Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия - Страница 133
- Предыдущая
- 133/161
- Следующая
— Мари, — хрипло выдохнул он, попытавшись протянуть к ней руку.
Хоффманн выругался и шлёпнул князя по руке.
— После, Николай Васильевич. Дайте же мне закончить, пока вы кровью не истекли.
Окончив обрабатывать раны и перевязав пациента, Генрих Карлович шагнул к столу, где стоял таз и кувшин с водой.
— Вы не поможете? — кивнул он на кувшин, обращаясь к Марье.
Марья Филипповна наклонила над тазом кувшин, поливая на руки доктору.
— Вы не перестаёте меня удивлять, Марья Филипповна, — покачал головой немец. — Редко встретишь подобную стойкость у женщин вашего сословия. Даже ваша горничная, дура, прости меня Господи, в беспамятстве свалилась.
— Что с ним? — кинула быстрый взгляд на широкую кровать княгиня.
— Два проникающих ранения в области живота, очевидно ножевые, более точно не могу сказать, — складывая инструменты в саквояж, отозвался Генрих Карлович. — Я дал князю лауданум, судя по всему уже подействовал. Необходимо, чтобы кто-то был около него. Возможно его будет мучить жажда, но воды не давайте, можно только губы смочить.
— А где его камердинер?
Хоффманн тяжело вздохнул.
— Этот бестолковый малый ещё хуже, чем ваша горничная, — покачал он головой.
Проводив доктора до дверей спальни, Марья вернулась в комнату, заглянула в гардеробную и, обнаружив там Митьку, поманила его к себе.
— Постель надобно перестелить и прибрать здесь, — окинула она взглядом беспорядок на туалетном столике.
— Это я сейчас, барыня. Вы уж не серчайте, — втянул голову в плечи Митька, — я с детства крови боюсь.
Марья отмахнулась от него и устало опустилась на стул около кровати. Что-то причитая себе под нос, камердинер взялся наводить порядок в комнате. Позвав на помощь лакея, сменил пропитавшееся кровью бельё на постели, сделавшись притом бледнее, чем простыня, которую он застилал.
— Откуда его привезли? — тихо спросила княгиня, когда прислуга закончила уборку.
— Знамо откудова. От цыган, будь они все прокляты, — злобно бросил камердинер, закрывая дверь за лакеем, уносившим бельё в прачечную.
— Ступай, — отпустила его Марья. — Я сама с ним побуду.
Митька поспешно ретировался в гардеробную, где спал обыкновенно на узкой кушетке, оставив барыню одну. Склонившись над Николаем, Марья отвела с бледного лба влажную тёмную прядь. Тяжёлый вздох вырвался из груди. "Господи, прости мне мои мысли грешные", — поправила она одеяло, натянув его повыше.
Глава 49
Простившись по обыкновению с Радой, Куташев спустился с крылечка и уж поставил одну ногу в сани, запряжённые тройкой гнедых, когда его окликнули.
— Не спеши, гаджо! — насмешливо улыбаясь, вышел из-за угла дома Шандор.
Молодой цыган остановился в нескольких шагах, окинул князя презрительным взглядом и сплюнул себе под ноги.
Куташев замер около саней, ожидая продолжения. Не спроста же его окликнули, не спроста назвали презрительным прозвищем, принятым у цыган по отношению к тем, кто не принадлежал к их племени.
— Говори, чего хотел, — не сдержался Николай, посчитав, что молчание Шандора больно затянулось.
— Я-то скажу, — подобрался цыган, глядя на него исподлобья. — Не зачем тебе к Раде ездить, голову ей морочить. Моя она, и Баро наш добро на свадьбу дал.
— Вот оно что, — ухмыльнулся Куташев. — Так это не тебе, а Раде решать, — повернулся он спиной к цыгану, собираясь покинуть табор.
Шандор в два шага настиг его и остановил, положив руку на плечо.
— Вот, что я тебе ещё скажу, князь. Любопытно мне, знает ли Рада о том, что у тебя жена и сын есть?
— Знает, — прищурился Куташев, скидывая ладонь Шандора с плеча.
— А княгиня твоя знает, где ты ночи проводишь? Хотел было я ей рассказать сегодня, с самого утра у дома твоего кругами ходил, надеялся увидеть. И увидел, — усмехнулся цыган, — да только подойти не успел. Вышла, вся в соболя укутанная, до моста дошла, оглянулась и извозчика остановила. Тут-то мне любопытно стало, к чему это княгине, при собственном выезде наёмного извозчика останавливать? — перевёл дух Шандор.
Куташев промолчал. Не дождавшись от князя реакции на свои слова, цыган продолжил.
— Хорошо, что воскресенье нынче, народу на улицах видимо невидимо, а то упустил бы я эти санки, — засмеялся Шандор. — Доехала твоя жена до Английской набережной, — не отводя взгляда от лица Куташева, продолжил Шандор. — Вижу, что знаком тебе сей адресок, — хмыкнул, он, заметив, как дернулась щека Николая. — Ты бы, князь лучше за своей женой приглядывал, чем к чужим невестам по ночам ездить, — презрительно бросил цыган.
— Лжёшь! — выдохнул Куташев, хватая наглеца за отвороты овчинного полушубка.
— Зачем мне лгать, да и откуда мне знать-то, что полюбовник твоей жены на Английской набережной живёт?
Не помня себя от гнева Николай встряхнул зарвавшегося цыгана и отшвырнул в сугроб.
— Пёсье отродье, — брезгливо отряхнул он руки. — Ваша порода, только и умеет, что брехать без повода. Воровать да лгать без стыда и совести, вот всё, на что вы способны.
Смуглое лицо Шандора потемнело от прилившей к лицу крови. Тёмные глаза сверкнули убийственной яростью.
Пренебрежение князя, его слова о никчёмности жизни в цыганском таборе разожгли в душе пожар ненависти, что углями тлела уже довольно давно. Что он может знать о жизни? Отродясь не знал ни нужды, ни горя!
— А Рада ведь тоже из нашей породы, весь род пороча, ты и её заклеймил, — поднялся Шандор.
— А что мне Рада, — усмехнулся Куташев, — в дни скуки — отрада, да и обходится недорого.
Не помня себя от гнева, застившего разум, Шандор схватил пригоршню снега и бросил в лицо Куташеву.
— Щенок! — утирая рукавом шинели мокрое лицо, князь шагнул к застывшему посреди двора цыгану.
Довольно сильным ударом кулака по лицу Куташев сбил с ног довольно щуплого противника. Вторично поднимаясь на ноги, Шандор вытер кровь из разбитой губы, опустил руку и нащупал рукоятку ножа за голенищем сапога.
— Не попадайся мне более! Удавлю! — прошипел Николай.
— Не успеешь, гаджо, — бросил цыган, рванувшись вперёд.
Сначала Куташев почувствовал только удар в живот, а спустя мгновение острая невыносимая боль, пронзила его, заставив согнуться пополам. Цыган успел ударить его ещё раз, прежде, чем княжеский возница опомнился и кинулся к нападавшему, повиснув у него на плечах со спины. Вырвавшись и, оставив в руках княжеского слуги овчинный полушубок, Шандор бросился бежать. Кучер растерялся. Толи за цыганом бежать, толи к князю на помощь броситься? Крик зазнобы барина, выбежавшей из избы и упавшей подле князя на колени, развеял морок, что нашёл на слугу.
Отшвырнув цыганку в сторону, княжеский возница склонился над барином.
— К дому, Егор, — выдавил Куташев, побелевшими губами.
Душная тьма озарилась призрачным светом, монотонный голос нараспев бубнил, что-то над его головой. Куташев силился понять, где он. Боль, терзавшая его тело в последние несколько часов, отступила, он, словно воспарил над ней и над собой. Смутные видения, мелькавшие в воспалённом мозгу, нежданно приобрели чёткие очертания, вселив ужас и панику. Гроб, и он сам в гробу в окружении близких и друзей. Священник медленно обходит вокруг него, качается в руках кадило, распространяя вокруг удушливый аромат ладана, жар от огня, воск, стекающий с оплывших свечей. "Нет! Не хочу!" — воспротивилось происходящему всё его существо. Но, сколько бы не силился очнуться от кошмара, морок, сковавший его разум, волю и чувства, не желал отступать. Николай хотел закричать, но горло сдавило какой-то неведомой силой, и ни звука не вырвалось из плотно сомкнутых уст.
Для Марьи потянулись долгие ночные часы, отсчитываемые мерным качанием маятника в напольных часах. Свечи в канделябре оплыли, догорели и погасли одна за другой с тихим шипением, оставив в воздухе сизоватые дымные кольца. Очнувшись от дрёмы, княгиня с тихим стоном поднялась со стула, затекли шея и плечи, спина не разгибалась. Положив руку на поясницу и стараясь ступать неслышно, она приблизилась к окну и отодвинула портьеру. Светало. В утреннем сумраке лицо князя выглядело мертвенно-бледным. Страх ледяной дланью сжал сердце, Марья вернулась к постели и опасливо дотронулась до покрытого испариной лба супруга. Тёмные брови Николая сошлись на переносице, хриплый вдох показался чересчур громким. Испуганно отпрянув, княгиня запуталась в тяжёлой бархатной юбке и опрокинула стул, с грохотом рухнувший на непокрытый ковром участок паркета.
- Предыдущая
- 133/161
- Следующая