Исцеление (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 43

Несколько минут Исаев сидел в тишине. Потом не выдержал, вылез на свежий воздух. Как раз зажглись фонари, на небе еще виднелись рыжие росчерки, с раскидистого каштана осыпались снежными хлопьями мелкие белые цветочки. Дневная духота ушла. Из чьих-то окон тянуло жареной рыбой, и Паша сам не знал: паршиво ему от этого тошнотворного запаха или от того, что он только что увидел.

— Кого ждем? — раздался за спиной женский голос.

— Лена? — удивился Исаев, обернувшись.

— Ага. Так что ты тут стоишь, как не родной? Ника уже, судя по всему, дома. Или ты со мной хотел поговорить?

— Не знаю… Может, и с тобой… Сходим куда-нибудь?

— Только не сегодня, — Макариха поморщилась и потерла переносицу. — Устала, голова болит… Не думай, что это отмазка. Серьезно.

— Окей.

— А может, завтра? Или в четверг?..

— Тебе решать, у меня отпуск.

— Давай в четверг. Спишемся ближе к делу.

Паша сам не понимал, зачем позвал Лену. Как-то само сорвалось с языка. Свидание его сейчас интересовало меньше всего, продолжение вечера тоже. Она была из тех красоток, которыми приятно щегольнуть, но непонятно, куда пристроить в обыденной жизни. Как машина с откидным верхом: выглядит круто, но ни во дворе оставить, ни зимой на рыбалку поехать. И задолбаешься соответствовать.

Нет, Лена нужна была ему скорее как способ расшевелить Карташову. Они же подружки? Как там делается у девушек: секретики всякие, тайны, самое сокровенное на ушко… Вдруг Ника узнает, что он куда-то пригласил Макариху? Спохватится и сама прибежит первая. Или ворвется на свидание и с разбегу: «Нет, Паша, тебе я нужна, а не она!» Повиснет у него на шее, вернется в его квартиру и уж тогда-то… Ха! Ну и дурак! Исаев ухмыльнулся своим мыслям. Очевидно, что такого не будет. Но помечтать-то можно.

В четверг приехал, как и договаривались, за Леной. Не удержался, поднял глаза на их окна. Ника суетилась на кухне. Паша вдруг явственно вспомнил дразнящие запахи, которые исчезли из дома с ее уходом. Он, конечно, разогревал остатки лазаньи, но пахло все равно не так. Стало как-то пусто, слишком тихо и уныло, и он пользовался каждым удобным случаем, чтобы слинять куда-нибудь по делам.

— Ну что, едем? — подскочила к нему Макариха, и он вздрогнул от неожиданности: одного силуэта Ники хватило, чтобы забыть, зачем он тут стоит.

— Ага, — он клюнул Лену в щеку.

— И кого это ты там высматриваешь? — спросила она, усаживаясь на пассажирское сиденье.

— Да так… Просто…

— Расслабься, я ей ничего не сказала.

— Кому? — он пристегнулся и непонимающе взглянул на нее.

— Баське, кому же еще. Уж не знаю, что там у вас произошло, но она с того вечера сама не своя.

— В смысле?

— А кто ее знает! Молчит. Я надеялась у тебя выяснить. Решила лишний раз ее не дразнить, напридумывает себе всякого. А мы ведь даже не на свидание. Так, по-приятельски… Верно?

— Само собой.

— Ну вот, — Лена убрала со лба волосы. — Так что давай, выкладывай, что ты там с ней сделал.

— Я?!

— А кто же? Уж не знаю, какими правдами и неправдами ты ее к себе заманил, чем ты там ее пытал, но она вернулась другим человеком.

— Ничего я не делал, — Паша вырулил на проспект, намереваясь сводить Лену в кино: там она будет меньше болтать.

— Но с ней творится что-то странное, — вещала Макариха. — Сначала злилась, а теперь постоянно улыбается, как обдолбанная. Может, ты ей какие обезболивающие прописал?

— Да нет же! — начал раздражаться Исаев.

— Она так дико улыбается, что мне все кажется, она расплачется в любой момент.

— Не вижу связи.

— Мужик! — фыркнула Лена. — Состояние на грани истерики. И чем дольше она в таком настроении, тем сильнее ее в какой-то момент накроет. Понимаешь?

— Как затишье перед бурей?

— Вроде того. Я уже боюсь к ней подходить, рванет в любой момент, — она покачала головой. — Может, влюбилась?

— Что?! — Паша сильнее сжал руль.

— Есть у меня такое подозрение… И вот об этом я хотела с тобой поговорить.

В кои-то веки Исаеву стало интересно послушать, что скажет Макариха, но помешал телефонный звонок.

— Да! — резко ответил он.

— Павлик, — раздался на другом конце взволнованный голос Надежды Сергеевны. — Ты можешь приехать?

— Что случилось?

— С Алиной плохо… Болит живот, она лежит… Может, и у нее аппендицит?

— Вызывайте скорую.

— Просто… Сам знаешь, как бывает… Может, ты посмотришь? Я тебе доверяю, как никому. Прошу тебя, — она всхлипнула.

— Еду.

— Что там? — обеспокоенно спросила Лена.

— Кино отменяется. У Алины что-то с животом.

— Она могла и травануться, — дернула плечом Макарычева. — С ее бурной студенческой жизнью…

Паша догадывался. Если Алина хоть немного похожа на его собственную младшую сестру, алкогольное отравление — первое, что приходит на ум. Но разве объяснишь маме, что ее ненаглядное дитятко может позволить себе подобные излишества? К тому же, он отлично помнил, как пыталась тетя Надя сосватать ему Алинку. И все-таки развернулся и поехал к Карташовым. Благо, против пробок было совсем близко.

— Так в кого, говоришь, Ника влюбилась? — вернулся он к прежнему разговору, притормаживая на светофоре.

— Давай лучше потом обсудим, не хочу вот так, в суматохе, — отмахнулась Лена.

Паша медленно втянул воздух, выдохнул. Ладно, терпения ему не занимать. Подрулил к дому, но все парковочные карманы были утрамбованы так плотно, что удивительно, как люди вообще умудрялись открывать дверцы. Будний день, вечер, спальный район. Типичная история. Пришлось покружиться по соседним дворам, подкараулить выезжающую даму на «хонде» и еще минут десять ждать, пока она сможет отчалить, никого не поцарапав. Десять сантиметров назад — пятнадцать вперед. И так добрую сотню раз. И Макариха, как назло, молчала. А он не хотел показаться слишком заинтересованным и переспрашивать снова. Сидел, барабанил пальцами по рулю и нечеловеческими усилиями сдерживал желание пойти и вытряхнуть водительницу из машины, чтобы сделать все самому.

Наконец, «хонда» выехала, чиркнув, правда, зеркалом о чей-то бок, но Паша и без того слишком долго ждал, чтобы теперь начать бороться за справедливость. Позволил нарушительнице уехать и, лихо заполнив пробел между двумя внедорожниками, выскочил из машины. Макариха семенила следом, едва поспевая на своих шпильках за его широким шагом.

И все бы ничего, но у домофона уже торчала Ника, нервно тыкая пальцем в одну из кнопок. Увидев Пашу, а затем и Лену, она замерла, окинула их взглядом, красноречиво подняла брови, но так ничего и не сказала.

— Что там стряслось с Алинкой? — поинтересовалась Макариха, как ни в чем не бывало.

— Откуда мне знать… — Ника снова повернулась к двери. — Тут вечно шестерка заедает…

— Давай я, — предложил Паша.

Но она упрямо стояла на месте, продолжая нетерпеливо жать на несчастную цифру. В своем неистовстве Ника, вероятно, была не одинока, потому что изображение на этой кнопке стерлось подчистую. Исаев смотрел на ее потуги и мысленно вспоминал названия человеческих костей на латыни, чтобы не сорваться. На os hamatum[1] дверь поддалась, и через несколько мгновений неловкого молчания в лифте они поднялись в квартиру.

Тетя Надя уже дожидалась их на лестничной клетке.

— Павлик, слава Богу! — бросилась она к Исаеву, не удостоив приветствием ни Лену, ни старшую дочь. — Ей так плохо…

— И почему вы не вызвали скорую? — он нагнулся развязать шнурки.

— Здравствуй, Паша, — дядя Витя, Никин отчим и отец Алины, выглянул из своей комнаты.

Он почти совсем облысел, волосы кустились лишь вокруг ушей. Кожа стала землистой от долгих лет курения. Паша пожал протянутую руку и, посетив ванную, последовал за тетей Надей в комнату Алины. И сразу чуть не запутался головой в люстре с десятками прозрачных висюлек, придержал их, чтобы они перестали звенеть. Как же тут все отличалось от спальни Ники! Компьютерный стол, заваленный больше журналами, чем учебниками, мелкая дребедень, расставленная всюду, из ящиков комода свисают какие-то яркие тряпки… И ворох плюшевых игрушек. Как дите малое, честное слово.