Схватка
(Повесть о ростовских подпольщиках) - Агуренко Борис Петрович - Страница 18

Штурман передал шифровки Васильеву, а деньги — Василенко. 10 мая состоялось очередное заседание комитета, в котором участвовали Шмидт, Дедов, Анна, Елена, Зуб, Чернов, Гвоздев, Иванов. Штурман доложил об итогах поездки, рассказал о новостях, которые узнал в Мариуполе, о начавшемся наступлении белых. Это подтверждалось и тем, что доносили телеграфисты Буртылев и Датченко, хотя последние номера белогвардейских газет молчат, видимо, ждут решающего успеха.

Тревожно было на душе у подпольщиков. Товарищи рассказали Штурману о трагедии в Батайске: весь президиум ячейки схвачен, по приказу генерала Покровского на базарной площади повешены четверо товарищей.

— Значит, восстание придется отсрочить, — сказал Васильев. — И нужно быть готовым ко всему. Мы должны проверить каждую ячейку. Многие наши товарищи сейчас в поездках — знакомятся с местными организациями. Думаю, что в недельный срок мы будем иметь все данные — самые последние, самые свежие. А через несколько дней у нас будет большая газета с названием «Красное знамя». Товарищ Василий, как дела в типографии?

— Усе гарнесенько, друзи. Газета будет. Правда, вот наш новенький работник пропал. Дело он знает отменно, руки золотые, но стал требовать за работу непомерную плату.

— Странный хлопец, — подтвердил Селиванов, — все спрашивает, спрашивает. Если бы не Абросимов, который уверяет, что Поддубного хорошо проверили, я бы посчитал, что он послан белыми. И жадный. Хоть бы те же деньги. Все время о них разговор…

— Словом, — подытожил Васильев, — наступает сложный момент. От нашей организованности, конспирации, от нашей преданности делу теперь зависит все. А что касается работника в типографии — направим Штурмана. После такого путешествия не грешно ему поработать и в «подземном аду». Тем более он специалист по смывке старых и подготовке новых паспортов.

Так Штурман вернулся в типографию.

В «подземном аду» царило радостное возбуждение. Сегодня новая газета — большая, четырехстраничная — будет готова! Но усталость брала свое. Когда Гриша поднялся в очередную смену наверх, Мария Николаевна дала сыну кружку молока и кусок хлеба. Уже темнело. Гриша взял еду и вышел во двор, присел на скамейке у крыльца, вдохнул всей грудью.

Казалось, вся Нахичевань пропиталась запахом сирени, в темноте ее не было видно, но ее грозди, Гриша знал, действительно всюду.

Немного отдохнув, он досрочно спустился в подземелье — не терпелось увидеть готовую газету.

К полуночи она была готова. Сделали оттиски всех четырех полос, занялись корректурой. Аболин удовлетворенно хмыкал, читая газету, правил немного. Вдруг со двора донесся какой-то шум и собачий лай.

— Поднимайтесь наверх, я сожгу оттиски, — сказал Григорий. Тщательно закрыв замаскированный вход в типографию, он тоже поднялся в квартиру. Товарищи раздавали карты.

Вдруг одновременно раздался стук в дверь и ставни. Мария Николаевна вышла в коридор.

— Кто там стучит? — спросила она.

Вместо ответа дверь слетела с запоров.

Сбивая хозяйку с ног, в дом ворвались белые. Впереди всех — Татаринов и Бордовсков.

Подпольщики сидели за столом с картами в руках.

— Встать! — приказал Татаринов, держа в руках пистолет. — Руки вверх!

Проснулись малыши, Клава и Ваня, подняли плач.

Татаринов взглянул на Бордовскова, тот с пистолетом шагнул к казакам у двери:

— Заткните глотки пискунам!

К малышам бросилась Мария Николаевна:

— Я сама… Я сама! Не плачьте, маленькие. Не плачьте! Дяди скоро уйдут.

Татаринов ухмыльнулся и, поигрывая пистолетом, подошел к стоявшим с поднятыми руками.

— Играете по большой? — ткнул он дулом пистолета Сашу Абросимова.

— Нет, — ответил Штурман, — мы без денег. В шестьдесят шесть.

— Ясненько. Доигрались. Начинай обыск, — приказал он казакам.

С кроватей на пол полетели подушки и матрацы, вытряхнули все содержимое из шкафа, обшарили все, что можно. Подпольщики старались казаться безразличными, хотя каждый шаг контрразведчиков больно отдавался в висках и сердце: типография!

Беляки были недовольны результатом, это было написано на их лицах. Татаринов подозвал Бордовскова и шепотом спросил:

— Выход из подвала?

— Да.

— А вход в подвал?

— Где вход в подвал? — громко спросил Бордовсков. — Кто здесь хозяин?

— Я, — отозвался Григорий, — ляда у стола.

Бордовсков чертыхнулся — оказывается, он стоял одной ногой на ляде. Григорий собрался с силами и сказал:

— У нас, господин начальник, только огурцы и капуста. Яблок не смогли замочить.

— Молчать!

Бордовсков вперил в него свой взгляд:

— Сейчас покажем вам яблочки!

Двое казаков спустились в погреб. Долго там шарили. Наконец вылезли оттуда и покачали головами: «Ничего!» В подвал спустился Бордовсков, вылез злее черта, подошел к Татаринову и шепнул:

— Сами не найдем!

Татаринов понимающе кивнул и приказал:

— Выводи мерзавцев!

Мария Николаевна сидела на полу у детской кровати, прижав малышей к себе, широко раскрытыми глазами следила за происходившим. В голове стучало: «Николай… Скоро должен прийти Николай… Как? И его тоже?!». Она тяжело поднялась с пола, не выпуская детей из рук, направилась к двери. Казак у двери преградил дорогу винтовкой.

— Не велено пущать! Сиди тут, мать!

Мария Николаевна села на табурет.

Шестеро подпольщиков стояли во дворе, залитые ярким светом луны. Их выстроили в шеренгу. С улицы доносились крики, свистки, конский топот.

Тем временем в хате продолжался обыск. Ломали полы, рушили печку. Мария Николаевна снова попросила разрешения выйти.

— Давай, давай! — прикрикнул Бордовсков. И Мария Николаевна испуганно выбежала с детьми на двор, бессильно опустилась на скамейку, где совсем недавно Гриша пил молоко.

Вдруг во двор вошел какой-то человек, несмотря на майскую теплынь, он был в бурке, несмотря на ночь, у него на лице были черные очки. Человек явно не хотел, чтобы его узнали.

Он торопливо прошмыгнул в дом. И вот уже из комнат доносится выстрел — сигнал, что поиск удался. Типография найдена!

Вскоре стражники стали выносить на улицу оборудование типографии: наборные кассы, разобранные печатные станки, шрифт, рулоны бумаги. Несколько казаков, предводительствуемые Бордовсковым, подбежали к арестованным и принялись избивать их.

— Подождите, — остановил Татаринов своих и подошел к Грише. — Так ты хозяин?

Гриша шагнул вперед, вытирая рукавом кровь, бежавшую из носа и рассеченной губы.

— Кто набирал? — спросил Татаринов.

— Я.

— Кто печатал?

— Я.

— Все ты один? — насмешливо сверкнул глазами капитан. — А что же делали остальные?

— Пришли играть в карты.

— Ах, вот как! — Татаринов, размахнувшись, ударил Гришу по лицу.

Татаринов и Бордовсков выстроили подпольщиков одного за другим, в затылок, одной веревкой, ловко — сказывалась сноровка — связали всех попарно: Гришу со Штурманом, Рыбкина с Ильей Абросимовым, Аболина с Муравичем. Цепочку повели со двора. По бокам ее двигались стражники с направленными на арестованных дулами винтовок.

У проходных ворот завода «Аксай» стояли два грузовика. В один из них было погружено оборудование подпольной типографии, сюда втиснули и подпольщиков. У бортов машины уселись стражники. Рассаживаясь, они что-то задели, послышался грохот упавшего тяжелого.

— Ах, твою мать! — донеслось от кабины.

— Что такое? — спросил строго Бордовсков.

— Газету рассыпали!..

— Дуроломы чертовы! — выругался Бордовсков.

— Ну, поехали! — раздался в темноте сиплый голос Татаринова.

— Вот и кончилась ваша свобода! — кривляясь, сказал Бордовсков арестованным. — Побеседуем по душам!

Машины двинулись к «Мавритании».

Часом раньше Николай Спирин вышел из клуба «Свет и знания», где занимался в драмкружке под кличкой Горький. Был уже второй час ночи, когда, перевалив межу, он с Первой Софиевской повернул к Донской улице. На углу 35-й линии и Донской — разъезд казаков. Они веселятся. Офицер напевает на мотив Яблочка: