Абьюз (СИ) - Оленева Екатерина Александровна - Страница 66

«Всё было лишь сном, – понял я. – На самом деле я умер. Мы все умерли. И теперь существуем в аду, повязанные нашей кровавой похотью, жестокостью и ненавистью».

Жестокие пальцы мертвеца с чертами Ральфа рвали моё тело, проникая во внутренности; кровь заполняла мой рот, переливаясь в него.

У меня не было сил вырываться.

Мы оба рухнули на пол. Мне захотелось истерично рассмеяться – Ральф как всегда был сверху!

Моё тело пульсировало болью, а сознание – безумием и отчаянием. В этом беспросветном мраке мне никогда не выбраться на свет.

Катрин была лишь иллюзией. Недостижимой и светлой. Но если она существовала в реальности, всё это – то, что нас окружало, то чем мы были и не могли перестать быть, не могло коснуться её.

Последним усилием воли я заставил свечи заполыхать ярким факелом.

Всё вокруг заволокло ослепительным светом. Его было так много! Он был таким ярким! Этого должно хватить, чтобы монстры остались на тёмной стороне, а то, что живо и безгрешно, должно существовать дальше, но без нас.

Когда действительно любишь – отпускаешь.

Сознание моё уходило. Мир уплывал. Или мы уплывали от мира? Неважно.

Главное, что и в смерти мы оставались вместе: три тёмные души, связанные кровью, тёмной страстью и извращённой, запретной, но такой сладкой любовью.

Я ли пришёл за ними? Они ли за мной? Какая теперь разница? Мы, наконец, снова вместе.

А Кэтти, мой маленький ангел, бог даст, избежит семейного проклятия и, вопреки всему, сумеет обрести в этой жизни если и не радость, так хотя бы покой.

Глава 25. Линда

Жизнь – сложная… шутка ли, штука, система, устройство?

Сложно сказать конкретно, что такое жизнь, но она безусловно не проста. В ней ничто не бывает однозначным. Порой нам кажется, что мы выигрываем в то время, как на самом деле терпим поражение и – наоборот.

Жизнь одна большая задача со многими неизвестными, решить её правильно удел единиц.

Получив в своё время шанс наняться к Элленджайтам, Линда считала это сорванным джек-потом. Целью её существования многие годы было выбиться в люди, вырваться за очерченный определёнными обстоятельствами круг.

Она так сильно этого хотела, что словно бы продала душу дьяволу и – получила желаемое. Но это обернулось для неё кошмаром.

Кошмар начался в Хрустальном Доме. В Кристалл-Холле он и закончился. И Линде ещё относительно повезло. Она была скорее свидетелем, чем участником истории.

Но и того, что пришлось пережить, с лихвой хватит на всю оставшуюся жизнь, чтобы до конца дней держаться подальше от слишком ярких, необычных людей и искушающих бескрайними возможностями перспектив.

Эллиндж отнял у Линды много – гораздо больше, чем взял: родителей, веру в людей, душевный покой и её, и – Мередит.

После похищения младшая сестра вернулась сама не своя. Правда, отмалчиваться не стала, рассказала всё.

Линда не знала, чему ужасаться больше: её увлечением Ливианом? Или тому, что первым мужчиной в её жизни стал его брат, Артур?

Мередит надеялась, что Артур сдержит слово. Позвонит иди придёт. Сделает хоть что-то, чтобы она могла выбрать его!

Но Артур не явился ни на второй день, ни на третий, ни на четвёртый. Он пропал, словно его и не было, а в глазах вечно жизнерадостной младшей сестрёнки появилась тоска. И то, с какой надеждой Мередит каждый раз хваталась за мобильник, стоили тому запищать, вызывало у Линды желание найти Артура и придушить его.

Она бы, наверное, так и сделала, если бы это было возможным.

Но если жизнь чему-то Линду и научила, так это тому, что от всех, в ком течёт змеиная голубая кровь, нужно любыми путями держаться подальше. Как бы Мередит не страдала, то, что Артур так и не появился лишь к лучшему. Прежде всего для самой Мередит.

Лучше отстрадать один раз и излечиться, чем мучиться раз за разом всю жизнь.

А ничего, кроме страданий, отношения с такими, как братья Брэдли (или, правильней сказать – Кинги?) дать не могло.

Линда не смогла бы точно назвать ту минуту, даже день, когда мысль убраться из города, плюнув на все кажущиеся и реальные блага, взяла над ней верх? Когда родилась и окрепла? Наверное, в тот момент, когда Мередит, живая и невредимая физически, но полностью опустошённая духовно, вернулась от Кинга.

Деньги и статус не стоят выше душевного покоя. Линда эта поняла впервые. И если собой она ещё могла бы рисковать, то Мередит – никогда.

Альберт отпустил её с сожалением, но не пытался удержать. Он всё понимал. И если опустошение можно оплатить – был чрезвычайно щедр. На счету сестёр Филт оказалась приличная сумма, способная обеспечить им безбедное существование на долгие годы. А если распорядиться ими грамотно и с умом (что Линда и собиралась сделать), то эти деньги могли положить начало первичному капиталу и кормить их с сестрой всю оставшуюся жизнь.

Линда не любила торопиться. Как грамотный и толковый юрист, она к любому вопросу подходила основательно. Вот и перед тем, как уехать навсегда из Эллинджа, она хотела расставить все точки на i.

Впрочем, медлить с отбытием из города она тоже не собиралась. Ведь Артур или Ливиан могли передумать и снова затянуть наивную и ранимую Мередит в свои коварные сети.

Она практически завершила всё, что наметила, когда грянула та, насквозь пронизанная завывающими ветрами с юга, ночь.

Памятуя о том, что на завтрашний день вставать предстояло рано, Линда постаралась лечь пораньше, но сон всё не шёл. То раздражало одеяло – казалось слишком лёгким, лежать под ним было зябко; то подушка – лежала слишком высоко или низко, но шея затекала, да так, что в висках пульсировало.

Где-то противно мяукала кошка. И ветер выл, как одичалый волк.

Жалко оставлять родительский дом, но оставаться? Нет, остаться невозможно.

Остаться слишком страшно.

Если бы только можно было поворотом рычага отключить мысли и погрузить мозг в сон! Но они заходили на второй круг, на третий, на четвёртый. А стрелки на часах всё бежали вперёд, отсчитывая минуту, укорачивая минуты отдыха, приближая новый день.

По потолку скользнул свет, какой могут распространять только фары движущегося автомобиля.

Очередной порыв ветра задул в трубу камина и дом загудел, тревожно, как трубы на похоронах.

Свет уже пропал, а сердце всё встревоженно билось.

«Нервы ни к чёрту», – пронесло в голове Линды. – «Нужно выпить успокоительного».

Снотворного она никогда не пила. Или правильнее будет сказать – пока не пила? Ещё пару таких бессонных ночей, как эта, и впору задуматься об искусственном отключении своего слишком, мать его, деятельного мозга.

Опустив ноги с кровати на пол, Линда нащупала ими мягкие теплые тапочки. Контраст теплого кроватного пространства с гуляющими по дому сквозняками был слишком разительным. Нужно прибавить отопление. Проклятый ветер всё выдувает к чёрту.

Она как раз вошла на кухню, когда в дом позвонили. Требовательно, как на пожар.

Уверенно, словно имели на это право – нажимать кнопку звонка в четыре часа утра, когда скорее уже рано, чем поздно.

Ночной звонок заставляет сердце сжиматься всегда. Он как сигнал в ночи: «Беда!». Может прийти опасностью, может прийти горем – но никогда радостью.

В четыре утра радость внеурочно не приходит.

До ближайшего дома было достаточно далеко. Не докричаться, не дозваться, не добежать. Трясущимися руками Линда выдвинула ящик с ножами и, зажав крепко в ладони один из самых крупны, для разделывания мяса, на цыпочках прокралась к входной двери.

Осторожно, не включая света, глянула она в глазок и отпрянула, увидев по другую сторону двери Рэя Кинга.

Он выглядел растрёпанным и непривычно мрачным.

Словно зная, что она стоит напротив, он ударил рукой в дверной косяк:

– Открывай дверь, Линда.

Она притихла, как мышь. Это было так по-детски!

Как будто если спрячешь голову в песок, опасность пройдёт мимо?