Не единственная (СИ) - Миленина Лидия - Страница 71

Эдор отвернулся и задумался.

И вдруг рассмеялся про себя. Союз с адом — еще несколько минут назад это казалось ему невероятным. Но сейчас он осознал одно: ему представляется шанс переиграть всех. И ад, и Рональда Эль. И в результате получить Аньис и кольцо.

— Что ж, я согласен, если ты сделаешь кое-что… — он, криво улыбаясь, посмотрел на представителя ада.

— И что же это, лорд Эдор? Мы готовы на многое, чтобы получить вашу помощь… — улыбнулся Краах.

— Мы составим договор — я сейчас же вызову архивариуса — и ты подпишешь его своей кровью. Такой договор ад не сможет нарушить.

— А что будет в договоре? — с искренним интересом спросил старик. — Ты растешь над собой, Правитель! Не каждый догадается поймать меня на этом! — захихикал он.

— В договоре будет обозначено, что кольцо драконов получаю я. А также что вы сохраните жизнь Рональду Эль. Когда исход войны будет решен, вы должны передать его мне, а в случае моей смерти, другому Правителю архоа, который будет избран.

— Зачем тебе это? — спросил старик.

— Его смерть расстроит дорогое мне существо, — искренне ответил Эдор. — А, да… и еще. Там будет указано, что при любых условиях, как бы ни развивалась война, вы не должны нанести вред жизни и здоровью его жены, Аньис Вербайя Эль…

— Мы согласны! — замахал руками старик. — Нам нужна победа, а не жизнь Рональда Эль… Да и в наших застенках творится нечто похуже смерти…

Эдор на секунду содрогнулся. Ощущение, что он продает бывшего учителя все же возникло на задворках души. Но… может быть, немного посидеть в худшей из темниц Рональду не помешает. Ведь он же, Эдор, столько лет мучился в тоске по Сокровищу, а Рональд наслаждался его любимой. Во всем нужен баланс — так говорил сам Рональд.

Первым порывом Аньис было отомстить. Кинуться к Майру, согласиться… Он-то желал ее, как никого. Но… Все же, несмотря на импульсивность, Аньис была разумной женщиной. Она понимала, что Майром движет лишь желание, сильное, всепоглощающее, но всего лишь желание. От этого тоже было горько… Что ж, выходит никто не любит ее по-настоящему. Всепоглощающе, сильно, чтобы и брать, и отдаваться ей.

Смахивая слезы, она спешила по коридору обратно. Пробежала то место, где когда-то встретилась с Эдором. Теперь она не испугалась его. Ведь может быть… какой смысл в жизни, если она не нужна мужу по-настоящему. Даже жаль, что она не сгорела тогда… Было бы проще.

Спустившись по лестнице, Аньис села на скамейку в начале еще одного длинного коридора. Горе, разрывающее душу, лишало сил. Пока хотелось бежать к Майру, силы были. Но теперь исчезли. Она села и заплакала, уткнувшись в ладони. А что еще было делать…

Когда первый порыв горя прошел, она откинулась на спинку, уставилась взглядом вверх и смотрела в одну точку.

Часть нее — любящая, исполненная самоотверженности и отдачи, не хотела судить Рональда. И не хотела уходить от него. Была готова даже понять. Да и когда она в действительности ощущала, что не единственная для него? Никогда. Всегда, напротив, он делал ее исключительной. Даже странно, что какой-то портрет вызвал у нее такую реакцию. Ведь она выросла в обществе, где принято неравенство, где даже жены — почти рабыни своим мужьям. Где любой мужчина, обладающий достаточными средствами, может завести себе сколько угодно наложниц, даже гарем…

Вот если бы Рональд завел себе других женщин, а может, и размахнулся с огромным гаремом, подобно королю. По статусу ему как раз что-то такое и полагается… Смогла бы она принять? Аньис усмехнулась. Наверное, смогла бы. Она выросла с тем, что так бывает. Да и, будучи его женой, его любимой, она была бы для него исключительной, самой важной. Это можно принять, с трудом, но принять. Как Кассора.

Но этот портрет… У Рональда не было других женщин в настоящем. Но получается, его сердце всегда принадлежало другой, давно умершей женщине его народа. А она, Аньис, для него одна из многих, что приходят в его жизнь, отживают свой срок и уходят…

Но чем это хуже гарема? Аньис чувствовала, что хуже — лично для нее.

С детства Аньис не была единственной и исключительной. У нее было много братьев и сестер. Долгое время она и вовсе была старшей дочкой в семье — той, что должна заботиться о младших, ущемляя свои интересы. Той, на которую родители подчас возлагают больше ответственности, чем одаривают лаской. А потом они и вовсе продали ее в рабство, показав, что она не так уж и важна. Что ею и ее судьбой можно пренебречь ради других…

И только Рональд сделал ее необыкновенной, дав уникальное образование и высокий статус. Только Рональд сделал ее исключительной и нужной, любимой, единственной дорогой ему женщиной. Пусть иногда она ощущала его отрешенность, но всегда в глубине души знала, что он любит ее, что она ему нужна. Что среди всех на свете она единственная, кто волнует его душу. А теперь это рухнуло… И это было как крушение мира.

Может быть, это со мной что-то не так, раз никому я могу стать единственно нужной, подумалось ей, и слезы снова полились из глаз, прочертив две дорожки на щеках. И затихли. Когда слишком больно, слез нет или их мало.

Неужели нет никого на свете, для кого она единственная, та самая, исключительная, уникальная… Разве что Эдор, усмехнулась Аньис. Да и то — все это просто игра крови, сделавшая ее Сокровищем. Если бы не это, он даже не посмотрел бы на нее. Поэтому Эдор не считается.

В эту часть дворца редко кто ходил, поэтому Аньис рассчитывала на уединение. Но, к счастью — или к несчастью, именно сейчас Тиарне зачем-то понадобилось пойти в дальнюю кладовую мимо скамейки, где сидела Аньис. Она сразу поняла, куда идет управляющая. Можно было отвести ей глаза магией, но Аньис не хотелось. Она слишком любила добрую Тиарну, чтобы прятаться от нее и применять к ней магию.

Разумеется, заплаканное лицо и убитый вид не укрылись от опытной управляющей.

— Ой, и что это ты сидишь тут такая несчастная? — при слугах Тиарна называла Аньис на «вы» и «госпожа Аньис», но сейчас они были вдвоем. Огромная управляющая пристроилась рядом на скамейке и прижала Аньис к своей необъятной груди. Как тут было не расплакаться? Словно в детстве, когда Тиарна так же обнимала ее и утешала в своей грубоватой манере…

— Рональд меня не любит по-настоящему! — вырвалось у Аньис сквозь слезы.

— Ой, да с чего ты взяла-то?! — Тиарна вытерла ей слезы большим пухлым пальцем и с улыбкой вгляделась в заплаканное лицо. — Мужики они, знаешь, сами не понимают, кого да как любят… Вон мой Парм — уж на что нормальный мужчина, а когда у нас деньги появились… Мы ведь, до того как господин Рональд нас нанял, небогато жили, едва смогли сыновьям образование дать… Так вот, как у нас деньжата завелись, говорит мне: «Возьму себе для любви да утех постельных молодую и красивую. А ты у меня по хозяйству будешь»… — Тиарна говорила так весело и откровенно, что сквозь слезы начал сочиться нервный смех.

— А вы что? — изумленно спросила Аньис, не зная плакать ей или все же смеяться.

— А я что, — подмигнула ей управляющая, — я говорю: «Да бери кого хочешь, а лучше меня все одно не найдешь…» Ну и в спальню его еще отвела для верности. Тут вся дурь с него мигом и слетела…

Аньис шмыгнула носом и тихо рассмеялась. Нежданно в голове возникли забавные картинки, как огромная Тиарна за руку ведет своего тщедушного мужа в спальню, и что там происходит. Но тут же посерьезнела:

— Но у него портрет в мастерской! — веско сказала она Тиарне.

— Какой портрет?

— Зеленоглазый такой… Женщины, которую любил. И он сам мне сказал, что ее он любит… тоже…

Тиарна посмотрела на нее с доброй мудрой улыбкой и снова прижала к себе:

— Ой, девочка… Ну и что ты расстроилась? Ну привык он любить — и любит. По привычке. А ты не слушай и в голову не бери. И знай свою силу… Ты ж живая, ты его единственная тут у нас. Ты хоть знаешь, как он на тебя смотрит? Не замечала? Вон, на улицу выйдет — а уж куча девок на него пялится, да залезть под него норовит… А он одну тебя видит. Как будто и мира целого нет вокруг! А ты «портрет, да портрет…» Тьфу на этот портрет с высокой башни! Хоть он тебе зеленоглазый, хоть в желтую крапинку!