Исцеление (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 30

— А мы уже решили, что ты утонул, — пропела она, не поднимая глаз от ребенка. — Даже я так долго не принимаю ванну.

— Ну, гигиена… — начал было он.

— Залог здоровья, — кивнула она и насмешливо взглянула на него. — Не включай доктора Айболита.

— Ты, наверное, не сможешь задержаться еще немного? — с плохо скрываемой надеждой спросил он, подпирая косяк.

— Хочешь, чтобы я ушла? — она вскинула бровь, хотя явно понимала, о чем он пытается попросить.

— Да нет же! Я имею в виду… Если у тебя нет дел или свидания или еще каких-то планов… может, посидишь еще? — он вздохнул. — Пожалуйста…

— Ладно, — она улыбнулась. — В конце концов, сегодня я планировала только кормить тебя тортом.

— О, торт… — мечтательно протянул Паша. — Я бы поел. Поставлю чайник.

— Так, погоди. Раз уж тебе рано или поздно придется остаться с ребенком, лучше сразу привыкнуть и во всем разобраться.

— Да ладно, успеем. Времени полно. Пока чаек выпьем, посидим… — отмахнулся он.

— Э, нет! Во-первых, малой пошел в тебя. Ты посмотри, какой богатырь! На годовалого тянет, у меня рука затекла. А во-вторых, надо вам друг к другу привыкать. Иначе как вы тут останетесь один на один? Давай, мы как раз доели, бери его. Только держи вертикально и не тряси.

Паша медлил, но руки все же протянул. Племянник смотрел на него с ответным недоверием. Аккуратно, морщась в ожидании новой звуковой атаки, Исаев взял малыша. Тот ощутимо напрягся, застыл, готовый в любой момент расплакаться. Нижняя губа горестно искривилась.

— Это дядя, — ласково объяснила Ника. — Дядя Паша. Он у нас хороший, добрый. Дядя. Да? Смотри, у дяди носик, глазки, волосики, — она тыкала пальцем в каждое названное место и сопровождала это веселым «пип».

Никита сохранял некоторую настороженность, но выглядел спокойнее.

— Исаев, улыбнись хотя бы, — шептала Ника. — Давай, вытащи из своих скептических и мрачных глубин доброго дядю!

Паша вздохнул и растянул рот. Сначала вышло натужно. Потом подмигнул, покорчил рожи, изобразил губами моторчик. Это Никите понравилось, и он засмеялся. Паша не поверил своему успеху. Повторил трюк — снова звонкий смех и восторг на ангельском личике. И тут уж Исаев сам улыбнулся. Искренне и очень радостно. Как-то разом пришло понимание, зачем люди вообще заводят потомство.

Никита потрогал пальчиками Пашины губы, и тот расцеловал маленькую ладошку, а потом и пальчик за пальчиком. Пахло чем-то теплым и сладким, и он с наслаждением втянул в себя воздух. Теперь можно было спокойно изучить ребенка: глаза совсем как у Катьки, а лоб, волосы — от Вадима. Чуть оттопыренные уши, как у самого Паши, и забавные складочки на шее. Надо же, такой кроха, а уже видно, что мужичок. Взгляд осмысленный, нравится звук мотора. И щиплется как больно! Руки сильные. Хороший вырастет парень.

— Ну, — прервала их лобызания Ника. — Кроватка-то у тебя есть?

Паша вспомнил про манеж, который оставляла сестра. Складную кроватку с сетчатыми стенками. Правда, заблаговременно разложить ее Катька по обыкновению не подумала.

— Да ничего, вряд ли там сложно, — решил Исаев. — Что я, раскладушек никогда не видел?

И передал племянника Нике. Расстегнул голубой чехол, выудил многоногую конструкцию, которая тут же начала расползаться. Распознал то, что должно было стать бортиками, потянул за один, тот разложился. Попробовал повторить маневр с остальными, — разложились все, кроме самого последнего, и дно почему-то безжизненно провисло. Тогда Паша нащупал в центре петлю, потянул за нее, и ножки подкосились. Манеж завалился на бок.

Снова все манипуляции, только в другом порядке, еще раз… Исаев чувствовал себя незадачливым туристом, который пытается водрузить палатку: дурацкая новомодная кроватка все время складывалась. Не могли, что ли, нормальную купить? Деревянную? А может, ну его? Положить Никите на пол матрасик, обложить подушками… С пола-то некуда падать… И ползать он все равно не умеет… Жили же люди раньше без манежей!

— Даже не думай! — отрезала Ника, заметив, как он косится на пол. — Есть же инструкция!

— Какая инструкция?! — раздраженно фыркнул Паша. — Видно же: он сломан. Наверное, что-то повредили, пока везли. Или изначально был непригодный, у Кати вечно все из одного…

— Возьми ребенка!

И Карташова перевернула матрасик из манежа: там белыми буквами была отпечатана инструкция с картинками. Со снисходительным видом Ника ткнула пальцем в первую: две длинные стенки разложить одновременно, потом две короткие, опустить дно до щелчка… В три движения манеж был собран, следом пошел матрас, из сумки Ника выудила простынку, пленку, флисовое одеяльце и даже подвесные игрушки.

— Откуда ты знала, где это все искать? — поразился Паша.

Карташова безмолвно расправила пустой пакет. На нем была большая надпись маркером: «В кроватку». Исаев взглянул Нике в лицо, в эту торжествующую и снисходительную физиономию, и сразу вспомнил, почему дразнил ее в школе. Перед ним вновь стояла зазнайка-отличница, и Паша скрипнул зубами, с трудом сдерживаясь, чтобы не подколоть ее очередной гадостью. А ведь и подкалывать теперь было нечем. Фигура, вызывающая рефлекс Павлова. Платье, как у комсомолки, и этот бант в волосах… Господи, да она похожа на подарок! Так и хочется потянуть за ленту, расстегивать крохотные пуговички одну за другой, оттягивая сладостный момент открытия…

— Ты так и будешь стоять с ним? — голос Ники заставил его очнуться. — Положи, думаю, он может какое-то время полежать сам.

— А… — он прочистил горло. — А подгузник? Наверное, надо поменять…

— Мы все сделали, когда переодевались. Он чист, свеж и сыт. Клади, вы еще успеете поиграть.

Паша послушно положил ребенка и нажал кнопку на музыкальной карусельке. Тишина. Нажал еще раз. Одну, другую, подергал всех пчелок…

— Исаев, честное слово, — Ника осуждающе покачала головой и подошла к нему. — Вот же!

Наклонилась и протянула руку, ненароком задев его бедро. Щелкнула маленьким переключателем сбоку игрушки, и под приятную шарманочную мелодию пчелки поплыли над довольным младенцем. Никита гикал и тянулся к веселым насекомым.

А Паша едва мог шевелиться. Кожа после касания Ники горела, во рту все пересохло, ладони взмокли, как у неполовозрелого юнца, в ушах шумело. Не будь он взрослым и уверенным в себе мужчиной, решил бы, что это паническая атака.

— Торт будешь? — она чуть насмешливо взглянула на него, словно знала, что творится у него в организме.

— Да.

Торт — вот, что ему сейчас нужно. Большой кусок торта, чай покрепче. И чем дальше от него будет в этот момент находиться Карташова — тем лучше. Нет, выгонять он ее пока не будет, с ней спокойнее. Но для их общей безопасности пусть лучше сидит где-нибудь подальше. И он поставил ей кружку в дальнем углу стола, у стены.

— А что за торт? — светски начал он, включая чайник. — Симпатичный. Покупной, что ли?

Знал, что она разозлится, но не удержался от искушения снова ее поддеть.

— «Красный бархат», — вопреки его ожиданиям улыбнулась она. — Сама сделала. Если похоже на покупной, значит, получилось, как надо.

Конечно, он врал. Нигде не видел ничего похожего. Вроде просто, а выглядит изысканно, как сама Карташова: с хорошим вкусом и будоражит воображение. Она положила ему кусочек. Он долго поглядывал на него, сглатывая слюну. Чайник ведь такая штука, если надо — ни за что не закипит. И, так и не дождавшись кипятка, вооружился столовой ложкой и отправил в рот целый оковалок. Не ел ведь с самого дежурства.

И в тот самый момент Паше показалось, что он — дома. Не просто в своей квартире, набившей оскомину, в окружении до тошноты бежевых обоев, а там, где хорошо. В настоящем доме, куда хочется возвращаться с работы, где уютно и тепло. В том уголке Вселенной, где лучше, чем в гостях. То есть эту пословицу Паша знал с детства, но на него она почему-то не распространялась. Сколько себя помнил, у друзей всегда было и весело, и мамы у них были крутые: покупали импортные жвачки с вкладышами, пекли всякое, даже в приставки можно было рубиться, сколько влезет. В «Мортал Комбат», в «Марио» или в боевых червяков… У них с Катькой такой не было.