросу, помял ее в непослушных пальцах и дунул в гильзу. Тонкая бумага лопнула, золотистые крошки табака посыпались на пол.

Потанин задавил в глиняной пепельнице окурок. Повернулся. Протяжно скрипнули рассохшиеся половицы под его тяжелыми ногами. Подошел к тесовой стене, на которой висела синоптическая карта, исчерченная линиями изобар, напоминающими стрелковые мишени. На секунду застыл возле нее, потом, повернувшись, задумчиво произнес:

— Вы, Яшин, не обижайтесь. Танцуйте себе на здоровье. Шучу. Прохоров, конечно, норовистый. Жены-то просто так от мужей не убегают, они характер мужика понимают. А мы с тобой пока не разобрались. Вот почему я и рапорт ваш на Прохорова под сукно положил. Видите, вот циклон, — показал Виктор Иванович на карту. — По краям штормы, а в центре хорошая погода. Поди доберись до центра, тогда и принимай решение: садиться или дальше лететь.

— Мне, товарищ полковник, все равно непонятно ваше выжидание, — парировал Яшин. — Главный козырь летчика — его исполнительность. А Прохоров… — Комэск чиркнул о коробок горелой спичкой.

— Мы с вами, комэск, не в подкидного дурака играем. Исполнительность — черта хорошая, не спорю. Но надо во всем разобраться, выждать, пока штормы пройдут. Семейные отношения очень сильно на летной работе отражаются. Такое нам надо учитывать. Жены тоже не всегда все понимают. Разные есть. Это из Москвы Дальний Восток давно обжитым кажется. В книгах, кино. А приедут сюда: того нет, другого нет, третьего и не предвидится. Вот и пошла свистопляска. Тут ее муж и опускает голову, ему не только летать — и по земле ходить не хочется. Какая тут исполнительность? Помните, как ваша Светлана Семеновна меня на женсовете за горло взяла: подайте ей в гарнизон мороженое. Сколько мне пришлось хлопотать, чтобы ларек в гарнизоне открыть? Одной подай мороженое, другой — ателье первого разряда. А нет — так за чемодан хватается — и в воздушное путешествие… В общем-то лучше, когда наши молодые офицеры на местных женятся, — уже повеселев, продолжал полковник. — Местные не станут так быстро чемоданы укладывать. Они к таким условиям привыкшие, у них меньше колебаний, неустойчивости. Цельные семьи получаются. — И, поймав мой взгляд, Виктор Иванович пояснил: — Я, Сергей Петрович, тут свою кадровую линию веду… Стараюсь, чтобы в гарнизоне нашем побольше невест было. Правда, не все эту политику понимают. Недавно прихожу в летную столовую, гляжу, по залу парнишка с подносом бегает. «Кто такой?» — спрашиваю. «Официанта нового взяли», — отвечают. Вызываю заведующую. «Что у нас в округе девчат красивых мало? Чтобы и духу здесь этого парня не было! Пусть в мастерские идет!» «А какая разница?» — удивляется она. «Выполняйте приказ, — говорю. — Про разницу у мужа спросите».