Чёрный вдовец (СИ) - Успенская Ирина - Страница 37

– Сегодня вы два раза нарушили мои указания. Вышли из дома без надлежащего сопровождения и проникли в мою лабораторию, куда я вам категорически не рекомендовал проникать. Я вынужден запретить вам покидать дом вплоть до моего особого распоряжения.

Ринка с возмущением уставилась в черные как ночное небо глаза некроманта. Он хладнокровно запирает ее в четырех стенах, лишая даже иллюзии свободы? «Вы должны быть невидимы, неслышны и необременительны» – вспомнила она слова некроманта в первый день их знакомства. А она хотела просить у него помощи в оборудовании лаборатории! У этого… гада чешуйчатого?

– Вы не можете так поступить со мной!

– Еще как могу. – Людвиг не шутил. – Я ваш муж. Господин, властитель и прочая. Я говорю, вы беспрекословно выполняете, если хотите жить долго и счастливо.

Ринка не верила своим ушам. Да это домострой какой-то!

– Может, еще и к батарее меня прикуете? – прошипела она, сжимая кулаки.

– А это хорошая идея. – Людвиг потер лоб и чуть заметно скривился. – Сегодня же закажу для вас браслет со следилкой. По крайней мере, так я буду знать, где вы находитесь. Рина, не злитесь, – увидев бешенство в глазах супруги, устало попросил он. – Это для вашей же безопасности.

– О, да… наверное, так говорили рабовладельцы неграм, когда везли их из Африки закованными в колодки!

– Не перечьте, и мы не будем ссориться, – Людвиг оперся на спинку кресла правой рукой; левая явно плохо слушалась. – Ведите себя как положено примерной супруге, и у меня не будет повода вас ограничивать. А теперь поцелуйте меня.

От такого перехода Ринка опешила. В смысле поцелуйте?.. Ну уж нет, скорее она ему физиономию расцарапает!

– Пусть ваша француженка вас целует! – Ринка скрестила руки на груди и отступила еще на шаг.

Усмехнувшись, гад чешуйчатый покачал головой – без малейших следов раскаяния.

– Она больше не моя фран-цу-жен-ка.

Он с явным удовольствием повторил непривычное для астурийца слово, а Ринка на миг устыдилась, вспомнив, как сначала кричала, а потом, после выстрела, упала та девушка. Ни в чем, на самом-то деле, не виноватая. Вряд ли она могла отказать целому герцогу, да еще кузену короля.

Зря Ринка потеряла бдительность, – подумалось, когда Людвиг незаметно оказался рядом и прижал ее к себе, сорвал тюрбан с головы и запустил пятерню ей в волосы.

– Моя герцогиня – ты, – его голос стал ниже, коснулся ее кожи, словно бархат. А его черные, как бездна, глаза оказались совсем близко, так близко, что Ринка потерялась в них. – Рина…

Сердце забилось, как бешенное – от страха, и предвкушения, и… нет, Ринка не могла анализировать. К черту научный подход. Ей просто очень-очень хочется…

Когда губы Людвига коснулись ее губ, она еле удержалась, чтобы не застонать и не притянуть его к себе. Так было хорошо, так правильно и, наконец-то, безопасно! Словно в его руках никакие проклятые террористы не могли до нее дотянуться.

Плохо соображая, что делает, Ринка позволила ему вжаться в себя бедрами, и огладить свою спину – и ниже тоже, и сильнее, да… Все же она тихонько застонала, когда Людвиг оторвался от ее губ, но только затем, чтобы переместиться ниже, лаская ее шею. Она обняла его, едва не задев повязку на плече – и тоже распустила его волосы, сорвав ленту. Они были изумительно плотными, гладкими и тяжелыми, и пахли мятой и хвоей, и он сам пах мятой и хвоей, и еще немного чем-то неуловимо терпким и нежным, и его кожа была нежной, горячей и… когда он успел расстегнуть рубашку? Или это она успела?

Ринка с удивлением посмотрела на собственные пальцы, вынимающие из петли еще одну пуговицу… Что-то здесь не то! Она же зла на него! Почему же?..

Задуматься, что это с ней такое, она не успела. Людвиг с глухим стоном снова нашел ее губы, поцеловал жадно, голодно, и подтолкнул к столу – его Ринка почувствовала ягодицами… почему-то голыми… боже, когда он успел задрать на ней юбку?! Боже, как же хорошо… и как же хочется большего! Вот этого самого большого, что упирается ей в живот!

Опершись на плечо Людвига, она наконец-то обняла его еще и ногой, чтобы быть еще ближе, еще теснее! Зачем он надел эти чертовы штаны на пуговицах? Вот кто носит штаны на пуговицах?

Она сердито прикусила его за бицепс и дернула пояс – не расстегивается! Сделай уже что-нибудь, пока я… Пока я не умерла от нетерпения!

Он сам дернул проклятый пояс штанов, пуговицы со стуком рассыпались по полу, и Ринка наконец-то смогла почувствовать его – горячего, твердого, нетерпеливого. Он терся об нее, толкался, целуя ее обнаженное плечо… это было настолько прекрасно, и остро, и мало, что Ринка резко дернулась ему навстречу…

И ничего не получилось. Людвиг отшатнулся, схватив ее за бедра – сильно, жестко. Наверняка останутся синяки.

Ринка недоуменно подняла взгляд: что случилось, почему? Ты же хочешь!

Людвиг весь закаменел, глядя на нее непроницаемо-темными глазами. Только покрытое рисунком чешуи лицо искривилось в горькой усмешке.

– Какого черта?! – шепнула Ринка, потянувшись к нему, провела ладонью по покрытой твердыми пластинками щеке. – Людвиг?..

Горячий. Шелковый. Чешуя? Плевать, это не заразно! Даже красиво.

Она не успела вдохнуть, как все те же жесткие руки сдернули ее со стола, перевернули – и она оказалась животом на столешнице, с юбкой на голове, открытая и беззащитная… и чертовски возбужденная. Рука Людвига надавила ей на поясницу, заставив прогнуться, и Ринка нетерпеливо поерзала. Ну же! Какого черта ты ждешь?

И через мгновение закричала – о переполняющего ее жара, и самого правильного на свете движения, сильного, резкого, волшебно прекрасного! От остроты ощущения на глаза навернулись слезы, а пересохшие губы все пытались поймать немного воздуха… Ринка вцепилась пальцами в стол, чтобы не слететь с него к чертовой бабушке, и протяжно застонала:

– Людвиг!..

А дальше… дальше она не понимала – кричит она, или кусает собственную руку, или стонет. Было только движение, и жар двух тел, и жадные руки на ее коже, и хриплое слитное дыхание – пока внутри нее что-то не взорвалось и не рассыпалось, чтобы тут же собраться во что-то новое. Правильное. Усталое. Совершенно довольное и спокойное.

Правда, спокойствие не продержалось долго.

Едва стих бешеный шум крови в ушах и мир почти встал на место, до Ринки донесся топот, а затем дверь распахнулась.

Ринка вздрогнула, залилась жаром по самые уши и принялась судорожно поправлять юбку. Великий Ктулху, какой козел приперся в такой неподходящий момент?

– Сказал же, не заходить! – рыкнул Людвиг и тут же осекся. – Твою мать! Герман, какого демона?!

От двери послышались непереводимые выражения на смеси немецкого, французского и черт знает еще какого, среди которых проскакивало что-то о времени, которого нет, и приказах короля, которые надо исполнять, а не… На этом месте Ринка закрыла пылающие уши руками и попыталась спрятаться под стол, но ее загородил собой Людвиг. Ей было стыдно до ужаса, а еще она была зла. Почему, стоит только случиться чему-то хорошему, как тут же является какой-нибудь хрен собачий и все портит? А Людвиг! Какого черта он не выгонит этого своего Германа? Ему плевать, что все кто ни попадя пялятся на его полуголую жену?! Какого черта она должна прятаться в своем же доме?!

– …сейчас же в мобиль! Ты должен быть в портале полчаса назад! – граф Энн практически орал, и Ринке казалось, что мужчины вот-вот подерутся.

– Хватит, – ледяным тоном, который категорически не вязался с обнаженным потным торсом и штанами, придерживаемыми одной рукой, оборвал его Людвиг. – Выйди, я буду через минуту.

Послышался хлопок двери, Людвиг обернулся к Ринке – которой невероятно хотелось провалиться сквозь землю, а лучше – кого-то убить и в землю закопать. Может быть даже собственного супруга.

– Я уезжаю, Рина, – все тем же ледяным голосом. – Вернусь не позже чем через неделю. Из дома без сопровождения минимум двух слуг не выходить. Незнакомцев не принимать. В лабораторию не заходить. Ты поняла меня?