Девушка в шляпе и собака на трёх лапах (СИ) - Лабрус Елена - Страница 24

Генке досталась раскладушка, припасённая в доме на случай неожиданных гостей. Единственный диван она уступила своей бывшей няньке, как женщина не настаивала на обратном.

Амона оставили на первом этаже, предоставив ему распахнутые настежь двери в кухню и свободу передвижений. Генка даже не стала его отмывать от соли, уверенная, что за ночь он ещё умудрится несколько раз занырнуть.

Свежеперевязанная нога, наконец, заняла горизонтальное положение поверх одеяла, а Генка открыла дневник своей мамы на первой странице.

«09 сентября 1994 года, США, г. Томастон

Сегодня мне исполнилось 24 года.

Зная мою любовь к разлинованным страницам в кожаных переплётах, муж подарил мне этот ежедневник. Наверно, такой подарок можно назвать даже издёвкой, ведь забот, которые можно забыть, кроме ухода за двумя маленькими детьми, домом и садом у меня нет. Что я могу в него записывать, когда жизнь моя размерена как интонация в стихотворном ритме? Ежедневное меню? Расписание поездок в магазин? Впечатления от визитов к детскому врачу? Но, зная своего мужа, уверена, он сделал свой подарок от чистого сердца, с любовью и заботой обо мне. Поэтому я с удовольствием вдохнула запах свежей кожи, открыла его на первой странице и пишу.

Живя в такой глуши, полной изоляции и почти в одиночестве, я начинаю понимать почему люди начинают разговаривают со своими кошками, старыми вещами или вот с такими приятными на ощупь гладкими страницами.

«Дорогой дневник!» — хотела начать и я, но видимо, мой случай ещё не так запущен. Пусть моим детям всего четыре года одной и семь месяцев другой, с ними тоже многое уже можно обсудить, а ещё у меня есть помощница, Алекс. В общем, я не настолько отшельница, но всё же мне есть что сказать. Есть в чём признаться. И если не покаяться, то хотя бы просто рассказать свою историю, которая с высоты прожитых лет может когда-нибудь уже и не покажется вопиюще возмутительной.

А когда моя малышка вырастет, то может быть сочтёт меня не бессовестно изменившей мужу женщиной, а просто безнадёжно влюблённой. Ведь то, почему я так поступила, было искренне и по большой любви.

Лёльке, моей старшей дочери, исполнился год, когда Костас привёз Алекс.

День, когда в твоей жизни появляется толковая и добрая помощница, стал бы лучшим в жизни любой молодой матери и домохозяйки. А для такой, как я, живущей замкнуто, не имеющей подруг, друзей, знакомых и даже соседей в этой чужой мне стране, это стало настоящим праздником.

Муж постоянно в отъездах, а Лёля, моя любимая непоседа, росла такой беспокойной и требовательной, что редкие дни мне удавалось поспать хотя бы три часа подряд. И вот такой подарок — нянька.

А следом за ним ещё один: если Алекс поладит с маленькой Леокадией, то уже этим летом я смогу осуществить свою мечту — поездку в Италию.

Я не знаю, моё ли желание поехать сыграло свою роль, или Александра действительно была мне послана свыше, но она не только поладила с Лёлей, но и со мной, и с мужем и даже с местными лосями, которые то и дело совершали набеги на наш маленький огородик.

К слову сказать, огородик я решила разбить этой весной, чтобы к столу были свежие овощи с грядки, а с поддержкой Алекс это оказалось в радость.

Красная земля Джорджии покорилась нам. Правда, поглотив немало покупного грунта, засыпанного в огороженные досками грядки. Но оно стоило того. Мой добрый муж, приезжавший проведать нас не чаще раза в месяц, радовался вместе с нами и даже принял участие, помогая высаживать в клумбы ярко-жёлтые вонючие цветы и смешно называя их «бархотки».

По Италии Костас планировал поехать вместе со мной. Но у него не получилось. А моё желание вырваться хоть на пару недель оказалось таким сильным, что с согласия мужа я поехала одна. И хоть я безумно боялась вляпаться в какие-нибудь неприятности, клятвенно пообещала быть аккуратной, осторожной и благоразумной.

К несчастью, всё это оказалось не про меня. Где-то на юге Италии, я свернула не туда. И, наверно, именно с этого поворота и началась эта история.

Я хотела просто заправится, спросить дорогу и уехать…»

Генка оторвалась от записей, услышав раскатистый храп. Для женщины, насмерть запуганной привидением и выпившей не меньше литра кофе, Александра Львовна уж больно сладко спала.

Вспомнив про украденные капсулы, девушка осторожно встала и вытащила их из кармана брюк. Толкнула всхрапнувшую особенно громко экономку. Та перевернулась на бок и засопела тише, хотя по-прежнему безмятежно.

Аккуратно открыла пластиковые футлярчики из желатина Генка только когда уже легла. К большому разочарованию, внутри обеих оказался белый порошок, имеющей типичный аптечный запах, горький на вкус. Скорее всего это — именно то вещество, что указано в инструкции, никакой подмены, никаких пахнущих болотом крупинок. Хотя, судя по жестоким галлюцинациям, из-за которых женщина боялась спать, её травили чем-то аналогичным Генкиному жёлтому порошку, высыпанному в фильтр для воды.

Девушка прислушалась. Тишина. Только шумит море, да, шурша гравием, по берегу бегает Амон. Его, характерную из-за больной ноги, поступь Генка не спутала бы ни с чем.

Бабушка говорила, что овчарки очень «разговорчивые» и активные, из-за этого их порой недолюбливают «ленивые» хозяева. Эти псины всем интересуются, на всё реагируют. Летит самолёт, ползёт червяк — они уже заметили, уже радостно оповещают хозяина недовольным ворчание или громким лаем. Амон молчал, а значит, они в полной безопасности. Во всяком случае, от дождевых червей и нежданных самолётов, наверняка.

Ещё Генка когда-то давно вычитала, что интеллект собаки определяется по количеству слов, которые она понимает. Но при подсчёте у девочки возникли сложности: команды «Амон, сука, заткнись!» и «Иди жрать, скотина!», как бабушка, любя, обращалась к псу, считать за три слова или всё же за одно? В общем, так интеллект Амона остался неподсчитанным. Но это не мешало ему быть и разговорчивым, и активным даже с больной ногой.

Спать совсем не хотелось. И мамин дневник давал основания провести эту ночь и интересно, и познавательно. А кому было бы неинтересно узнать историю своего рождения из первых рук? И Генка снова открыла тетрадь на том месте, где остановилась.

«…Ничто не предвещало беды. Приветливый парень, беззаботно жующий зубочистку. Запах бензина, обволакивающий парящим нефтяным смрадом. Может от этого удушливого запаха на жаре я так растерялась, а может белозубая улыбка парня заставила меня разволноваться, но на его одобрительный кивок, означавший, что машина заправлена, я неожиданно нажала на газ сильнее чем рассчитывала.

Визг собаки заставил меня нажать на тормоз так резко, что я сама чуть не впечаталась головой в руль, но ужас, что случилось непоправимое, был сильнее всех остальных чувств. Ни жива, ни мертва я вылезла из машины и тут же увидела её бедняжку, скулящую, лёжа на боку. Парень уже сидел перед ней на корточках и, наверно, успокаивал. Мои познания в итальянском ограничивались тремя словами: «вобене», «граце» и «бонжорно», поэтому, конечно, я не могла понять, что именно он ей говорит. Разобрала я только кличку. Фигаро.

— Фигаро, — упала и я перед псом на колени. — Прости меня, Фигаро. Сеньор, чем я могу ему помочь?

Парень одарил меня взглядом, печальнее, чем смотрели на меня круглые влажные глаза собаки. Я разобрала «клиника» и «деньги». И, конечно, готова была раскошелиться сию минуту, но оставить умирающего на руках у друга пса и уехать не могла, потому предложила свои очень скромные водительские навыки, чтобы довести их обоих до больницы.

— Си, сеньора, си, граце, — без конца повторял парень, усаживаясь на переднее сиденье с собакой на руках. Его загорелая рука и жуткий запах псины стали моими сопровождающими на всю недолгую дорогу до ветеринарной лечебницы.

Я не помню сколько денег я отдала, да и какое это имело тогда значение, когда жизнь собаки висела на волоске. Я грызла ногти и расхаживала по коридору, пока за закрытыми дверями кабинета делали рентген, а может операцию, а может уже кололи смертельную ампулу безнадёжно покалеченному животному…»