Между Призраком и Зверем - Сурикова Марьяна - Страница 63

Я тряхнула головой, потерла уши и снова прислушалась. Однако повторного приказа не последовало. Люди в черных плащах освободили дорогу, а высокий всадник, которого они пытались спрятать в центре и на которого так встревоженно оглядывалась блондинка, выехал вперед. Он поднял руку и скинул капюшон.

– Освободите дорогу своему императору! – прозвучали его слова.

Я слышала ахи, видела вытянувшиеся лица, а вокруг так кружило и качалось, что самого главного и важного для меня лица я не могла рассмотреть. Бедные нервы не выдержали очередного потрясениям упустив из рук опору, я свалилась с высокого сидения на землю.

– Доченька, – отец звал, легонько похлопывая по щекам, – Миланта, очнись.

Я слышала его, но не могла прийти в себя.

– Пропустите, дайте больше места, – раздался не терпящий возражений тон.

– Она упала.

– Повторяю, отойдите. Я лекарь.

Мои глаза принудительно раскрыли, подсветив зрачок, а затем в руку вошла острая игла, и некий, впрыснутый в вену раствор, пробежал горячей волной по телу, выдергивая меня из беспросветного омута.

Я втянула воздух и дернулась, как от удара, а в голове зашумела кровь и пошла носом.

– Пусть полежит немного, голову ей запрокиньте.

Меня придержали руки отца, и я заволновалась, что он выбрался из кареты, а ведь это могло спровоцировать у него приступ головокружения и слабости.

– Возница, помоги устроить девушку со стариком в карете и отвези их домой. Давай возьмись с той стороны, осторожней. Ничего не сломано, но сильные ушибы.

Меня подняли с земли и переложили на сидение, отцу также помогли взобраться внутрь, а дверцу захлопнули. Извне донеслись голоса лекаря и возницы:

– Ушибы – это не страшно. Повезло, что не в центр заварухи попала. Вон тем больше досталось.

– Они мертвы, господин лекарь. Собственными глазами видел, как их маги порешили, – клятвенно заявил извозчик.

– Непохожи на мертвецов. Думаю, без сознания. Маги их уложили, чтобы они в давке друг друга не поубивали. Пойду посмотрю, помощь оказать надо, пока другие лекари не подоспели.

– Всего вам хорошего, – кланялся вдогонку извозчик, а когда лекарь удалился на большее расстояние, упрямо повторил, – как есть убили. Магией своей, душегубы.

К моему носу вдруг поднесли нечто с резким запахом, и, мотнув головой, я открыла глаза.

Отец наклонился с сиденья напротив и пытался привести меня в чувство, откупорив бутылочку с нашатырем.

– Папа, – я слабо помотала рукой, призывая его убрать средство подальше, затем попыталась принять вертикальное положение, но передумала из-за резко накатившей дурноты. Противный привкус во рту мешался со вкусом крови, а перед глазами мелькали белые мушки, которых хотелось отогнать. В желудке ощущались неприятные спазмы.

– Ох, напугала дочка, – выдохнул отец, – я из окна видел, как ты упала. Испугался, что маги зацепили.

Без объяснений собственного состояния и уточнений, что в последнее время стала слишком часто падать в обморок, поскольку нервные потрясения без последствий не проходят, я не без труда сфокусировала взгляд на лице бледного и взволнованного отца.

– Я все же сошла с ума, да? Мне, представляешь, почудился его голос в той толпе магов. Он велел пропустить императора.

Папа чуть покачал головой.

– Не сошла, Миланта. Там и был император.

– Папа, – я сдавила голову ладонями, – император умер у меня на глазах.

– Я говорю о втором наследнике, дочь. Ведь ты его голоса так испугалась, что оказалась на земле?

– Нет, – я прошептала эти слова и закрыла глаза, – он там быть не мог.

– Доченька, давай вернемся в гостиницу, ты отдохнешь, а после снова все обсудим.

– Нет, папа, мне нужно сейчас! Ты его видел?

– Я видел милорда дор Харон в окружении пятидесяти магов и видел, как после его приказа расступились посланные остановить их атрионы.

– Ты понимаешь, что он не мог там быть? Помнишь, я говорила о ритуале?

– Помню.

– Папа, это жутко. Неужели ты забыл о деталях, о том, что две дюжины самых сильных магов должны одновременно совершить ритуальное самоубийство, чтобы собрать достаточно сил и возродить к жизни одного ликана?

– Я не забыл, дочь.

Отец говорил спокойно, не споря, не убеждая, но давая мне время самой все осмыслить.

– Это невозможно, – я снова шептала, а из глаз уже катились слезы.

– Зависит от цели.

– Что это за цель? Ты хоть понимаешь? Сильные маги, то есть умудренные жизнью, с определенными знаниями и опытом, чьи-то отцы и мужья, они разом…, - я не смогла закончить.

– Они спасали своих детей, дочь, спасали тех от вечного заточения. На что не пойдешь ради ребенка, Миланта. Я бы тоже так поступил. Ведь они возродили к жизни не просто сильнейшего представителя магического сообщества, они оживили императора. По праву наследования и праву крови, младший Монтсеррат теперь должен занять трон.

– Папа! – я почти кричала, – он не проживет долго! Отражение не проживет без второй половины души! Зачем оживлять того, кто обречен? Это не Кериас, это самозванец! За две недели маги придумали обман и использовали свои магические силы, чтобы он не раскрылся. Никто не оспорит, ведь те, кто знал про ритуал, мертвы.

– Миланта, не плачь, – папа вновь склонился вперед, погладил меня по голове, – сердце разрывается смотреть на тебя в таком состоянии. Я лишь сказал, что видел. Я узнал милорда, как и остальные. Если он – самозванец, то сходство передано идеально, не считая отдельных деталей.

– Каких деталей? – сердце забилось быстрее, – расскажи, каким ты увидел его?

– Я помню его в должности главного дознавателя империи и видел в последний раз несколько лет назад. Голос и манеры – все сходится. А внешность почти такая же: черные волосы, они стали длиннее, высокий лоб, прямой нос, темные глаза. Выражение лица немного иное. У меня милорд дор Харон всегда ассоциировался с этаким насмешником, знаешь, с ехидной улыбкой. А сегодня он выглядел иначе – губы плотно сжаты, лицо суровое, даже жесткое, а над виском белоснежная прядь, очень заметная в черных волосах.

– Что? – у меня едва не остановилось сердце.

– Я сказал, он выглядел суровым…

– Нет! Нет, нет. Прядь?

– Белоснежная.

– Как снег? Белая, белая?

– Миланта, ты сама сейчас белее снега.

– Вернон, – я шептала, и слова самой казались бредом, – Вернон умирал там, в часовне. Он улыбнулся мне на прощание, – слезы мешали говорить, но остановить поток фраз, идущих из глубины сердца, было выше моих сил, – его волосы потемнели, только снежная прядь осталась над виском. Он погиб, а затем я убила Кериаса. И в спальне императора я спросила: «Вы хотите сделать меня отражением?», – а старый маг засмеялся, он ответил, что отсеченная сущность должна быть заменена в момент гибели, иначе становится слишком поздно. Как прижечь рану каленым железом, сразу же, на живую, иначе не зарастет. Он сказал, что императору не жить, ведь в момент смерти отражения, под рукой не оказалось другой жертвы. А Кериас и Вернон…, он, они живы! Две половины и один мужчина, как прежде.

Я рыдала во весь голос, а бедный отец гладил меня по голове, позволяя выплакаться, и даже не пытался успокоить.

Когда и сил почти не осталось, я заметила, что карета давно остановилась. Возница переминался с ноги на ногу с той стороны, но не заглядывал внутрь, наверное, испытывая неловкость и растерянность, в какую мужчин обычно повергает женская истерика. Когда я замолчала, он решился постучать и чуть приоткрыть дверцу.

– Приехали. Я хозяину сообщил, чтобы вам помогли, если идти пока не можете.

– Мне нужно во дворец! Мне нужно его увидеть и понять, что это не обман. И рассказать все, объяснить про грани, про ту ночь в часовне!

Я металась по комнате, которую хозяин не успел сдать после нашего утреннего отъезда. Здесь по-прежнему стоял чемодан для мадам Амели, который еще не выслали по указанному адресу.

Без лишних слов нам вернули прежние ключи, поскольку возница уже ввел хозяина в суть дела, рассказав, почему мы не покинули город и в красках расписав произошедшее у ворот.