Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия - Страница 157

Ежели он, не объясняя причин, решит порвать с ней, то того ему никогда не простят. Со временем о нём забудут, а Марья Филипповна найдёт утешение в других объятьях. Молодая красивая вдова, не лишённая состояния, не останется без внимания, ведь Сергей Филиппович не поскупится ради счастья сестры и непременно даст за ней хорошее приданое.　

Размышляя подобным образом, Андрей добрался до казарм, в которых царила страшная суматоха. Погружённый в собственные переживания, он совершенно позабыл, что ныне его полк снимался с зимних квартир и отправлялся в летний лагерь в Павловскую слободу под Красным селом. Заметив графа, несколько нижних чинов поспешили окружить его, у всех имелись вопросы по совершению перехода. Вынужденный вникнуть в суть дела, граф Ефимовский постарался отрешиться от занимавших его мыслей о Марье Филипповне. Выслушав обратившихся к нему вахмистра и унтер-офицера, Андрей пообещал разрешить возникшие у них затруднения и поспешил разыскать эскадронного командира. Эскадрон строился в походный порядок, в сутолоке Ефимовский насилу нашёл того, кто был ему нужен.　

— Ефимовский, я уж думал, нам без тебя выступать придётся, — хмурясь, ответил командир эскадрона Куракин в ответ на приветствие.　

Выслушав ротмистра, Александр Борисович досадливо отмахнулся:　

— После, Andre, на место прибудем, там решим, — быстро проговорил он, легко взлетая в седло.　

Ефимовский последовал его примеру. Наконец, полк выступил и длинной вереницей потянулся по улицам и бульварам к месту дислокации. Дорогою Андрей молчал, обдумывая свои дальнейшие действия. Дача в Красном селе, которую он снял на лето, ещё пустовала и была совершенно не готова к заселению. По прибытию на место надобно было распорядиться, чтобы доставили его личные вещи и произвели уборку в доме. Но прежде всего ему надобно было решить, что ответить Марье Филипповне.　

— Что-то ты нынче совсем не весел, — искоса поглядывая на Ефимовского, заметил Куракин.　

— Собираюсь принять самое важное решение в своей жизни, вот и мучаюсь сомнениями, — хмуро отозвался Андрей.　

— Ба, да неужели… — недоверчиво протянул Куракин. — И кто же та прелестница, ради которой ты готов расстаться со своей свободой?　

— Её имя тебе хорошо известно, — вздохнул Ефимовский и тихо добавил: — княгиня Куташева.　

Куракин задумчиво покрутил тонкий светлый ус.　

— Я не верил в слухи, что ходили о вас с ней, — вздохнул он, — но нынче она вдова… ежели тебя смущает, что она была женой Куташева… что станут говорить…. Впрочем, нет никакого смысла вспоминать о том. Nicolas умер, и на твоём месте я не стал бы раздумывать, а нынче же просил у Гринвальда разрешения на брак.　

Ободрённый словами старинного приятеля, Андрей чуть заметно улыбнулся.　

— Я так и поступлю. Как только устроимся на летних квартирах, я тотчас обращусь к Родиону Егоровичу.　

"Да, да. Всё правильно, — мысленно увещевал себе Ефимовский, — ежели не я, то другой со временем станет её мужем. Так или иначе, но от судьбы не уйти, а коли истина откроется, я возьму на себя всю тяжесть вины, ибо Мари не знает ни о чём, и никогда не узнает о том от меня".　

Приняв решение, граф заметно оживился, и до конца пути мечтательное выражение уже не сходило с его лица.　

Как только эскадрон разместился на месте, Андрей тотчас отправил к себе домой вестового с приказанием дворецкому и камердинеру перевезти его вещи и доставить на дачу пару горничных, дабы они привели помещения в жилой вид.　

Небольшой одноэтажный деревянный дом вмещал в себя две спальни, гостиную, кабинет и музыкальный салон. Осмотрев последний, Ефимовский пришёл к выводу, что в этой комнате вполне можно устроить детскую для Мишеля. Сама мысль о том, что он устраивает на лето не холостяцкую берлогу, а семейное гнёздышко, его взволновала необычайно, в душе он ощущал радостное возбуждение. Андрей критично осматривал убранство комнат, решая, что может понравиться Марье, а что стоило бы заменить. Ему хотелось непременно угодить ей, и в то же время он пришёл к подивившей его мысли, что при том, что они столь долго знают друг друга, он совершенно не осведомлён о её вкусах, пристрастиях и привычках.　

Прислуга прибыла наутро. Выслушав распоряжения барина, челядь недоумевала: на кой хозяину понадобилась детская? Но расспрашивать никто не осмелился. Из комнаты вынесли клавикорды, нотные пюпитры и прочую мебель. Работа закипела: мыли, тёрли, проветривали. Убедившись, что каждый занят своим делом, Андрей отправился к дому командира полка, тем паче, что ныне там его ждали к обеду, как и всех старших офицеров.　

Ефимовский не мог скрыть волнения ни во время трапезы, ни во время непринуждённой беседы на террасе, куда последовало всё собравшееся общество после обеда. Улучив минуту, он попросил Родиона Егоровича о разговоре с глазу на глаз. Гринвальд был настроен весьма благодушно, а потому с готовностью согласился выслушать.　

— Родион Егорович, я желал бы просить у вас разрешения на брак, — несколько смущённо обратился Ефимовский к командиру полка, едва они остались наедине в кабинете Гринвальда.　

— Признаться, удивлён, — не скрывая изумления, в которое его повергла просьба ротмистра, промолвил Гринвальд. — Обыкновенно подобные просьбы не являются для меня неожиданностью, но вы весьма искусно скрывались, Андрей Петрович, — Родион Егорович улыбнулся. — И кто же ваша избранница?　

— Княгиня Куташева, — выдохнул Андрей, чувствуя, как краска заливает его лицо. Гринвальд нахмурился и принялся барабанить пальцами по столу.　

— Стало быть, вдова Николая Васильевича.　

— Так точно, — Андрей затаил дыхание в ожидании ответа.　

— Надеюсь, вы хорошо обдумали своё решение, ротмистр? — Спросил со вздохом Гринвальд.　

У меня было немало времени для размышлений, ваше высокопревосходительство, — отозвался Ефимовский, глядя в пол.　

— У меня нет причин отказать вам в вашей просьбе, но примите дружеский совет, — Гринвальд умолк на некоторое время, обдумывая свои дальнейшие слова. — Не стоит устраивать пышных торжеств, прошло не так уж много времени, а у Николая Васильевича было много друзей и приятелей в полку. Многие из них могут счесть ваш брак с его вдовой оскорблением памяти князя Куташева.　

— Я понимаю и последую вашему совету, — отозвался Андрей, испытывая видимое облегчение от того, что его вопрос решился положительно.　

Тем же вечером адъютант Гринвальда доставил Ефимовскому запечатанный пакет, в котором оказалось разрешение на брак ротмистра Ефимовского Андрея Петровича с Куташевой Марьей Филипповной, подписанное командиром полка и разрешение на отпуск сроком в один месяц. К документам также прилагалось короткое письмо от Родиона Егоровича:　

"… Не благодарите меня. Помня Ваши прошлые заслуги, я не мог отказать Вам в такой малости. Надеюсь, месяца Вам будет достаточно для устройства Ваших дел".

Минул июнь. Тихо и скромно в Полесье праздновали день ангела Марья Филипповны. Не было ни шумного бала, ни фейерверков, из всех приглашённых были только Калитины и Василевские. Обедали в малой столовой, но, несмотря на небольшое общество, день для именинницы прошёл как нельзя лучше. Зная о страсти княгини Куташевой к охоте, Василевские ей в дар преподнесли щенка от лучшей борзой в своре старого генерала. Калитин, к вящему неудовольствию своей сестры, подарил племяннице лёгкое английское ружье.　

Павел Алексеевич, чувствуя себя несколько виноватым перед Марьей Филипповной, старался загладить свою вину всеми доступными ему способами, а потому был очень мил и разговорчив. Улучив минуту, когда княгиня Куташева оказалась одна на террасе, куда она вышла после сытного обеда подышать свежим воздухом, Василевский-младший в самых искренних выражениях попросил у неё прощения за своё совершенно недопустимое поведение. Будучи настроенной благодушно, Марья Филипповна выслушала его полную раскаяния речь и заверила молодого человека в том, что зла на него не держит.　

— Однако же, Павел Алексеевич, как бы я не дорожила нашей с вами дружбой, от дома всё же вынуждена вам отказать, — с мягкой улыбкой заметила княгиня.