Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия - Страница 128

Вечером в избе, где проживала старая Аза со своей внучкой, собралась половина табора, Шандор никак не выказал неприязни к князю. Напротив, был весел, бренчал на гитаре, подыгрывая Раде, когда она пела по просьбе Куташева, но тем не менее Николай не раз ловил на себе его пристальный тяжёлый взгляд. После полуночи Рада выпроводила разгулявшихся родичей за дверь, как то бывало и раньше. Выл за оконцем ветер, трещали в печке дрова, тихо и тепло было в тёмной избе. Доверчиво льнула к плечу темноволосая голова девушки. Николай перебирая тёмные кудри, тяжело вздохнул. Никогда ранее он не задумывался над тем, чего ждёт от него молоденькая цыганка, брал то, что ему предлагали, ничего не давая взамен, но ныне неспокойно было на душе, то ли совесть запоздалая проснулась, то ли в нём самом что-то переменилось безвозвратно. И пусть ни словом не упрекнула его, но никогда ещё такой тяжестью не лежало на душе ни к чему не обязывающее свидание. Хорошо там, где любят, там, где ждут, не упрекнут ни словом, ни взглядом, но сам-то он что может предложить взамен?

Поутру следующего дня пошёл снег, и разыгралась метель, но Николай не стал более задерживаться в слободке. Пусть ему было хорошо с Радой, ласковые руки цыганки ночью дарили ему наслаждение, влюблённый взгляд, её бесхитростные признания в любви в тишине опустевшей избы, были бальзамом на душу, но эта ночь, полная любовной неги ничего не переменила в его жизни, по-прежнему он не знал, как быть, что делать, да и иные заботы не оставляли его. Прощаясь с Радой, князь привлёк девушку к себе и в каком-то отчаянии прошептал в распущенные тёмные волосы:

— Хочешь, увезу тебя отсюда, дом куплю, прислугу, никогда нужды не узнаешь?

Рада покачала головой:

— Хочешь птичку в клетку упрятать, Никола? — грустно усмехнулась она. — Не поёт малиновка в неволе.

— Ты вольная птичка, Рада, — провёл ладонью по густым локонам Николай, — захочешь, уйдёшь.

— Вот и не забывай о том, — усмехнулась девушка. — Уезжай, Никола, — вздохнула она. — Не рви мне душу.

— Я вернусь, — пообещал Куташев.

Княжеская тройка въехала в растворённые настежь ворота под аркой. Дворецкий поспешил открыть двери перед хозяином, склонившись в угодливом поклоне.

— Марья Филипповна дома будут? — поинтересовался князь, отряхивая от налипшего снега шинель и отдавая её прислуге.

— Дома, барин, — отозвался дворецкий.

— Спрашивали обо мне? — не сдержал любопытства князь.

— Никак нет, ваше сиятельство, — сконфуженно пробормотал Фёдор.

Куташев усмехнулся и отправился к себе. Стало быть, княгиню его столь долгое отсутствие нисколько не взволновало, но разве можно было ждать чего-то иного?

Марья Филипповна после бессонной ночи проснулась с тяжёлой головой. Её уверенность в том, что что Nicolas пожелает продолжит разговор, оказалась напрасной, она прождала его до полуночи, прислушиваясь к оглушающей тишине в смежных покоях. Не трудно было догадаться, что ночь сию Nicolas предпочёл провести в другом месте, но расспрашивать прислугу Марья не стала. Нет, княгиня не должна опускаться до того.

Плотные портьеры, задёрнутые на окнах, почти не пропускали света, отчего в комнате было довольно сумрачно. Княгиня приподнялась на локте, дотянулась до шнурка сонетки и упала обратно в мягкие пуховые подушки. Явившаяся по звонку горничная присела в книксене и замерла в ожидании.

— Одеваться, — вздохнула Марья.

Всё тело нещадно ныло, тягучая ленивая истома манила обратно в постель, но Марья Филипповна пересилила слабость и поднялась. Пока горничная в гардеробной подбирала барыне платье, её сиятельство отодвинула тяжёлую бархатную портьеру и выглянула из окна. На улице мело. Сквозь снежные вихри, летящие над застывшей поверхностью Мойки, едва можно было разглядеть дома на противоположном берегу.

— Завтракать изволите? — отвлекла её горничная от созерцания разгулявшейся непогоды.

— После, — отказалась княгиня, усаживаясь у туалетного столика.

Румяная черноволосая девка, взятая княгиней в услужение из девичьей, принялась расчёсывать спутанные локоны хозяйки.

— Софья Васильевна уже поднялись? — поинтересовалась княгиня у прислуги.

— Спозаранку встали, — отозвалась девушка. — Барышня нынче у себя в покоях, рисовать изволили.

Девушка принялась укладывать волосы Марьи Филипповны в тяжёлый узел, но княгиня недовольно поморщилась.

— Косу заплети, — велела она. — А Николай Васильевич вернулся? — не удержалась она и сама тотчас обругала себя за слабость.

— Барин, ещё не возвращался, — ловко сплетая русые пряди в тугую косу, ответила горничная.

— Ну, и Бог с ним, — вздохнула княгиня.

Облачившись в домашнее кисейное платье, Марья Филипповна отправилась к золовке. Услышав негромкое "Entrez", княгиня ступила на порог. Несмотря на сумрачное утро, в комнате княжны было довольно светло, от того, что горело не менее дюжины свечей в двух высоких канделябрах. Софья, сосредоточенная и нахмуренная, водила карандашом по бумаге.

— Что вы рисуете? — полюбопытствовала Марья Филипповна.

Mademoiselle Куташева отодвинулась от стола, позволяя взглянуть на рисунок.

— Да это же Илья Сергеевич! — удивлённо всплеснула руками княгиня.

— Не думала, что получится, — пробормотала Софья, — я и разглядеть его толком не успела. Расскажите мне о нём, — попросила княжна, жестом предлагая присесть.

— И что бы вы хотели узнать о князе Урусове? — вздохнула Марья.

— Всё, — просто ответила княжна.

Марья Филипповна нахмурилась. Всё, слишком всеобъемлющее понятие, да она и не собиралась посвящать Софи во все тонкости своих взаимоотношений с сиятельным соседом по имению.

— Князю тридцать два года, у него довольно большое и доходное имение в Смоленском уезде, — пожала плечами княгиня. — Но неужели он вам понравился больше, чем Владимир Андреевич? — удивилась она.

— У меня была возможность немного побеседовать с Ильёй Сергеевичем, и мне он показался интересным собеседником, — уклончиво ответила Софья.

— Урусов умеет произвести впечатление, — не сдержала тяжёлого вздоха Марья. — Он умён, расчётлив и безжалостен, там, где дело касается его интересов.

— О Николя можно сказать тоже самое.

— Николай — ваш брат, Софи, и он вас никогда не обидит…

— А Илья Сергеевич… он вас обидел? — насторожилась Софья.

— Нет, Софи. Князь Урусов меня ничем не обидел, — отвела взгляд Марья.

— Тогда отчего вы говорите так? — отложила карандаш mademoiselle Куташева.

Марья Филипповна взяла в руки неоконченный рисунок, подошла к окну, вглядываясь в нарисованные черты.

— Моя жизнь могла сложиться совершенно иначе, — обронила она, не отрывая взгляда от портрета.

— Неужели и князь Урусов пал жертвой ваших чар? — насмешливо поинтересовалась княжна.

Марья вернула рисунок на стол:

— Вас это сколько-нибудь задевает? — приподнялся в усмешке уголок её рта.

— Нет, нисколько, — пожала плечиками княжна. — Не мне с вами тягаться, — уже тише добавила она.

И всё же в её тоне помимо горечи княгиня услышала и некую долю насмешки.

— Считаете, что я глупа?! — вскинулась Марья.

— Ежели бы у меня была его любовь, я бы никогда не пренебрегла ею, — резко обернулась княжна, глядя в глаза невестки.

— Чья любовь? — помертвевшими губами, спросила Марья.

— Андрея, — отвернулась Софья. — Я люблю его, сколько себя помню, а он любит вас. О, знали бы вы, как мне горько знать о том. Вы не стоите его.

— А вашего брата я тоже не стою? — тихо обронила Марья.

— Я, право, не знаю, — вздохнула Софья. — Он не любит вас, — безжалостно добавила она. — Порою я его понимаю.

— Видимо так, — пряча слёзы за улыбкой, отозвалась княгиня Куташева. — Зато Андрей любит меня, — уколола она в ответ княжну.

— Что с того? — скривила губы княжна. — Пусть так, но Andre — человек чести, а стало быть…

— Довольно! — перебила mademoiselle Куташеву Марья.

Невыносимо было слышать то, о чём и сама думала не раз, о том, что не раз повергало её в сомнения. Не помня себя от обиды, она стремительно прошла к выходу и, оказавшись в коридоре, громко хлопнула дверью. Прислонившись к ней спиной, княгиня Куташева закрыла ладонями лицо. Заслышав шаги, Марья отпрянула от двери и, путаясь в юбках, кинулась в свои комнаты, не желая, чтобы кто-нибудь стал свидетелем её слабости.