Исцеление (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 27

За эти дни рядом с Пашей Ника видела тысячу его эмоций. Злость, хитрость, раздражение, игривость, нежность… Каким бы он ни был, он ничего не пытался из себя изобразить. И на контрасте стало очевидно, что все ее представления о Марке — не больше, чем иллюзия. Его офисные привычки и повадки не имеют ничего общего с настоящим человеком. С чего же она решила, что влюблена в него? И в него ли вообще она была влюблена или в красивую оболочку, наполненную ее собственными грезами об идеале?

Ведь то, с какой легкостью он предложил подвезти Алину… Нет, она понимала, что не имеет на него никаких прав. И была здравомыслящим человеком, чтобы вдруг начать умирать от ревности. Но что-то кольнуло ее. Алина не задумываясь делала то, что взбредало ей в голову, брала все, на что падал взгляд распахнутых лазурных глаз… И Марк был в этом похож на нее.

Лежа в реанимации, Ника не раз пыталась представить себе, что случилось бы там, в гостиничном номере, не прихвати ее аппендицит. Тогда ей управляли гормоны и долго культивируемая страсть. А Веселовский? Не успели они перейти на «ты», как он преспокойно решил шагнуть в горизонталь. Что было бы дальше? Секс и офисная неловкость? Или начало чего-то большого и прекрасного, как она всегда мечтала? Чем больше Ника об этом думала, тем сильнее склонялась к первому.

— Ты обиделась? — Паша вырвал ее из невеселых мыслей. — Прости, я не хотел.

— Да нет, — она поставила остывший чай на стол. — Возможно… Возможно, в чем-то ты и прав.

— Я не ослышался? — ликующе воскликнул он. — Ты серьезно это сказала?

— Паш…

— Погоди, я должен это заснять, — он вытащил смартфон и включил камеру. — Итак, со слов «возможно, ты…»

— Паш, я серьезно! Не надо, — она устало провела по лицу рукой.

Он, видимо, понял, что ей не до шуток, убрал гаджет, сочуствующе тронул ее колено.

— Да ладно, Ба… Ника, Ника, только не злись! — поправился он.

— Дело не в тебе, — вяло отозвалась она.

— В нем? — Паша помрачнел.

— В нем.

Какое-то время они молчали. Исаев вернулся к документам, только теперь его ручка с остервенением царапала бумагу, а сам он беззвучно шевелил губами, словно проговаривая написанное.

Ника знала, каким раздражающим для женщин бывает появление в радиусе десяти метров жеманной красотки. В нее сразу впиваются ревнивые взгляды в поисках хоть какого-то недостатка. У, да у нее прикус неправильный, и ноздри чересчур длинные… А все остальное — пластика. Вот мымра!..

Но что и мужчины подвержены подобному соперничеству Ника не подозревала. Во всей остальной фауне — да. Вряд ли нашлась бы хоть одна крохотная птичка, самцы которой не соревновались бы яркостью перьев, высотой хохолка или громкостью брачного посвиста. А вот у представителей сильной половины человечества она ни разу не наблюдала столь трепетного внимания к внешности. Особенно у Паши, который всем своим видом демонстрировал пренебрежение к моде. Ладно бы еще какой-нибудь хипстер, еженедельно равняющий бороду в барбершопе, но Исаев? Никогда.

И вот он сидит перед ней и дуется, как мальчишка, потому что разговор зашел о Марке. Едва Веселовский переступил порог ее палаты, на Пашу стало забавно смотреть. Он заглядывал Марку в рот, чуть ли не под микроскопом изучал его стрижку, ногти и логотипы на одежде. И потом Ника долго слышала у себя за спиной его свирепые вопли.

Не будь она так уверена в том, что Исаев считает ее непроходимой идиоткой, — и во многом она его отлично понимала, — то непременно решила бы, что он ревнует. Ей порой становилось любопытно, она кокетничала, желая получить подтверждение своей неотразимости. Как и всякой уважающей себя девушке, ей не столько хотелось любви, сколько мужского внимания, этой лакмусовой бумажки дамской привлекательности. Паша был для нее вызовом. Столько лет клеймил ее жирной! Ни во что не ставил и издевался… Было бы до жути приятно хоть ненадолго увидеть его на коленях. Пусть осознает, как был неправ, оценит, наконец, ее старания и посмотрит на нее так, как она годами смотрела на Марка. И хорошо бы в этот момент она нашла в себе силы взмахнуть ресницами, улыбнуться невзначай и снисходительно произнести: «Ты же не думал, что между нами может что-то быть?»

Конечно, ей было стыдно. Врач, спаситель, хороший человек… Но только бы на секундочку ощутить этот сладкий, пьянящий момент триумфа!

— Расслабься, Исаев, — Ника нарушила тишину. — С Марком у меня чисто деловые отношения.

— Оно и видно, — он ехидно ухмыльнулся, отрываясь от очередной истории. — И меня это не касается.

— Как скажешь, — она грациозно потянулась, точно зная, куда он посмотрит в следующую секунду. — Ладно, раз у тебя тут много работы, я пошла к себе.

Три, два, один…

— Погоди, — не выдержал Паша. — Я уже почти закончил. Может, еще чаю?

— Хочешь, чтобы я лопнула? Или собрался подсыпать успокоительных, чтобы потом снова наврать про мои галлюцинации?

— Значит, догадалась? — он виновато поднял брови, хотя в глазах сквозило самодовольство.

— Это было нетрудно. И мне еще повезло: Марк сразу объяснил, что в больнице впервые, и не понадобилось рассказывать ему про… все твои враки.

— Ну, теоретически, я не врал. Ты это говорила, и считала, что говоришь своему боссу. Правда, с чего-то приняла меня за него.

— Постой, — Ника осуждающе наклонила голову и прищурилась. — То есть по твоей логике я предлагала…. весь этот кошмар… тебе?!

— Да, — Паша довольно скалился.

— И после этого ты меня смог спокойно лечить? Осматривать? Боже, какой ужас!

— Ты плохо знаешь мужиков, Карташова. После этого тебя осматривать стало еще интереснее.

— Ну тебя! — Ника психанула и вскочила. — Вечно надо все испортить!

Она хотела выбежать в коридор, но Паша схватил ее за запястье.

— Извини, — мягко сказал он.

Ее кожу кольнуло статическим электричеством, разряд пробежал по всему телу. Воздух словно сгустился, лишая возможности дышать полной грудью. Пульс сбился, внутри заворочалось что-то тревожное, непонятное. Ника облизнула пересохшие губы.

— Все в порядке, — хрипло произнесла она, не зная, что делать дальше.

Ей овладела неловкость. Отдернуть руку? Снова сесть? Или все же выйти? Посмотреть в его глаза или лучше не стоит? Она ведь не сможет развидеть то, что в них найдет, и это способно раз и навсегда порушить то хрупкое перемирие, которое воцарилось между ними. Но он не убирает пальцы, они все там же, на тонкой выпуклой венке, а значит, он чувствует, как тревожно толкает сердце кровь. Шу-шух, шу-шух… Даже в ушах стучит. А пальцы все там же, словно он понимает, что с ней творится, и не собирается это прекращать. Нет, искушение слишком велико…

Ника повернула голову, моргнула для верности и решилась взглянуть в его лицо. И замерла. Ни обычной издевки, не снисходительности, ни раздражения. Паша казался растерянным и беззащитным. Смотрел снизу вверх, словно находился в ее власти и с надеждой ждал какого-то решения. И она не знала, как поступить.

Ноги подвели ее, колени задрожали, заставив обессилено опуститься на диван. Ни за что в жизни она не могла предположить, что прикосновение Исаева произведет на нее такой сокрушительный эффект. Ей захотелось самой дотронуться до него, убедиться, что все происходит наяву. Вытрясти из него клятву, что он не собирается потом смеяться над ней.

Ее тянуло к нему, но в то же время отталкивало. Она боялась, что он вдруг снова презрительно вскинет бровь и скажет что-то вроде «Карташова, возьми себя в руки!» И после этого она никогда не сможет взглянуть ему в глаза.

— С… слушай, я… правда не собирался… обидеть тебя или что-то вроде этого, — его сбивчивый шепот в этой тишине оглушал, пробирался под кожу и будоражил.

Казалось, если сейчас, вот в сию же секунду что-то не произойдет, Ника потеряет сознание. Ожидание стало невыносимым, она должна была сделать или сказать что-то… А мозг отказывался работать нормально, выдавая вместо сигналов конечностям помехи и шум дождя.