Попутчик - Лисина Александра - Страница 29

Таррэн вздрогнул и неверяще уставился на насупившегося пацана. Неужели правда? Преемник владыки и старший наследник темного трона был убит именно им?! Боги, боги, боги… Он догадывался, почти уверился в этом после того, как проник в память Литура, но как?! То, что погиб темный, — еще ладно. Такое изредка, но все же случается даже с самыми лучшими воинами и магами, ведь всего не предусмотришь и от судьбы не уйдешь. Даже бессмертные не могут ведать будущего. И, как оказалось, Талларен илле Л’аэртэ, старший сын владыки Л’аэртэ и надежда всего народа темных эльфов, здорово ошибся, когда похитил той ночью беззащитных детей! Ошибся в том, что убил ту белокурую девочку. И еще больше ошибся в том, что не сделал этого с ее старшим братом. Но почему после его смерти родовые клинки признали Белика хозяином?! Почему его родовые клинки теперь подчинялись человеку?! Маленькому Стражу, каким-то чудом уцелевшему после посмертного проклятия темного мага?! Ведь такого не бывает! Это просто невозможно! Талларен никогда не отдал бы их добровольно! А сами мечи никогда не признают никого, кроме своих, темных, да и то — только тех, кто равен бывшему владельцу по крови… тогда как Белик спокойно их касается, а мечи ему тихо поют. Небо! Действительно поют, как родному!

Пацан коротко сверкнул глазами и с вызовом посмотрел.

— Я же говорил, что магия на меня не действует, — напомнил он и внезапно жестко усмехнулся. — Да, ты прав: на мне кровь вашего наследника. Кровь сына вашего проклятого владыки и его смерть. Но на нем этой крови было намного больше. В том числе и моей. Он замучил до смерти мою сестру, он едва не убил моего друга, он одним словом уничтожил сторожу и всех, кто в ней был. Он заслужил. И поэтому я убил его: подло, в спину, вот этими самыми клинками. Да, это я его убил — твоего кровного родича! Я, слышишь?! Двадцать лет назад! В той самой стороже, которую он тоже осквернил! Это был я… Мстить будешь?

Таррэн покачнулся и судорожно сглотнул, в жуткой догадке воззрившись на нестареющее лицо почти тридцатилетнего человека, на котором так пронзительно выделялись зеленые глаза. И в них плескалось столько боли, столько застарелой ненависти, столько иссушающей злобы, так много осколков прежней жизни, разбитой совершенной рукой бессмертного, что он не удержался: со всего маху окунулся в чужую душу и на мгновение выпал из реальности.

— Лита-а-а! — ворвался в его уши изломанный детский крик. — Ты убил ее! Тварь! Чудовище… ты ее убил!

— И правда, — неприятно удивился знакомый до отвращения мелодичный голос, и перед его глазами на мгновение возникло изумительно красивое лицо — идеально правильное, по-настоящему совершенное, с чистыми изумрудными радужками, способными свести с ума любую женщину, и с мягкой улыбкой, от которой останавливалось сердце. Просто бог… почти такой же, как его дальний предок — Изиар. Говорят, тот был невероятно красив. Говорят, многие красавицы нашли погибель, утонув в его раскосых зеленых глазах. Говорят также, что все его прямые потомки унаследовали эту утонченную, изысканную, но порченую красоту. И почти все в той или иной степени были безумны.

Старший наследник древнего рода Л’аэртэ склонился над распятой на деревянном столе девочкой, чье жестоко изрезанное тело давно перестало походить на человеческое, и с досадой прикусил губу.

— Какая жалость! Она оказалась слишком слаба.

— Убийца!

— Умолкни, — вяло отмахнулся эльф, и вторая жертва едва не задохнулась от накатившей волны силы. Добившись тишины, Талларен илле Л’аэртэ ненадолго задумался. — Плохо. Второго такого экземпляра я уже не найду: смертные так редко дают миру красивых детей. Неужто я где-то ошибся в знаке? Неужто чего-то не учел? Придется начинать все с начала. Ну-ка, посмотрим…

— Мм…

Темный брезгливо приподнял кончик простыни, несколько мгновений изучал истерзанное детское тельце, пару раз ткнул в него ухоженным пальцем и наконец резким движением столкнул бездыханную малышку на пол. После чего так же задумчиво посмотрел на мечущегося на соседнем столе ребенка и равнодушно пожал плечами.

— Не волнуйся, и до тебя дойдет очередь. Жаль, что твоя сестра оказалась слаба. Но, кажется, я нашел ошибку: возможно, один знак придется сместить на спину, а два других сделать более… гм, да, пожалуй, они друг друга уравновесят. Плохо, что нет второй девчонки, так что теперь мне придется использовать тебя, мой смелый друг. Надеюсь, ты готов к боли?

— Мм!

— Вот и славно, — хищно улыбнулся эльф, мягким шагом подходя к своей жертве. В этот миг его лицо утратило очарование ангела, стало жестоким, властным, красиво очерченные губы капризно искривились, а в глазах появился стальной блеск, смешанный с быстро разгорающимся огоньком безумия. — Я не забыл твоего укуса, человечек. И ты тоже никогда его не забудешь. Клянусь именем Л’аэртэ, я заставлю тебя пожалеть о содеянном. Ты будешь молить о пощаде, кричать, но никто тебя не услышит… в стороже такие замечательно глубокие подвалы! А после того как я усилил их «Плащом молчания», тебя можно заживо резать, и никто не догадается.

Таррэн, глядя сквозь чужое сознание на ужасающе знакомое лицо, содрогнулся.

— Ну-ка, посмотрим, кто у нас тут… — Эльф низко наклонился и небрежным жестом сорвал одежду с неистово мечущегося ребенка. — Ого! Какой приятный сюрприз! Мм, какой же замечательный подарок сделала мне сегодня ночь. Жаль, что я начал не с того, но теперь, кажется, мне все-таки удастся закончить этот круг. Закрой глаза и не бойся, дитя, потому что это будет не больно… а очень больно! — внезапно рявкнул эльф. — Я не стану тратить силы на то, чтобы облегчить тебе жизнь!

Воздух душной каморки прорезал истошный детский крик, но эльф словно не услышал: лишь качнул на изящной ладони богато изукрашенный нож и со знанием дела коснулся острием влажной кожи.

— Вот и все, малыш… когда я закончу, ты больше не будешь человеком…

— Эй! Ушастый, ты чего?!

Таррэн жадно глотнул сухой воздух и судорожно закашлялся, внезапно осознав себя лежащим на земле и бездумно смотрящим в чистое небо. В горле до сих пор стоял душный ком, по вискам катились крупные капли пота, глаза нещадно жгло как от сильного жара, в горле стоял чад факелов подземелья, в груди поселилась дикая тяжесть, что мешала дышать, а кожа до сих пор горела от прикосновения эльфийского клинка.

Никогда раньше ему не было так трудно после слияния мыслей. Никогда не доводилось присутствовать в чужом прошлом самому, хотя перед его силой, бывало, отступали даже сородичи, но это…

— Таррэн! — вконец обеспокоился Белик и низко наклонился над смертельно бледным эльфом, с лица которого до сих пор не ушло выражение дикого ужаса. — Ты что, помереть тут собрался? У меня на руках, да? Решил сделать приятное? Э-э-э… погоди, я меч возьму, а потом скажу, что сам тебя убил. Хоть не так обидно будет: когда еще доведется безнаказанно ушастого зарезать? А тут такая возможность пропадает… Таррэн! Торк тебя возьми! Да очнись же, нелюдь ушастая!

Темный эльф наконец глубоко вдохнул и перевел остановившийся взгляд на перепуганную физиономию мальчишки, рядом с которым изящной статуэткой застыла неподдельно обеспокоенная хмера.

— Ну, слава небесам, живой, — с явным облегчением осел Белик. — Я уж подумал: все, хана нашему походу, потому что нет темного, нет и Лабиринта. А нет Лабиринта, значит, нет и амулета. А если нет амулета…

— Не продолжай. Я понял, — деревянным голосом отозвался эльф, с некоторым трудом приняв вертикальное положение.

Его взгляд медленно вернулся к парным клинкам, которые Белик так и не успел убрать. Пробежался по юному лицу, заглянул в глаза, которые действительно не могли принадлежать обычному смертному. И невольно задержался на слегка задравшемся рукаве, из-под которого на миг показались причудливые, идеально ровные, красиво переплетающиеся между собой линии.

Он снова увидел лишь краешек сложнейшего рисунка на изящном предплечье и тыльной стороне правой кисти, что алыми красками был отпечатан на безупречно белой коже мальчишки. А затем неожиданно осознал: следов от старых ран там не было. Совсем, будто недавно виденные разрезы полностью зажили, оставив после себя не жуткие рубцы, а лишь это странное, словно вытканное красными нитками полотно. Просто рисунок — дивный, неповторимый и ничем не напоминающий следы от эльфийского ножа, которым его некогда нанесли. Однако он все равно был страшным. Заставляющим содрогаться от невольного ужаса и стыдливо отворачиваться, потому что это были следы крови.